Смерть приятелям, или Запоздалая расплата - Игорь Владимирович Москвин

тяжело вздохнул и с минуту поразмышлял, теребя пальцами ус.

— Господа, мы забыли об одном обстоятельстве, — наконец произнёс Владимир Гаврилович.

Три пары глаз выжидательно уставились на начальника сыскной полиции.

— Мы с вами не проверили завещание господина Власова. Кому должны достаться капиталы нашего Казановы? Вот завтра с утра, Николай Семёнович, этим и займитесь. Как я понимаю, с аукционной камерой вы завершили?

12

Исполняющий должность командира лейб-гвардии Сапёрного Батальона полковник Тарасевич скривился, словно от зубной боли, когда его адъютант, штабс-капитан Тотлебен доложил о приходе двух гражданских лиц, представившихся как начальник сыскной полиции столицы Филиппов и его помощник.

— Что им надо? — спросил Михаил Михайлович, стоящий у окна.

— По вопросам службы.

— Нашей или их? — пробурчал высокий и стройный, довольно молодой полковник, обратив взор серых глаз на штабс-капитана. Немного подумал. — Пригласите.

Тотлебен вышел.

Через несколько секунд дверь отворилась, и вошли два господина. Один — низкорослый, плотный в кости, с пышными усами, держал в руке шляпу.

Адъютант не прислуга, промелькнуло в голове у полковника.

— Начальник сыскной полиции надворный советник Филиппов Владимир Гаврилович, — отрекомендовался вошедший после того, как поздоровался, и тут же представился второй:

— Чиновник для поручений Лунащук.

— Чем обязан, господа? — голос полковника звучал начальственно-глухо, но вполне отчётливо. Видимо, выработал за время службы.

— Господин полковник, разрешите? — Филиппов указал на стул.

— Да, присаживайтесь, простите, что не предложил, — Тарасевич прошёл к столу и сел напротив Владимира Гавриловича, устремив холодный взгляд на нежданного гостя. — Как я понимаю, разговор предстоит непростой и долгий? — в его тоне послышалась иронические нотки.

— Михаил Михайлович, вы не будете против, если я буду вас так называть? Мы — люди штатские.

— Хорошо, — кивнул полковник. — Так с чем вы к нам пожаловали? Кто из моих сорванцов, — последнее слово было произнесено Тарасевичем с какой-то отеческой нежностью, — отличился на сей раз?

Филиппов про себя отметил это «на сей раз».

— Михаил Михайлович, — нарочито глубоко вздохнул Владимир Гаврилович, — нашей службе поручено дознание тяжких преступлений, в том числе убийств. — На лице полковника появилось заинтересованное выражение, и он подался вперёд.

— Так вот, сейчас мы расследуем обстоятельства насильственной гибели одного горожанина, и по воле злого рока один из ваших офицеров, — глаза исполняющего должность командира батальона сузились, — оказался давним знакомым убитого. Поэтому нам хотелось бы его расспросить и задать несколько вопросов, имеющих важное значение. Не исключено, что они помогут нам в изобличении преступника.

— Владимир Гаврилович, если я правильно понял, офицер приятельствовал с убитым?

— Совершенно верно.

— То есть он не в подозрении?

— Ни в коей мере, — заверил Филиппов. — Просто некоторые обстоятельства побудили нас обратиться к вам, его непосредственному начальнику, чтобы вы позволили поговорить с офицером. Действовать в обход вас мы не сочли уместным.

— Благодарю за доверие, — серьёзное выражение лица Тарасевича дополнилось сведёнными на переносице бровями. — Значит, мой офицер всё-таки остаётся в подозрении?

— Михаил Михайлович, если говорить откровенно, то в качестве свидетеля.

Полковник задумался.

— Неприятно это, господа, неприятно даже то, что он свидетель. Мы живём не в лесу, — полковник наморщил лоб и потёр пальцами, — пойдут разговоры, а мы не какие-то там штафирки. — он взглянул на Владимира Гавриловича, но последний не повёл даже бровью, — а гвардия. Не хотелось бы, чтобы кто-то из батальона был замешан в преступлении и нашу часть трепали бы в газетах журналисты.

— Мы сделаем всё возможное, чтобы лишние сведения не просочились в печать.

— Насколько я понимаю, если я вам откажу в возможности допросить офицера, то вы дойдёте до военного министра?

— Мне кажется, до крайностей не дойдёт.

— Правильно думаете. Так кто вас интересует?

— Прапорщик фон Линдсберг.

— Значит, вы пришли не только поговорить с самим фон Линдсбергом, но и узнать о его поведении?

— Именно так, если возможно.

— Отчего же? Прапорщик в противоправных действиях не замечен, исполнителен, грамотный командир. Здесь ничего порочащего сообщить не могу. А побеседовать с ним вы не сможете, — встретив удивлённый взгляд Филиппова, полковник торопливо добавил: — нет, не из-за моего упрямства или запрета. Прапорщик двадцать пятого августа получил отпуск на десять дней и выехал в имение, которое находится, — он заглянул в бумаги, — в Жагорской волости Шавельского уезда.

— Сегодня шестое. Когда он должен вернуться?

— Увы, третьего пришла телеграмма, в которой прапорщик просит об отсрочке отпуска в связи с болезнью.

— Что ж, извините, Михаил Михайлович, стало быть, зря мы вас потревожили, — Филиппов поднялся со стула. — Простите, последний вопрос. Вам не известна дата отъезда прапорщика?

— Он собирался уехать двадцать шестого.

— Простите. Прапорщик не выглядел обеспокоенным или взволнованным?

— Увы, господа, обеспокоенность присутствовала, ведь кто-то у него заболел, и ему доставляла беспокойство повреждённая накануне рука. Он с трудом написал рапорт.

Филиппов и Лунащук переглянулись, у обоих промелькнула одна и та же нехорошая мысль.

Со штабс-капитаном Зеленским беседа состоялась в отдельном кабинете питейного заведения. Высокий, стройный, с тонкой полоской усов на ироническом лице, Александр Иванович не слишком жаловал статских. Как почти все его родственники, он с детства воспитывался с одной мыслью, внушаемой старшим поколением, что единственная достойная служба для дворянина — армейская, а всё остальное — для ленивых и не слишком умных людей.

Вначале штаб-капитан не хотел рассказывать о взаимоотношениях с фон Линдсбергом, но спустя некоторое время (видимо, выпитое вино дало о себе знать) он рассказал, что да, он выиграл в карты у Карла некоторую сумму. Действительно, три тысячи рублей. Срок оплаты долга был назначен на двадцать шестое августа. Именно в тот день прапорщик с самого утра явился к Александру Ивановичу и вручил требуемую сумму. Правая рука? Да, была повреждена. Нет, ничего он не рассказывал. Вручил деньги и откланялся. В тот же день он собирался отъехать в отпуск. Более его не видел.

Проведённый в тот же день обыск на квартире, где проживал прапорщик фон Линдсберг, не дал ожидаемых результатов.

Хотя как посмотреть. Кое-что всё же обнаружилось: окровавленное полотенце, небрежно брошенное в уборной комнате, и две ассигнации по двадцать пять рублей с номерами из амбарной книги убитого Власова.

III

1

Выехать сразу же по завершении обсуждения плана дознания не представилось возможным. Необходимо было заручиться поддержкой директора Департамента полиции и какими-нибудь официальными бумагами, в том числе и прокурорской — для задержания фон Линдсберга. Хотя Ковенская губерния и относилась к Российской империи, но всё-таки имела свои традиции и негласные законы. К центральной власти относились с определённым почтением, но не более. Столица далёко, а местные властители здесь, под боком, и поэтому население