Как Лыков не стал генералом - Николай Свечин

Вечером следующего дня Амфилохий Покаместов вышел из дома и двинулся в сторону Малого проспекта. Как раз случилось очередное наводнение, улицы были залиты водой по щиколотку. Прохожие бранились, женщины подбирали юбки. Филеры сопровождали бандита, следуя по обеим сторонам улицы на почтительном расстоянии; за ними тащилась пролетка.

На углу Малого проспекта Амфилохия уже поджидали. Он сел в коляску с матовыми стеклами и поехал в центр. Хвост держался далеко, чтобы не быть обнаруженным. Экипажи неспешно добрались до казарм Павловского полка, там бандит слез. Он подошел к главному входу, что со стороны Марсова поля. Его встретил унтер-офицер и провел мимо часового внутрь. Сыщики растерялись – как быть? Но старший филер Пособило догадался и бегом припустил ко второму входу, в Аптекарский переулок. Он успел увидеть, как объект вышел из казармы и сел в другую пролетку. Топтун запомнил ее номер. Пешком догнать экипаж Пособило не мог, а его собственный отстал. Амфилохия упустили, но ненадолго. Через час извозчика отыскали и расспросили. Ванька сообщил, что довез седока, взятого у казарм, до водочного завода Штритера на Обводном канале. И видел, как тот входил в расположенный рядом магазин, торгующий рижским бальзамом.

Сыщикам повезло. С момента потери посредника прошло больше часа, но видимо, Павка своими злодействами переполнил чашу терпения Всевышнего. По каким-то причинам он задержался в задних комнатах заведения. Может, деньги пересчитывал – хотя чего там считать, десять сотенных билетов… А может, пригубил бальзаму и потерял бдительность. Когда Лыков с Шереметевским вошли в магазин под видом покупателей, Алексей по лицу продавца сразу все понял. Он оттолкнул его и ворвался внутрь.

Угреватый малый стоял у задней двери, ошалело глядел на сыщика и шарил по карманам. Он! Павка Затейник! Приметы были самые общие, но рост, цвет волос и отвратительная наружность совпадали. Лыков налетел турманом и сразу отвесил гайменнику могучую оплеуху. Тот упал на спину и потерял сознание. Очнулся, когда уже был в наручниках.

Алексей потом долго вспоминал тот арест. Шереметевский отстал, он был один на один с Маломерковым и легко мог пришибить его до смерти, как хотелось. Но Благово накануне взял с него слово, что помощник захватит негодяя живым. Слишком много вопросов накопилось у сыскной полиции к этому упырю. И коллежскому асессору пришлось сдержать обещание.

На этом карьера охотника рубить головы закончилась. Он не дожил до суда, умер под следствием от скоротечной чахотки. Уголовные рассказывали, что в полиции Маломеркова замордовали до смерти. Слишком много зла тот успел совершить… Однако прокурорская проверка подтвердила, что смерть «ивана» наступила от естественных причин, а именно от бугорчатки легких. Возможно, страшной силы удар Лыкова спровоцировал болезнь. Признаваться в тройном убийстве Затейник не стал, а улик у следствия не было, одни догадки. Но предыдущие зверства негодяя в любом случае тянули на бессрочную каторгу.

Дело о «гувернантках» пришлось доводить до конца все тому же Эффенбаху. Следы вели в Москву. Вскоре после ареста Затейника в женском общежитии в доме Саввинского подворья поселилась молодая привлекательная барышня. Она сдала для прописки паспорт на имя Марии Дриттенпрейс, дочери почетного гражданина, родом из Смоленска. Заведующей Мария Велибальдовна заявила, что ищет места гувернантки в приличном доме. Хорошо одетая и воспитанная, с чистой кожей, стройная – прямо красавица. В карих глазах барышни играли бесы, что придавало ей притягательно-порочный вид. Заведующая думала недолго и поселила новенькую в отдельное крыло, где скопом жили шесть гувернанток. Все они только что в срочном порядке вернулись из Петербурга и теперь скучали.

Госпожа Дриттенпрейс – на самом деле это была агентка сыскной полиции – искала место две недели. Все это время ее тайно проверяли. Видимо, хозяин преступного промысла допускал, что власти станут его выслеживать после случая с Жиу. Он свернул свои операции в столице и приказал не брать новых женщин. В Смоленск послали курьера, вынюхивать прошлое кандидатки в гувернантки. Эффенбах был к этому готов, проверка прошла успешно.

К концу второй недели барышня пришла в «Дрезден» с элегантным мужчиной. В гостинице его хорошо знали: Конрад Эдуардович Купец-Купецио, модный адвокат и записной ловелас. И хотя нравы в «Дрездене» были строгие, но для постоянного гостя распахнули все двери. А дочь почетного гражданина заработала способом, не свойственным честным гувернанткам, хорошие деньги.

Визит ее в номера не прошел незамеченным. Утром в Саввинское подворье заявился помощник пристава Третьего участка Тверской части и учинил жиличке унизительный допрос. Пришлось дать ему десять рублей. А к обеду в комнату вошла заведующая общежитием фон дер Нонне, вдова полковника. Она села на кровать напротив барышни и сказала:

– Если хочешь жить без приключений, то это делается не так.

– А как?

– Девочки тебе не объяснили?

– Нет. Они только хихикают целыми днями. Я вижу, какие они гувернантки. Честно говоря, я и сама такая.

Мария Велибальдовна, сказав это, и не думала краснеть. Она смотрела с вызовом, бесенята играли в ее глазах.

– Я давно это поняла, – ответила фон дер Нонне. – Пришла ты по адресу, но у нас есть вопрос: от кого ты его узнала?

– От Лизы Поветкиной.

Заведующая наморщила лоб:

– Кто это? Я такой не помню.

– Моя кухарка в Смоленске. Вы ее и не должны помнить, тут она не жила. Но слышала про ваше заведение от кого-то. Слухами земля полнится.

– Слухи мы не любим. И как проверить твои слова?

Дриттенпрейс пожала плечами:

– Не знаю. Если не нравлюсь, я могу уйти. Но хочется остаться.

Вдова смотрела на нее какое-то время, потом вдруг перешла на немецкий:

– Ты немка, и я немка. Так и быть, помогу тебе. Место тут особенное. Можно прилично заработать, но требуется очень хорошо знать, как себя вести.

– Я с благодарностью приму ваши советы, – ответила на баварском диалекте Мария.

– Тогда слушай и запоминай.

Вдова оглянулась на дверь и начала:

– Гостей ты можешь приводить сюда, для них имеется особый флигель во дворе. Только надо сказать заранее мне или привратнику Алексею Ивановичу. За пользование комнатой во флигеле следует платить три рубля с клиента. В эту цену входят постельное и столовое белье, чай с принадлежностями, полотенца. Комнаты очень хорошие, их всего четыре, и они редко пустуют. Есть даже ванна, правда, одна на всех. Сходи туда и посмотри – я велю Алексею Ивановичу их показать. Полиция к нам не ходит. И вообще, если ты станешь наша, никого не бойся, ни полиции, ни бандитов, ни пьяной швали. Всем говори, что ты из артели Васьки Сняголова[29]. И все вопросы пусть адресуют ему.

– Васька Сняголов, – повторила жиличка. – А кто он?

– Человек, который будет тебя охранять. За это станешь отдавать ему треть заработка.

– Треть ему, потом за комнату – что же останется мне?

Фон дер Нонне понимающе кивнула:

– Не ты первая говоришь такое. Это от незнания. Мы предлагаем тебе войти в особый союз. Союз вакханок для обслуживания элиты. Не придется искать клиентов по улицам, они сами придут. И то будут богатые и щедрые мужчины. Если хочешь, то и женщины.

Увидев гримасу собеседницы, заведующая махнула рукой:

– Фуй? Как скажешь, дорогая. Ты будешь именно что дорогая, поверь мне. Отдавать треть от таких заработков совсем не жалко.

– Госпожа фон дер Нонне, я ведь не глупа. Какие заработки могут быть здесь, в Москве? Все богатые и щедрые мужчины в Петербурге.

– Разумные слова. Но не совсем точные. Во-первых, в Петербург мы тоже наезжаем. Сейчас туда пока нельзя по ряду обстоятельств, но в августе, пожалуй, уже можно будет. А во-вторых, в июле Нижегородская ярмарка. Вот где большие деньги! И есть еще Ирбит, есть Сибирь с ее золотопромышленниками.

– И?

– Что «и»? Дай мне свои фотографические карточки, они понадобятся, чтобы показывать клиентам. Лучше дезабилье.

Дочь почетного гражданина ответила вдове полковника с достоинством:

– Никаких дезабилье. Знаю я, чем это кончается: потом будете меня шантажировать, когда я соберусь замуж. Просто карточки я закажу и войти в вашу артель согласна. Мне нравится масштаб и как поставлено дело. Видно умного человека,