Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой

— Лукавите, любезнейшая Аполлинария Лазаревна, — погрозил мне пальцем Кроликов. — Не вы ли нападали на сыскную полицию за нерасторопность и благодушие? Вне всякого сомнения, захотели сами взять расследование в свои руки. И что же вышло? Отделению — убийство, а вам — скандальная известность. Вот что делается, когда сапоги начнет тачать пирожник. Поэтому и обращаюсь к вам пока с просьбой: расскажите, почему вы пошли именно в публичный дом мадемуазель Ксении Блох и что там искали? Еще более обяжете, если поделитесь, что же вам удалось там отыскать?

Полина посмотрела на меня вопросительно, а я чуть пожал плечами, мол, буду поддерживать ее во всем.

— Хорошо, я расскажу вам, Ипполит Кондратьевич, — Полина кивнула. — Все началось с письма, которое прислала мне моя подруга Юлия. Она в нем описывала бывшую институтку, старше нас по году выпуска, Ксению Блох, которая, как и несчастная Анна Егорова, и Настенька, а быть может, и многие другие институтки, о которых нам ничего не известно, стала жертвой преступного сладострастия г-на Ефиманова. Но в отличие от пепиньерки Егоровой, m-lle Блох нимало не тяготилась своим положением, а наоборот, научилась извлекать из него определенную пользу.

— Весьма интересно, — пробормотал Кроликов. — Весьма… Вы позволите мне глянуть на это письмо, уважаемая Аполлинария Лазаревна?

— Только держите его содержание в секрете, прощу вас, все-таки это частное письмо моей подруги, и мне бы не хотелось…

— Не извольте беспокоиться, г-жа Авилова. Кроме как по служебной надобности это письмо никто не прочитает. Продолжайте.

Я смотрел на мою обожаемую Полину и восхищался. Как она спокойна, как держится! И в такой момент не забывает о конфиденциальности отношений с подругой. Даже немного отвлекся, рассматривая луч света, игравший ее развившимся локоном. Из небытия меня вывел ее голос, произнесший мою фамилию:

— …И тогда я попросила штабс-капитана Сомова сопровождать меня в публичный дом, где намеревалась найти m-lle Блох и поговорить с ней.

— Почему же вы этого не сделали, придя на место? — спросил Кроликов, избегая называть вещи своими именами.

— Прежде всего я увидела хозяйку публичного дома, невероятно толстую и в вуали, прячущей уродливый шрам на лице. Трудно было представить, что она захочет рассказывать мне о тех временах, приведших к ее нынешнему состоянию. Чтобы немного оттянуть время, я села за рояль и спела романс, попутно размышляя, где же мне добыть хоть немного сведений. И тут случай пришел мне на помощь. В зал вошли две проститутки. Одна, обычная накрашенная брюнетка, а вот другая была одета в институтскую форму, точь-в-точь такую я носила в отрочестве — камлотовое платье, передник и пелеринка на плечах. И я поняла, что мне нужно поговорить с ней. Ведь любители молоденьких девиц будут приходить к m-lle Блох не для того, чтобы наслаждаться видом ее шрама, а именно за такими девушками, вместе с платьем надевающими на себя маску невинности.

— И вы решили поговорить с ней, а для этого пошли к ней в комнату?

— Да, — ответила Полина.

— И она вас не разоблачила? — изумился Кроликов, но тут же поняв двусмысленность своих слов, добавил: — Она не поняла, что вы — женщина?

— Люба не успела. Сначала мы немного поговорили, а потом в комнату вбежала хозяйка и сорвала у меня с головы парик.

— Как вы думаете, откуда она узнала, что вы — женщина?

Полина недоуменно посмотрела на него:

— Помилуйте, Ипполит Кондратьевич, да откуда мне знать? И, вероятнее, никто уже не раскроет, каким образом покойной стало известно об этом. Наверное, у нее был большой опыт по этой части. Впрочем, какую ценность могут иметь мои измышления по сравнению с событиями, увиденными собственными глазами?

В очередной раз я мысленно восхитился ею. Полина не теряла присутствия духа ни при каких обстоятельствах! Решив немного помочь ей, я вмешался в беседу:

— Может быть, в комнатах есть отводные трубки, а владелица заведения подслушивала разговор? Я читал, так в одном замке делали, и все секреты становились явными. Надо у девушки спросить, с которой г-жа Авилова разговаривала, есть ли у нее в комнате такая трубка или нет?

— Зачем же спрашивать? — Кроликов повернулся ко мне. — Мы уже там с утра обыск провели. Никаких трубок, ловушек и прочих монтекристовских подземных ходов не обнаружено. Обычные стены, тайников нет.

— А девушку, Любу эту, спрашивали? Мне денщик сказал, что ее в тюрьму посадили.

Сыскной агент внимательно посмотрел на меня, потом на Полину, словно взвешивая, говорить или нет, и произнес после паузы:

— Не посадили, врет ваш денщик. Пропала Люба, или правильнее, Прасковья Маланьина, крестьянка Псковской губернии.

— Как пропала? — воскликнули мы с Полиной в один голос.

— Очень просто. Нет ее нигде. В розыске она теперь. Так что если вдруг каким боком узнаете — покорнейше прошу сообщить в полицию.

Сыскной агент поднялся со стула, пригладил усы и, надев форменную фуражку, откланялся. Уже в дверях обернулся и сказал серьезным тоном:

— Отеческий совет, Аполлинария Лазаревна: не ищите приключений, они вас сами найдут.

И вышел из гостиной.

Вот такие дела творятся, Алеша, в старинном сонном N-ске.

Пойду немного посплю, уже третий час ночи.

Твой друг Николай.

Мария Игнатьевна Рамзина — графу Кобринскому, Петербург.

Здравствуй, Викентий Григорьевич!

Сразу же, как получила твое письмо, прочитала не откладывая. Ты просишь поспешествовать тебе в одном деле. Что ж, я всегда рада тебе угодить, ведь ты не чужой мне человек.

Третьего дня послала Полине письмо с просьбой навестить меня, старую тетку. Ее дома не оказалось, слуга вернулся ни с чем. На следующий день тоже ни слуху ни духу, а вот вчера она у меня объявилась, но до этого узнала я, что ввязалась племянница в неприглядное дело. В дом Рамзиных приходила полиция! И не по адвокатской надобности, а с подозрениями! Никогда не было в нашей семье подобного позора, и вот дождались!

Даже если бы ты меня не попросил поговорить с племянницей, я бы все равно ее вызвала к себе. Негоже так поступать! Ко мне уже и Наталья Лаврентьевна, почтмейстерша, заезжала, и первая сплетница нашего N-ска, Аделаида Федоровна. Чего только не говорят, какую только напраслину не возводят, и все корни оттуда идут, из этого змеиного гнезда Елизаветы Павловны, будто на ее «четвергах» больше и говорить не о чем, как о нашей семье.

Не спорю, Полина тоже хороша. Так испортить себе репутацию, посещать притоны — я всегда говорила, что воспитание Лазаря Петровича до добра не доведет. Если бы я тогда не настояла на определении девушки в институт, сейчас и не знаю, что с ней стало бы!

Что-то я заговорилась. Вернемся к нашим баранам, то есть к твоей просьбе.

Я всегда говорила, что у тебя доброе сердце! И когда ты написал, что хочешь представить на комиссию императорского географического общества бумаги и записи Авилова, дабы впоследствии, после высочайшего одобрения, издать книгу его путешествий, я даже всплакнула. Так заботиться о нас, живущих в провинциальной глуши. Так вот зачем ты спрашивал о моей племяннице! Прочитав, что я пишу о бедной вдове, решил помочь, а заодно и прославить нашу фамилию.

Честь тебе и хвала, Викентий! Знал бы ты, как я сожалею о ее поведении, особенно после твоего благородного предложения.

Итак, вчера моя беспутная племянница, наконец, изволила посетить меня. Все-таки я ее люблю, Викентий. Всем хороша: и статная, и умница редкостная. Тоща только, да ничего, после родов наберет округлостей. Выдать бы ее замуж, чтобы голова не болела у меня, как пристроить племянницу. Грешным делом думала я, что ты ею интересуешься, жениться хочешь, потому что холост всю свою жизнь. Ошиблась.

Опять я заговорилась. Впрочем, в мои годы это не мудрено.

Полина была прекрасно одета. В простое полотняное платье, сидевшее на ней, как влитое. Я даже не удивлюсь, узнав, что она не носит корсета. С ее привычкой заниматься лаун-теннисом всего можно ожидать.

Поцеловав меня, она села напротив и посмотрела мне в глаза:

— Как вы себя чувствуете, тетушка?

— Твоими молитвами! — не удержалась я. — Скажи мне, душа моя, что за слухи о тебе по городу ходят?

Она сделала вид, что не понимает, о чем я толкую:

— Какие слухи, Мария Игнатьевна?

— А такие, моя милая. Будто подозревают тебя в убийстве кокотки. Может, и не сама убила, но при этом присутствовала. Люди говорят.

— Люди говорят глупости, — резко ответила она. — И слушать их, только время терять. Ведь вы меня не за этим позвали, тетушка? Чтобы я выслушивала сплетни записных болтушек, как Наталья Лаврентьевна и Аделаида Федоровна.

И все-то она знает!

Полина отпила чаю и резко сказала:

— Если вы за этим позвали, то мне лучше будет уйти. Дела накопились.