Дж. Джонс - Пустое зеркало

Эти слова в его устах прозвучали как предвкушение некоторого утонченного удовольствия, как будто он собирался в театр или дорогой ресторан.

Они договорились встретиться в лаборатории после разговора Вертена с Климтом.

— Тот факт, что вы назвали Герцлю свой номер в «Бристоле», — произнес адвокат вставая, — означает, что отъезд в Черновцы откладывается?

Гросс посмотрел на него из-под полуприкрытых век.

— Но вы же, мой дорогой Вертен, не сядете завтра в поезд, увозящий вас в имение родителей? Нет, милейший, мы останемся здесь и будем работать.

— А что с еврейским следом?

— Тут пока не ясно, — ответил Гросс. — Эти преступления — несомненно, провокация. Их совершил либо фанатик-антисемит, либо какой-то большой умник с целью направить следствие по ложному следу. Но это не значит, что ритуальные убийства — миф. В следующем выпуске «Архива криминалистики» выйдет моя статья о верованиях выходцев из Африки в странах Карибского бассейна — сантерии, вуду и пало-майомбе, — где ритуальные убийства играют доминирующую роль. Разумеется, это мерзко и отвратительно, однако существует.

Вертена проводили в тесную, душную камеру, которую Климт делил с двумя уголовниками, тоже обвиняемыми в убийстве.

Охранники вывели их, чтобы адвокат мог поговорить со своим клиентом. На выходе из камеры тот, что повыше ростом и более бандитского вида, посмотрел на Вертена.

— Слышь ты, не подведи Густля. Ему, конечно, нужен настоящий уголовный адвокат, но он почему-то привязался к тебе. Так что постарайся.

— Давай, двигайся, — буркнул охранник, толкая его дубинкой.

— Не беспокойся, Гуго, — сказал Климт вслед уходящему сокамернику. — Со мной все будет в порядке. — Он повернулся к Вертену. — Видите, я, кажется, приобрел здесь друзей. Хорошие парни, в самом деле. Просто жизнь у них не задалась. Взять, например, Гуго. Отец погиб во время аварии на текстильной фабрике. Жить стало не на что, и мать пошла торговать своим телом. Гуго тогда был еще мальчик, но все слышал и видел. С семи лет начал промышлять карманными кражами.

— Я уверен, — согласился Вертен, — у этих людей богатая история. Хоть роман пиши.

— Знаете, я даже стал как-то по-иному смотреть на жизнь.

Когда Климт произносил эти слова, его глаза сияли, и Вертен подумал, что этому человеку как будто тюрьма пошла на пользу. Давно он не видел художника таким здоровым и отдохнувшим.

— Однако перейдем к делу. — Вертен посмотрел на Климта. — Вы вспомнили, где находились в часы совершения убийств?

Климт сел на металлическую койку, оставив Вертену место примоститься рядом.

— Боюсь, что тут я не смогу вам чем-то помочь, дружище. Эмили просмотрела свои записи в дневнике. Похоже, в эти дни и часы я работал в студии допоздна. Один. Впрочем, так продолжается уже несколько месяцев. Надо было к сроку закончить портрет Сони Книпс. Ну и «Афину Палладу». — Он посмотрел на Вертена. — А как дела у вас с Гроссом?

Вертен рассказал художнику, что им удалось выяснить.

— Но если Майндль считает, что я невиновен…

— Это не совсем так, — быстро вставил Вертен. — Инспектора заботит его карьера. Пока он просто выжидает.

— Ну и ладно, — весело проговорил Климт, — пусть выжидает. Я невиновен, понимаете? Разве можно осудить невиновного?

В этот момент с тюремного двора донесся стук топоров.

Вертен увидел, как изменилось лицо Климта. Художник знал, что там происходит. Сегодня вечером должна состояться казнь. Рабочие воздвигали виселицу.

Когда Вертен вошел в криминалистическую лабораторию, Гросс продолжал рассматривать в сильную лупу фотографии, разложенные на длинном столе в углу. В лучах струящегося из окон послеполуденного солнца мельтешили мушки.

— Есть добрые вести от Климта? — спросил он, поднимая глаза.

Вертен отрицательно покачал головой.

— У него нет алиби ни на одно убийство. Но он, кажется, в тюрьме не страдает. Наслаждается вынужденным отпуском. А что у вас?

— Вот, взгляните. — Гросс разложил перед ним пять фотографий с изображением разреза на одной и той же части шеи. — Это разрез сонной артерии каждого из пяти убитых. Спасибо криминалистам, которые это снимали. Они, видимо, читали мои работы и понимают значение фотографии. В результате мы имеем великолепное свидетельство аутопсии каждой жертвы. Теперь уже четверо похоронены, так что без этих фотографий я бы никогда не смог сделать никаких выводов.

— Разрезы вроде одинаковые, — сказал Вертен.

— Только и всего? — спросил Гросс, протягивая ему лупу.

Вертен внимательно рассмотрел каждый разрез.

— Мне разрезы кажутся одинаковыми, но я не эксперт.

— А я эксперт, — проговорил Гросс, — и могу утверждать, что разрезы сделаны одной и той же рукой. Причем очень опытной. Убийца либо хирург, либо профессионал в такого рода делах. И еще я полагаю, что он правша, поскольку с правой стороны надрезы глубже, чем с левой. И работал убийца скальпелем или опасной бритвой, поскольку ножом, даже очень острым, такие разрезы сделать невозможно. Опять же это указывает либо на доктора, либо на человека, набившего руку на таких убийствах.

— Или парикмахера, — пошутил Вертен, но сразу посерьезнел. — Набившего руку, вы говорите?

— Не исключено, что сцеживать кровь у жертв ему кто-то помогал.

— Да, Гросс, с каждым часом наше дело становится все более запутанным. Не возражаете, если я кое-что добавлю?

— Милости прошу.

— По дороге сюда я придумал для этих преступлений еще один мотив. Возможно, все это было направлено против Климта.

Гросс кивнул.

— Убийства совершены, только чтобы свалить их на Климта?

— Может быть, — продолжил Вертен, — это сделал кто-то из хорошо знавших художника, его образ жизни, распорядок дня, в том числе и то, что у него не будет на эти убийства алиби. Этим преступником должен быть, конечно, тоже художник, и таких, я думаю, может набраться пара десятков.

— Зависть, — задумчиво проговорил Гросс. — Чем бы люди ни занимались, зависть всегда присутствует в их отношениях. Не исключено, что, выйдя из лиги художников и основав Сецессион, наш герр Климт погладил кое-кого из академических художников против шерсти.

— Неужели этого достаточно, чтобы убить пять ни в чем не повинных людей? — спросил Вертен.

Гросс пожал плечами:

— В моей практике я встречал преступников, убивавших и по более ничтожному поводу.

— Если прибавить к списку коллег Климта еще и врагов Герцля, нам придется перебрать половину Вены.

— Нет, я думаю, легче будет проследить оружие.

— Да что вы, Гросс. Представляете сколько скальпелей и опасных бритв в Вене? Это же будут поиски иголки в стоге сена.

— Вовсе нет, мой дорогой друг. — Гросс снова протянул лупу Вертену. — Взгляните на разрез на фотографии М5. Только очень внимательно, прошу вас. — Заточенным концом графитового карандаша он указал на область примерно посередине. — Что вы видите на краях раны?

Прошло несколько минут, прежде чем Вертен разглядел то, что сразу увидел опытный глаз Гросса.

— Кажется, тут на разрезе имеются какие-то светлые неровности, похожие на хлопья.

— Превосходно, Вертен. Именно так и есть. Но на других четырех фотографиях этого нет.

— Неужели преступник сменил инструмент?

— И снова в точку, Вертен. Длина, глубина и, скажем так, уверенность, с какой сделан разрез, у всех пяти жертв одинаковые. Светлые неровности появились только у самой последней убитой, фрейлейн Ландтауэр.

Вертен задумался.

— Может быть, лезвие затупилось?

— Нет, мой друг. Я долго изучал холодное и огнестрельное оружие и не сомневаюсь, что наш убийца приобрел, причем недавно, экспериментальную модель зазубренного скальпеля, изготовленного в Британии фирмой «Харвуд и Мейер». Именно зазубренные лезвия оставляют такие неровности. Конечно, разрез, сделанный ровным скальпелем, чище, его легче зашивать, но специалисты фирмы «Харвуд и Мейер» показали, что скальпели с зазубренным лезвием защищают плоть от нагноения. И я гарантирую вам, Вертен, что это не иголка в стоге сена. Мне достоверно известно, что в Австрии есть только один или два торговых дома, где можно купить медицинские инструменты фирмы «Харвуд и Мейер». А через торговцев можно добраться и до покупателя. Даже если этот скальпель был украден, все равно важно выяснить, откуда он здесь появился.

Он проследовал за адвокатом от тюрьмы до здания, где располагалась городская криминалистическая лаборатория. Этот щеголь-адвокат и понятия не имел, что за ним следят. Ясное дело, дилетант. Недалек тот час, когда они оба — он и его друг профессор — забредут в омут, который их поглотит. А пока пусть побродят вокруг, попробуют ногами воду.