Игорь Пресняков - Чужая земля

Ознакомительный фрагмент

Рябинин выслушал паренька и положил ему руку на плечо:

– Извини, что заставил тебя лишний раз вспомнить о таких неприятных вещах. Дайте мне знак, когда будут вывозить продукты или кого-либо из ребят посадят в карцер. А пока – молчите. О вашей судьбе теперь есть кому позаботиться.

В пятницу, перед рассветом, к учительскому флигелю прокралась маленькая фигурка и еле слышно постучала в оконце комнаты нового учителя истории. Когда створки приоткрылись, юный дозорный свистящим шепотом выдохнул:

– Приехали. У склада они.

– Благодарю. Ступай отдыхать, – отозвался Рябинин.

Он наскоро оделся, сунул на всякий случай в карман «браунинг» и через окно выбрался наружу. Прячась в тени деревьев, Андрей дошел до продуктового склада, устроился за пустыми бочками из-под квашеной капусты и приготовился наблюдать.

Яркий свет железнодорожного фонаря освещал площадку перед складом. У распахнутых настежь ворот стояла подвода. В нее перетаскивали со склада мешки и корзины двое незнакомцев. Третий о чем-то беседовал в сторонке с комендантом детдома Верой Петровной.

– Все, довольно! – записав что-то карандашиком в тетрадь, крикнула она грузчикам и обратилась к собеседнику: – Помоги-ка, Тихон, ворота затворить.

– А рыбы, что ж, нынче не дашь? – пожал плечами Тихон.

– В другой раз, – отмахнулась Вера Петровна, легонько позвякивая связкой ключей.

Тихон закрыл ворота, комендант накинула замок и для верности дернула его пару раз.

Мужики уселись в подводу, попрощались с Верой Петровной и неторопливо покатили к выезду.

– Там Капитоныч вас проводит, – бросила вдогонку подводе комендант и, устало зевнув, направилась к главному корпусу.

«Надо бы незаметно для Чеботарева арестовать этих ловкачей, – подумал Андрей. – Однако, покуда доберусь до ближайшего телефона и сообщу в ГПУ, подводы и след простынет. Придется действовать самому». Он сунул руку в карман: «Хорошо еще оружие прихватил».

Рябинин обежал стороной главный корпус, перелез через каменный забор и оказался на Малой Фоминской. Подвода медленно катила в сторону Старой заставы. Андрей прикинул расстояние: «Сажен двести. Надо попробовать догнать». Он глубоко вдохнул свежего утреннего воздуха и побежал по пыльной обочине.

Рябинин догнал подводу недалеко от перекрестка Малой Фоминской с Губернской.

– А ну стой! – срывающимся голосом выкрикнул он.

Мужики в подводе в удивлении обернулись.

– Стой, стрелять буду! – Андрей выхватил пистолет.

Возница потянул вожжи и, скривившись, пробормотал:

– Чаво надоть-то?

Рябинин не ответил, внимательно наблюдая за Тихоном. Тот недобро улыбнулся и медленно полез рукой куда-то под полу пиджака.

– Руки! – прикрикнул Андрей и щелкнул затвором.

Стоявший у ступеней лестницы госбанка дворник в испуге открыл рот и уронил метлу.

– Эй, товарищ! – кивнул ему Рябинин. – Где-то рядом должен дежурить милицейский патруль. Сыщите их немедленно!

– Сей момент! – встрепенулся дворник и начал судорожно шарить в карманах своего передника. – Не извольте беспокоиться.

Он извлек из кармана свисток и, сунув его в рот, что есть мочи засвистел. Выдав пронзительную трель, дворник припустил вверх по ступеням к госбанку, истошно крича:

– Ми-ли-ци-я! Караул! Бандиты!!!

Из-за поворота выскочили трое верховых милиционеров. Они окружили подводу и направили на Рябинина револьверы.

– Опустить оружие! В чем дело? – сурово справился старший патруля.

– Я – сотрудник ОГПУ Рябинин, – оборвал его Андрей, не сводя «браунинга» с Тихона. – Немедленно арестуйте этих людей и их подводу вместе с грузом.

– Вон оно что, – облегченно перевел дух милиционер. – Документы у вас имеются?

– Как положено, – кивнул Андрей, вынимая бумаги из заднего кармана брюк.

Старший глянул на бланк и печать могущественной организации и козырнул:

– Все в порядке, товарищ Рябинин.

– Для начала обыщите задержанных – подозреваю, что один из них вооружен, – сказал Андрей.

Милиционеры спешились и велели мужикам поодиночке слезть на землю.

– Как ваша фамилия? – справился у старшего патруля Рябинин.

– Петров.

– Слушайте приказ: задержанных и подводу доставите в ОГПУ. Доложите дежурному, что они захвачены Рябининым по делу Чеботарева. Запомнили? Пусть немедленно сообщат обо всем товарищу Черногорову. И никому не говорите о том, что вы сегодня видели! Предупредите и своих подчиненных.

– Тут у задержанного обрез под пинжаком нашелся! – крикнул Петрову один из милиционеров.

– А ну вяжи гадам руки! – погрозив Тихону револьвером, распорядился Петров.

– Заканчивайте обыск и выполняйте мой приказ, – глянув на часы, бросил ему Рябинин. – Мне необходимо вернуться к своим обязанностям.

Глава VIII

Последние дни Анастасию Леонидовну стало настораживать поведение дочери – вечерами Полина не выходила из дому и с отрешенным видом читала незатейливые любовные романы. Наконец мать решила узнать, в чем дело.

– Ты уж извини, Полюшка, за беспокойство, – подойдя к дочери, проговорила она. – Скажи, у вас размолвка вышла?

– С кем? – не отрываясь от чтения, переспросила Полина.

– С Андреем, конечно.

– Ничуть, – фыркнула Полина и захлопнула книгу. – Наш уважаемый папочка, сам того не ведая, мешает моей личной жизни. Вот и весь секрет!

Она невесело улыбнулась:

– Видишь ли, Кириллу Петровичу вздумалось поручить Рябинину новое «ответственное задание». Сути поручения я, разумеется, не знаю, однако и видеть Андрея не имею возможности. Мне лишь известно, что он находится в городе, а где именно, похоже, – государственная тайна.

– Что поделаешь, так надо! – вздохнула Анастасия Леонидовна.

– Единственное утешение! – со смехом подхватила Полина.

Мать пожала плечами:

– Такова уж наша женская доля – ждать.

– Прости, мамочка, это твоя доля такова. Это ты привыкла безропотно сидеть и ждать – из тюрьмы, с каторги, войны…

– С некоторых пор ты стала очень резко реагировать на все поступки отца. Прежде это, по большей части, касалось дел семейных, теперь ты критикуешь и его распоряжения по службе.

– Мне надоело молчать и быть послушной марионеткой в его руках! – Полина запальчиво взмахнула руками. – «Архиважная работа» папули отражается в том числе и на нас с тобой.

И весьма осязаемо! Я уже перестала обращать внимание на шушуканье за спиной и пересуды – пусть, от них никуда не уйти; но зачем портить жизнь родной дочери? Андрей только-только вернулся из опасной командировки, мы не виделись больше двух месяцев, и тут – новый подарочек – опять расставанье! Отцу хорошо известно как мое отношение к Андрею, так и отношение к его «расчудесной» чекистской работе. Однако, несмотря ни на что, нужно было тащить Рябинина на службу в ГПУ, загружать командировками и ночными бдениями на допросах!

Анастасия Леонидовна покачала головой:

– Мы с тобой, доченька, смотрим на Кирилла Петровича с разных сторон. Для тебя он – источник постоянной опасности и угрозы посягательства на личную свободу. Однако мне думается, что твои претензии к отцу в значительной степени объясняются не столько неприязнью и обидой, сколько схожестью характеров.

Полина недоуменно подняла брови.

– Уж я-то знаю, – продолжала Анастасия Леонидовна. – И в тебе, и в нем – стремление везде быть первыми, запальчивость и излишняя горячность. Вот и летят искры, когда сталкиваются похожие темпераменты.

– Прости, мамочка, но ты в корне не права, – Полина опустила глаза. – У меня вовсе нет желания везде быть первой. С Андреем, например, у нас довольно ровные по мере воздействия друг на друга отношения, и я совсем не собираюсь как-либо его подчинять.

– Андрей тебе небезразличен, поэтому ты и готова умерить свой пыл, – парировала мать. – К тому же, как я успела заметить, Рябинин – товарищ весьма терпеливый, его выдержка способна пересилить и десяток черногоровых.

– Ну, положим, до твоей терпеливости даже Андрею далековато! – хохотнула Полина. – Знаешь, мамочка, мы никогда не хранили друг от друга тайн, скажи: как тебе удается так долго быть «семейным громоотводом» и поддерживать внешнее благополучие и безмятежность?

– С годами отношения между людьми меняются, – улыбнулась Анастасия Леонидовна. – Трудности и переживания ломают характеры, заставляют многое переоценить. Мне хорошо известно, что моего мужа считают жестоким, бессердечным, твердым до крайности в достижении поставленных целей. Мало кто видит за строгим форменным кителем душу Черногорова, да и при огромном желании вряд ли сумеет до нее докопаться. Я же продолжаю любить того романтичного юношу, полного прекрасных самоотверженных порывов, которого встретила более четверти века назад. Несмотря ни на что, я сохранила верность тому робкому и чистому чувству, которое объединило нас.

Конец ознакомительного фрагмента