Шаги во тьме - Александр Михайлович Пензенский

ловчее бы у евреев торг пошел, ежели б за прилавком моя Настенька стояла. И браслетик к ручке приложить, и кулончик, извиняюсь, на грудь, и сережечки к ушку. Вот и доплевался, образина. Небось патлы свои длинные повыдергивал от досады.

Снова ожил колокольчик, разбудив кенара, и в салон вошел мужчина в визитке со щегольски нафиксатуаренными усиками, поклонился хозяйке, принялся разглядывать готовые букеты.

– Цыц, Цезарь! – шикнула на птицу Марья Кирилловна. – Александр Павлович, вы обождете? Я мигом.

Но Свиридов, пообещав в случае необходимости зайти еще раз, приложился к руке, надел шляпу и вышел из лавки. Оставалось еще осмотреть канцелярский магазин.

* * *

Но со вторыми соседями вышла осечка – у приказчика, что работал в пятницу и субботу, того самого предприимчивого Арсения Котова, сегодня был выходной. Пришлось возвращаться в участок, не получив всего, что было потребно.

Александр Павлович вышел на Садовую, сощурился на желтый блин солнца, вскочил на подножку трамвая, сунул кондуктору монету, проехался с комфортом до Сенной, а там вдоль канала к знакомым львам, сторожащим мостик, – и двадцати минут не заняла дорога. И это он еще успел освежиться на площади стаканчиком абрикосовой воды.

Постоял на покачивающемся мосту, покурил, щурясь на солнечную рябь, послушал колокола, а после поднялся к себе. Взялся уже было за дверную ручку, но раздумал, постучался к шефу. Владимир Гаврилович внимательно выслушал все новости, закурил, открыл маленький стенной сейф, достал оттуда какую-то папочку, протянул Свиридову. Александр Павлович развязал тесемки, с удивлением уставился на содержимое.

– Медвежатник? Думаете, он? Но как?

– Не он. Это Федор Ролдугин, но зовут его все Федька Мальчик. Специалист экстра-класса. Но это точно не он. У нас с ним уговор: в центре он не работает.

– Уговор?

– Было дело. Сейчас не важно. Но он мне должен. Вот что мы сделаем…

Филиппов сел, оторвал клочок от сегодняшней газеты, написал что-то карандашом, передал Александру Павловичу. Записка оказалась очень короткой:

«Помоги человеку. В. Г.»

Свиридов непонимающе посмотрел на начальника.

– Сегодня часикам к пяти отправляйтесь вот сюда – трактир «Кочерга». Место не самое жуткое, там ошиваются картежники, мошенники и вороватые приказчики. Заглядывает туда и Мальчик, каждый день. Прямо с порога можете справиться о нем у трактирщика. Мальчика часто подряжают обиженные работники, когда решают хозяина обчистить, так что никто не удивится, что вы его ищете. И нарядитесь попроще, чтоб не глазели. Загляните к нам в костюмерную. А Мальчику покажете мою записку. И свозите его в ювелирный. Думаю, он поможет в этой мистике разобраться.

* * *

Обыск дома Шеймана, как и ожидалось, ничего не дал. Ни одно из заявленных украшений в доме не нашлось. Потому Александр Павлович подобрал себе наряд на вечер: синие шаровары в тонкую полоску, заправленные в смазные сапоги, малиновую рубаху с косым воротом, жилет да синий кургузый пиджачишко – и ровно в семь стоял напротив жестяной вывески «Кочерга». Посмотрел по сторонам, поправил картуз, одернул из-под пояска рубаху и решительно спустился по ступенькам. Внутри было сумрачно, пахло кислой капустой и потом. Верхнего освещения не было вовсе, над стойкой висела керосиновая лампа с прикрученным почти до самого минимума фитилем, да в центре каждого из десятка столов тлело по свечке, пристроенной на перевернутой оловянной кружке.

Свиридов подошел к стойке, поманил трактирщика, вполголоса спросил:

– Мальчик не заглядывал?

Трактирщик, продолжая натирать не самым чистым полотенцем стакан, равнодушно ответил:

– Чего тут мальчикам делать? Мужчинское заведение. – Но тут же осекся под суровым взглядом. – Вам по какой нужде Мальчик-то потребен? Он абы с кем балакать не станет.

– Со мной станет. Как появится – на меня укажи. Понял? – И положил на стойку для верности пятиалтынный.

Трактирщик ловко смахнул монету полотенцем, услужливо оскалился:

– Покушать чего изволите? Али чаю хотя бы.

– Чаю.

Александр Павлович уселся в углу, с сомнением посмотрел на принесенный стакан, отодвинул в сторону. В трактир понемногу тянулись люди, кто-то сразу плюхался на лавки, кто-то подходил к трактирщику, но нужного человека все не было. Свиридов все-таки решился, сделал осторожный глоток. Чай оказался на удивление душистым.

Федька Мальчик объявился только на третьем стакане чая. Маленький, узкоплечий, словно и вправду подросток, развинченной пружинистой походкой делового человека подошел к стойке, что-то тихо сказал трактирщику. Тот так же тихо ответил. Оба засмеялись. Мальчик вытянул руку, в ней моментально материализовался тонконогий лафитничек с какой-то темно-рубиновой жидкостью. Деловой выпил, занюхал шарфом. Трактирщик перегнулся через стойку, зашептал что-то медвежатнику на ухо, ткнув пальцем в Александра Павловича. Федька моментально сузил глаза, засверлил взглядом сидящего в углу Свиридова. Потом стукнул легонько ладонью по стойке, ухватил за горлышко появившуюся бутылку того же рубинового цвета, другой рукой подцепил две рюмки, медленно подошел к полицейскому. Вблизи он на мальчика уже не походил – и складки от носа к уголкам рта прорезались уже намертво, и борозда между бровей прочерчена глубоко, и лучики в уголках прищуренных глаз поселились навечно. Федька ногой подпихнул под себя табурет, сел, не говоря ни слова, наполнил две рюмки, взял одну. Свиридов тоже молча поднял вторую. В тишине выпили. Жидкость оказалась наливкой, да такой приторной, что захотелось запить водой.

– Нравится? Для меня держат.

Свиридов молча протянул записку. Мальчик прочел, спрятал в карман.

– Чего надобно?

– Меня зовут Александр Павлович. Прокатимся?

Мальчик откинулся на спинку, заломил на затылок картуз.

– А ежели я занят?

– Ежели занят, то прокатимся в другое место.

Федька помолчал, потом решительно закупорил бутылку, сунул в карман, поднялся и нарочито громко сказал:

– Ну поехали, побалакаем за твоего медведя[10]!

И первым двинулся к выходу.

Через полчаса в коляске тряслись уже трое – заехали по дороге за стариком Шейманом. Тот дрожал не столько от езды, сколько от соседства с человеком явно бандитской наружности, но молчал, лишь шевелил губами. То ли молился, то ли проклинал весь этот несправедливый и жестокий мир. Возле лавки долго возился с замком, гремел ключами, но подсветить себе так и не разрешил. Наконец справился, впустил гостей, вошел сам, зажег свет и встал черной согбенной тенью в углу, со скорбным видом наблюдая за происходящим.

Медвежатник осмотрелся, подошел к окну, подергал рамы, заглянул во вторую комнату, внимательно изучил вентиляционную отдушину и только после всего этого подошел к сейфу. Присел на корточки, сунул нос в скважину, буквально понюхал что-то, достал из кармана часовой монокуляр, долго разглядывал дверцу снаружи и изнутри. Наконец, поднялся, повернулся к Свиридову:

– Птички где?

– Кто?

Мальчик сплюнул:

– Струмент показывай, говорю.

Свиридов кивнул, достал из сумки рогожный сверток, разложил на