Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

Веневицианов замер и оглядел собеседников так же сверху, так же по-царски, со значением.

– Места службы, служебные функции?… – засверкали глаза у первого.

– Круг полномочий, род деятельности?… – подхватил второй.

– Сбор секретных сведений, – подвёл черту Веневицианов. – Да, друзья мои, вы оба совершенно точно определили род шпионской деятельности этого выродка. Именно для этого он собрал своих бывших сокурсников в питейном заведении. Чтобы, подпоив, выведать особо секретные сведения о месте их службы. С одной-единственной враждебной нашему государству целью. Для передачи агентам западных стран. Арабам. Они же постоянно вокруг него крутились и крутятся.

Веневицианов, победным жестом отодвинув кресло, поднялся из-за стола, вскочили и двое его приглашённых.

– За дело, друзья. – Он пожал им руки. – И последний совет. Его следует брать в Москве. К чему будировать нашу общественность? Они и заниматься будут сами, чтобы нам не нервировать несостоявшегося тестя.

И все трое злорадно прыснули в кулачок, а потом похоже выдали и по смешку каждый.

Нат Великомудрый

Всю оставшуюся до утра ночь над Лаврентием колдовала Варвара, спасая его подорвавшийся со всех сторон тонкий организм. И тело, и нервы, да и душа ни к чёрту, весь аппарат и отдельные части – ноги в особенности, и нос нуждались в тщательной профилактике. Тазик с горячей водой и горчицей для нижних конечностей, кастрюлю с булькающей картошкой для дыхательной системы, а махровое полотенце на разламывающуюся голову. В таком состоянии с полчасика, потом три стакана «кисленького», опять же аспирин из родительских запасов и в постель, где жаркое Варькино тело…

Проснулись они за полдень от надрывающегося идиотски пронзительного звонка.

– Междугородний, – плаксиво определил Лаврентий, но сталь уже пробивалась в его голосе твёрдым «эр». – Родители? Откуда им? Кого разбирает?

– Вставать пора, – пропела Варька над ухом, перепорхнула через него, подала трубку и помчалась на кухню ставить кофе.

Так Лаврентий узнал о загадочной гибели Инки и, когда запиликала, загудела сигналами отбоя трубка в его упавшей руке, нелепые, страшней одна другой несуразные мысли забегали, заметались в сознании.

– Варька! – позвал Лаврентий обречённо и тяжко. – Варька! Вот чёрт! Хоть не просыпайся.

– Что случилось, Лавруш? – принеслась к нему она, бесстыже голая, с двумя чашками на блюдечках в руках. – Павел Моисеевич?

Лицо её несравненного Лавруши было белее подушки, однако белизна эта шла не от вчерашних приключений или ночного времяпрепровождения, глаза его горели новым нездоровым лихорадочным светом, и взгляд этот, кроме ужаса и страха, ничего не выражал.

– Всё! – тихо изрёк Лаврентий. – Погиб я. Теперь настала моя очередь.

– Что ты! Что ты! Бог с тобой! – оставила чашки на полу Варька и бросилась обнимать его, прижимать к груди, как ребёночка. – Кто же звонил-то? Дьявольское наваждение, как есть! Трое суток на нервах! И не видать ни конца ни края.

– Теперь за мной придут, – ещё мрачнее прошептал Лаврентий.

– Свят! Свят! Свят! Спаси и сохрани!

– Тише! Не поможешь.

– Ты расскажи, Лавруш. В чём дело-то? – Варька так и села на пол перед кроватью.

– Рассказывать мне нечего, – вытаращил на неё глаза Лаврентий. – Могу только гадать. Сам не знаю ничего. Одни предположения.

– Ушастый! Он, гад! И здесь проклятущий? – сердцем угадала Варька.

– Ушастый? – задумался, не спуская с неё глаз, Лаврентий, но остыл тут же, махнул рукой. – Пустое. Я о другом. На нас охота!

– Чего?

– На нас охота идёт, понимаешь?

– Что-то уж заплёлся ты, Лавруш, совсем… Что-то уж слишком… запутался…

– Вот, кумекай своими куриными мозгами. – У Лаврентия засветилось подобие осмысления в глазах. – Сколько нас было-то в тот вечер? Весёлая наша компания-то?…

Он, будто заглядывая в себя, в самые глубинные точки погрузившись, оттуда, из глубины, начал медленно извлекать:

– Так… Первая она. Светка…

– Что ты! – начала было Варька.

– Светку тоже считаем, она должна была явиться, но не пришла.

– Что же ты мёртвую-то тревожишь? – вступилась всё же Варька.

– Погоди ты! – оборвал он её. – Светка и Вадим, Мартын и Димыч, Инка с Семёном и я. Итого семеро… Светка, значит, в ванной оказалась, эти двое – в тюрьме, разодравшись в пух и прах; выпадают четверо. Инка головой о бетонку под балконом у Поленова на работе; остались мы с Димычем, так как Семён в Саратове пока.

– Ты с Димычем?

– Сама понимаешь… Считай.

– Нет. Он не с тобой, – нерешительно поправила его Варька. – Он весь день вчера с этим… с Ушастым, который до этого с утра нас разбудил. Он не с вами…

– Димыч с ним… Ты права. Но тогда и Инка тоже?… Подожди, а что же она на бетонке оказалась?

– Мёртвая?

– Я же тебе сказал. Семёну в Саратов позвонили из милиции. Начальник угро с ним говорил сам. Расспрашивал всё по мелочам…

Лаврентия как будто осенило и даже с постели подбросило. Он, оборвав речь на полуслове, вскочил и заметался по квартире.

– Ты чего? – испугалась Варька. – Чего ищешь-то, оглашенный?

– Одежда моя! Штаны! Куртка! Где? – уставился он безумными глазищами на Варьку. – В чём я в тот вечер от Туманских вернулся? Где всё?

– Кое-что было в стирке, – растерялась совсем перепуганная Варька. – Сушила потом. Высохло уже, наверное. А верхнее – на вешалке в коридоре.

Сломя голову Лаврентий понёсся в коридор, послышался шум падающих вещей, предметов.

– Не убейся там, сумасшедший, – бросилась к нему Варька. – Скажи, что ищешь-то? Может, я?…

– Тетрадочка! – припал к её лицу Лаврентий и зашептал, путаясь и сбиваясь: – Тетрадочка! Маленькая такая… Забыл я всё, чёрт! В трубочку он её мне скатал. Семён. Просил схоронить. Лень было ему домой нести. Да врёт всё! Своей лахудры боялся! Инка ему дала Светкину тетрадку, а он от своей Томки скрывал. Лазает она у него по карманам. Всё любовные записочки ищет. Ревнует! Вот дура! Семёна ревнует! На нём пробы негде… Он мне и сунул её. А я спьяну забыл всё. Куда же она делась? Нет в одежде-то… Куда? Неужели потерял? Как я забыть-то мог?

– Пить меньше надо, – покачала головой Варька. – Доведёт тебя эта компания до «белочек».

– Какая компания?! – взвился Лаврентий и схватился за голову. – Нет уже никого! Поубивали всех! Да, слушай! Мать-то Светкину… Софью Марковну-то… тоже чуть не убили! Семёну милиционер сказал. В квартире Вадима её убивали. На следующий день!

– Что же творится! – заохала и Варька. – Что же делается!

– Он Семёна предупредил, чтоб поглядывал, когда возвращаться будет.

– Чего? Зачем?

– Дура! Я же говорю, на нас охота! Только мы-то тут при чём? И Софья Марковна здесь – случайный человек. Семён говорит, что она под руку подвернулась. Сама наскочила. Случайно.

– Кому подвернулась? На кого наскочила?

– Ты мозгами крути! Убийце