Господин следователь. Книга 3 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Все-таки, профессия накладывает отпечаток. Поглядываю на народ, отмечая не только зевак, но и щипачей. А тут вон, знакомая рожа. Кажется, прицеливается к чужому карману.

Фамилия Вострютин. А звать, если не ошибаюсь, Сидором. Допрашивал я его как-то, мировой судья должен был месячишко дать.

— Сидор, решил в Новгород перебазироваться?

— А…? Что? И чё?

Вор-карманник не враз понял, кто с ним заговорил. Дернулся, но осознал, что держат крепко. Вытаращился.

— А что, ваше благородие, вы теперь в Новгороде?

— Как видишь, — усмехнулся я. — А ты опять за свое? Карманы чистишь, пока народ на Петрушку пятится?

— Чё сразу карманы-то? — загнусавил щипач. — Шелмимо, поглазеть решил.

— И паспорт в порядке? — поинтересовался я. Городовым сдать, что ли? Нет, к чему мне это? И холодно, а еще у парня под глазом расплылся синяк. Махнул рукой.— Ладно, твое счастье, что я в отпуске. Иди-ка отсюда.

— Благодарствую, — осклабился воришка, скрываясь в толпе.

Пожалуй, пойду-ка и я дальше. Да, на месте ли бумажник и часы? С таким народом пообщаешься, не только деньги и ценности проверь, но и количество пальцев на руках. Все здесь.

Только отошел, услышал.

— Бонжур, мсье Жан.

Это что за барышня такая? Снова знакомая? Именно. Одета подчеркнуто чистенько и скромненько, в коричневом пальто, что носят гимназистки из «Мариинки», в меховой шапочке, а белоснежный шарфик оттеняет белизну лица. Может, кто-то из одноклассниц Лены? Девчонок, хотя и разогнали по домам из-за карантина, но под домашний арест не определили. Родители могли в Новгород отправить на праздники.

Нет, это явно не гимназистка, мордашка не тянет на юную девушку — не шестнадцать-семнадцать лет, а двадцать с лишним, поближе к тридцати. А еще — крашеные губки. Только здесь и узнал, кому в девятнадцатом веке дозволялось красить губы. Ба, так это «Сонечка Мармеладова», сиречь, Стешка. Та самая девушка нетяжелого поведения, из-за которой рухнула деловая репутация купца первой гильдии.

Судя по всему, под «гимназистку» работает.

— Бонжур, мадмуазель Стефи, — поздоровался я с девушкой. — Парле ву франсе?

— Да ну, какое парле? Не бог весть что — выучить пару фраз, но на купцов впечатление производит, — деловито сообщила «гимназистка». — Любят они чистеньких, да образованных, хотя, какая разница, кого мять в постели?

Беседовать с проститутками о пристрастиях купцов не слишком хотелось, поэтому, собрался пойти дальше, продолжить осмотр, но «Соня Мармеладова» спросила:

— Иван Александрович, вы помните, что за мной должок?

— Должок? — удивился я. Попытался вспомнить, но не смог. Когда я ей деньги в долг давал?

— Так в нашу прошлую встречу я обещала, что готова вас обслужить по наилучшей таксе, почти даром, из уважения и дружбы.

— А, вы про это, — усмехнулся я. — Благодарю, конечно, но не нужно.

— Брезгуете, что ли? — поинтересовалась девушка безо всякой обиды. — Меня и в Череповце каждый месяц доктор осматривал, и здесь уже записалась на прием, все в порядке. И клиентов у меня не так много — могу себе это позволить, не заезжена, как иные-прочие.

— Чего это вы все в губернию-то намылились? — вздохнул я.

— А кто еще из наших приехал? — забеспокоилась Стешка и заоглядывалась. Можно подумать, что я пасу череповецких шлюшек.

— Кто из ваших подружек — не знаю, не слежу, но воришку знакомого узрел, — усмехнулся я. — Его уже кто-то приласкал.

— Это вы про Сидорку? Так мы вместе и приехали. Четвертый день уж пошел, как мы в Новгороде. Я вот, к народу присматриваюсь, да и он собирался на работу выйти.

Понятно, откуда дровишки, то есть, пальтишко. Ишь, прибеднялся Сидорка —бедный-несчастный. Такое пальто, худо-бедно, двадцать рублей стоит. И шапочка, со всем прочим. И денежка у Вострютина в Череповце заработана, тут бы еще не успел.

— Зато ему уже под глаз засветили, — усмехнулся я.

— Он вчера неудачно в лавку зашел. И всего-то поговорить хотел — нет ли работы, а приказчик с хозяином его взашей, да еще и по морде съездили. Я предлагала Сидорке котом стать, не хочет. Мол — коты, они все мерзавцы и лодыри, за счет бабы вору жить невместно. Одел, и за то спасибо. Но с котом бы и мне спокойнее, и ему хорошо. Неужели бы я его не прокормила? Рубль-два в Новгороде заработать можно.

— А чего тебе в Череповце не сиделось? — поинтересовался я. — Понимаю, в губернском городе возможностей больше, но ведь здесь и конкуренция выше. Своих, небось, хватает.

— И вы еще спрашиваете, чего не сиделось? Креста на вас нет! — возмутилась Стешка.

— Степанида, а я каким боком? — удивился я. — А крест, — похлопал по груди, — имеется. Вон, даже два, — вспомнил про орден.

— А по чьей милости «Англетер» закрыли? — окрысилась шлюшка. — «Англетер» закрыли, Анастасия Тихоновна в тюрьме, а в другие гостиницы мне хода нет, там и клиентов-то столько не бывает, сколько девок. Пойду — поймают, волосья выдерут.

— Волосы, — поправил я.

— Что, волосы? — не поняла Стешка.

— Если собираешься под гимназистку косить, говори правильно — волосы, не волосья. Мне все равно, но клиенты удивляться начнут. И еще парочку слов французских запомни.

— Косить — это что? Притворяться?

Молодец, на лету схватывает, не то, что некоторые.

— А какие слова посоветуете запомнить? Я кое-какие уже знаю. Клиенту нравится, если я под ним глазки закатываю и шепчу — шарман… Еще мерси знаю, оревуар и комси-комса.

Ишь, жучка. Но правильно делает, что интересуется.

— Ругаться научись. У французов ругательств немного, но слово мерде — дерьмо, запомни, а еще — кюль, задница.

Эти словам меня Наталья не учила, запомнил еще из прежней жизни. И кое-что хотел узнать у Степаниды, но чисто по делу.

— Хотел спросить — если клиент э-э девушку, вроде тебя, в гостиницу приглашает, вы хозяйке что-то отбашляете?

— Отбашляете? — наморщила лоб девица.

Зря похвалил.

— В том смысле — если клиент платит, вы с этих денег что-то Анастасии Тихоновне отстегивали? То есть — процент отчисляли?

— Как и везде — десять процентов. — хмыкнула «гимназистка». — А как иначе? Но в «Лондоне» или «Вене» деньги сразу надо отдать, а «Англетере» счет в конце месяце выставляли. Анастасия Тихоновна все записывала, потом мальчонка бумажку приносил и деньги забирал.

— И сколько выходило для хозяйки, если не секрет?

— Какой тут секрет? Мне скрывать нечего, — хмыкнула «гимназистка». — Иной раз два рубля в месяц, иной раз три. А как-то раз — в прошлую ярмарку, так десять ей отдала. От сердца отрывала, с кровью. Мне за эти деньги потрудиться пришлось, но куда деваться?

Если процент два –три рубля, то двадцать-тридцать рублей в месяц Стефи имела. Столько на заводе Милютина рабочие зарабатывают. Но этом мужики. Прислуга женского пола получает восемь-десять рублей в месяц. Пожалуй, Стешка богачка.

Нет, ни за что бы не подумал, что в захудалом городишке такой спрос на проституток. Кажется, у нас и мужчин-то столько нет? Или я чего-то не понимаю?

— А если не отдавать?

— Не отдавать… Маруська из Шухободи решила не отдавать — мол, жирно будет, каждый месяц треху тащить, так пришел Николай — супруг Анастасии Тихоновны, с Терентием, их работником, они ее вдвоем насильничали, а потом так отмудохали, что девка месяц на работу не выходила. А потом и совсем уехать пришлось. Не то в Вологду подалась, не то вовсе, в Питер. Тихоновна ее в гостиницу перестала пускать, мальчонку тоже не посылает. У нас ведь половина клиентов через гостиницу идет. Не сами клиенты по улицам бегать станут? Мальчонке шепнут, а тот за нами прибежит. А дома, какая работа? Хозяйка враз выставит, а клиенты у нас все женатые, к себе домой тоже не позовут. Крутись, как хочешь. А неженатые тоже не слишком-то приглашают. Знаю, что вы с неделю назад без хозяйки остались. Могли бы меня позвать на хозяйство. И печку бы вам истопила, и готовить умею, и развлекла бы… Но это, если бы пожелали. Одинокому мужчине трудно в доме. И печку топить нелегко.