Макс Коллинз - Смерть в послевоенном мире (Сборник)

Я был крайне удивлен тем, насколько предупредительно отнеслись ко мне чины чикагского департамента полиции. Сторм и даже «Бочонок» Гилберт источали улыбки и обнимали меня за плечи перед объективами журналистов, которые появились в больнице буквально через мгновение после моего приезда. Многие годы меня называли «бывшим полицейским», который покинул службу в сумрачные времена администрации Сермака. Теперь же меня величали «выдающимся основателем сыскного бюро, который в свое время был самым молодым офицером подразделения полиции, действовавшим под прикрытием».

Вскоре в помещении неотложки стало тесно от набившихся полицейских, политиков и репортеров. Лэппса увели наверх, остальные толпились в вестибюле.

Диккинсон, заскочив домой, успел поменять пляжные трусы на форму, которая была ему очень к лицу; вокруг улыбчивого полицейского вспыхивали блики фотовспышек. Несколько раз мы с ним позировали вдвоем, и он мне шепнул:

— Мы неплохо поработали.

— Ты и твой цветочный горшок.

— Ты отличный полицейский, Геллер. Мне плевать, что говорят другие.

Такое приятно слышать.

Мой настойчивый приятель Дэвис из «Ньюс» был среди первых прибывших и сразу же предложил мне тысячу долларов за эксклюзивное интервью. К своему величайшему неудовольствию, я все же отказался от его предложения.

Глядя на него, можно было подумать, что своим отказом я пригвоздил его к кресту.

— Геллер, ты отказываешься от денег? Почему?

— Дело слишком громкое, чтобы давать информацию лишь одной газете. Я должен предоставить возможность любоваться мной и любить меня всему городу.

Большую часть наградных денег, общая сумма которых к этому моменту составила порядка сорока тысяч, обещали выплатить различные газеты (хотя кое-что внесла и мэрия), и мне не хотелось никого расстраивать.

— Пройдет много месяцев, прежде чем тебе вновь сделают подобное предложение, — приставал Дэвис, — награды не вручат до объявления приговора, ты же знаешь.

— Знаю. Я терпеливый мужик и могу подождать. Кроме того, у меня предчувствие, что после случившего дела в А-1 не придут в упадок.

Дэвис криво усмехнулся:

— Чувствуешь себя бодрячком, верно? Умницей?

— Совершенно верно, — проговорил я, отодвигая его в сторону. Я направился к телефону-автомату и позвонил домой. Было около десяти, в это время Пег обычно еще не спала.

— Нат! Где ты был... почти...

— Я взял его.

— Что?

— Я его взял.

Последовала длинная пауза.

— Я люблю тебя, — сказала она.

Эти слова для меня дороже всех денежных премий.

Я уже выбирался из телефонной будки, когда ко мне приблизился лейтенант Крюгер. Его лицо, напоминавшее морду печальной собаки, перекосила улыбка. Он протянул руку, и мы обменялись крепким рукопожатием.

Не выпуская мою руку, он проговорил на ухо:

— Видел, что за письмо у Лэппса в бумажнике?

Я кивнул:

— Это его запасное алиби. Мне он сказал, что Джордж совершал убийства. Он все еще придерживается этой версии.

Крюгер покачал головой:

— Только что-то мне не верится в существование этого Джорджа.

— Мне кажется, здесь мы имеем тот же случай, что и в деле с Джекиллом и Хайдом.

— О! Он сам Джордж, только об этом не подозревает. Раздвоение личности.

Крюгер кивнул:

— Психическая невменяемость.

— Газетам понравится это дерьмо.

— Да, им нравятся мерзкие штуки. — Он снова усмехнулся. — Сегодня даже ты им нравишься.

Сразу после разговора с Крюгером меня разыскал начальник следственного управления Сторм и сказал:

— С тобой кое-кто хочет поговорить.

Он отвел меня в приемную, подвел к телефону и, слегка улыбаясь, передал трубку. Вид у него был такой, словно он вручал мне высочайшую награду.

— Нат! — услышал я голос в трубке.

— Боб?

— Нат! Благослови тебя Господь. Ты нашел это чудовище, нашел его.

— Пока еще рано говорить. Настоящее расследование только началось...

— Я знал, что был прав, позвонив тебе. Я знал.

Он плакал.

— Боб! Передай привет от меня Норме.

— Спасибо тебе, Нат. Спасибо.

Я не знал, что ответить. Поэтому просто сказал:

— Спасибо, Боб. Спокойной ночи.

Я дал еще несколько интервью журналистам, договорился со Стормом, что завтра утром приду в отделение Первого района для дачи официальных показаний; еще раз пожав руку Крюгеру, вышел из здания и направился к автомобильной стоянке. Сев за руль «плимута», я собрался было включить двигатель, как вдруг в зеркале заднего обзора увидел чье-то лицо.

— Привет, Геллер, — произнес человек.

Лицо его, казалось, состояло из одних углов и отверстий: костлявые скулы, щербины от оспы, глубоко посаженные, ничего не выражавшие глаза, вытянутая вперед челюсть, раздвоенный подбородок. На нем был темный, хорошо сшитый модный костюм. Руки его в перчатках (летом-то!) сложены на груди.

Это был один из старых приятелей Сэма Флади, известный вор из банды с Сорок второй улицы из Патча, отлично владеющий ножом. Его фамилия была Морелло, а звали Джордж.

— Нужно поговорить, — сказал он, — поехали потихоньку.

17

— Сэм Флади не смог прийти, — сказал Джордж. — Шлет свои поздравления и извинения.

Мы двигались по Шеридану, направляясь в сторону Иванстона.

— Я собирался позвонить Сэму из дома, — сказал я, наблюдая за ним в зеркало. У него были внушающие страх дьявольские серые глаза под густыми черными бровями.

— Значит, ты побывал у этого парня еще до полицейских.

Джордж вздохнул, усмехнулся. Улыбку на таком лице нельзя назвать приятным зрелищем.

— Да.

— Достал то, о чем просил Сэм?

— Да.

— Отлично. Ты молодчина, Геллер. Сворачивай вон туда, на кладбище.

Кладбище Кэлвари со склепами в готическом стиле являло собой то место, где запросто могли бы прогуливаться всякие монстры, вампиры. Я проехал под огромной каменной аркой и, повинуясь указаниям Джорджа, свернул с главной аллеи на боковую и выключил зажигание. Двигатель замолк. Массивная гранитная стена кладбища приглушала шум движения по улице Шеридан. Благодаря этому внезапно мир живых оказался где-то в нереальности.

— В чем дело, Джордж?

Ходили слухи, что в Стейтвилле, где он отбывал срок за угон автомобиля, Джордж вселял ужас в заключенных — за пять пачек сигарет он соглашался убрать любого неугодного.

Сегодня голос Джорджа был какой-то умиротворенный и успокаивающий. Тоже мне сицилийский диск-жокей.

— Сэм просто-напросто хочет эту фотографию, вот и все.

— К чему такая спешка?

— Геллер, зачем тебе это фото?

— Мне хотелось бы лично передать его Сэму.

Он развел руки в стороны и показал «Люгер» с глушителем, который сжимал в правой руке.

— Сэм сказал, ты должен отдать фото мне.

— Фото в багажнике машины.

— В багажнике?

— Сначала оно лежало в кармане, но, когда я понял, что полиция начнет повсюду рыться, для верности сунул его в конверт и вместе с другими моими бумагами оставил в багажнике.

Я говорил правду. Прежде чем отвести Лэппса в приемную, я проделал это еще в больнице.

— Показывай.

Мы вышли из машины. Джордж заставил меня поднять руки вверх и, держа пистолет в правой, обыскал меня левой с головы до ног. Нащупав под мышкой мой девятимиллиметровый, он извлек его из кобуры и небрежно бросил внутрь автомобиля на сиденье водителя.

На Кэлвари хоронили только состоятельных людей. Поэтому повсюду стояли склепы со статуями в полный рост, изображавшие дорогих усопших, покинувших этот мир, в том числе детей и наследников. В лунном свете скульптуры отбрасывали тени, Джордж с пистолетом в руке не думал об опасности. Я обошел вокруг «плимута», открыл багажник и нагнулся. Джордж приблизился на шаг. От моего удара монтировкой он согнулся пополам, мгновенно я выбил у него из руки пистолет и, когда он начал разгибаться, еще раз наотмашь двинул по скуле.

Я поднял «Люгер» и, упершись коленом ему в грудь, приставил ствол, снабженный глушителем, к кровоточащей скуле. Без сомнения, я готов был прикончить его. Его серые глаза сузились, они были полны ненависти и вгоняли в дрожь отсутствием даже малейшего намека на страх.

— Кто решил прикончить меня — ты или Сэм?

— А кто говорит, что тебя собирались прикончить?

Я сунул ствол пистолета ему в рот. Пришло время для испытания чикагским детектором лжи.

Наконец-то в его глазах появился страх. Я вынул ствол медленно, осторожно, чтобы не выбить ни одного зуба, и спросил:

— Так это твоя идея или Сэма?

— Моя.

— Почему, Джордж?

— Пошел ты... Геллер.

Я снова сунул ствол ему в рот.

Затем вынул его, но уже не так осторожно, поранив небо. Сплевывая кровь, он проговорил:

— Ты — ненужный свидетель. Никто не любит таких оставлять в живых.

— Тебе-то какое до этого дело, Джордж?

Он молчал. Его била дрожь от ярости и животного страха.