Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

Фёдор Санакаев, открывая процесс и предоставляя слово подсудимому…

Итак, я уже начинал потихоньку готовиться к коллегии, когда позвонил Яша Готляр и бодрым голосом успокоил, что Игорушкин, выслушав его, всё же заседания коллегии не отложил и остаётся грозен, но это больше напускное, так, для серьёзности. Известно, откуда ветер подул – настучал Хайса из райкома, его здорово заело, что я проигнорировал согласование с ним ареста члена райкома партии, а это хуже горячего утюга к одному обнажённому месту. Так что первый секретарь райкома партии агитирует своё высшее начальство насчёт свежей крови. Его, несомненно, поддерживает Боронин, поэтому давление на шефа с их стороны очевидно. Однако это пока то, что хочется им, а во что обернётся, неизвестно. Есть дружественные, так сказать, силы и на нашей стороне, поэтому общая обстановка благоприятствует, – заверил Яков и положил трубку.

Это обнадёживало, но не снимало напряга. Я знал, что такое коллегия под председательством прокурора области Игорушкина. Петрович такого грохота мог напустить, чего и сам потом в узком кругу смущался. Накатывает порой на него, объяснял Тешиев, и больше слов не находилось в его богатом лексиконе. А Николай Трофимович многое знает! Я пробовал опять гнуть своё, что устав партии изучил назубок поневоле, принцип партийного руководства учитываю, но ни в одном параграфе устава нет ничего о согласовании ареста подозреваемого в убийстве коммуниста с районной партийной организацией.

– С организацией, может, и не следует, а вот про первого секретаря райкома партии, между прочим, забывать прокурору не рекомендуется, – ненавязчиво напомнил мне китайскую мудрость заместитель прокурора области и затих в значительной паузе.

– Так что же это за правило такое? – с наивностью неискушённого спросил я у старшего товарища по оружию.

И он мне поведал коротенькую историю.

Рассматривали они с председателем областного суда уголовное дело о покушении на убийство судьи. Подсудимый – уголовник, во всём признался: обиделся, мол, на судью, который и его самого однажды упёк, а тут брата засудить собирается и, решив отомстить, явился на процесс с обрезом, а когда тот начал оглашать приговор, возьми и пальни в него со второго ряда. К счастью, жив остался судья, его легко ранило.

В первый день всех допросили, дело за приговором, оставили его на второй день. А дело рассматривалось в дальнем районе выездным заседанием. Поселили их, прокурора и председателя областного суда в одной затюканной гостинице. Вечерком вместе поужинали, вышли на скамейке посидеть перед сном. Тешиев с председателем, как бывает, советуется осторожненько, тактично: смертельную казнь, мол, просить для злодея нет смысла. Лёгкое ранение, покушение только, а не убийство, зачем, мол, о расстреле заикаться? Но ответа от председателя не услышал, только тот плечиками невразумительно пожал, не знаю, мол, наверное…

Утром сели в процесс, прокурору речь предоставляется, Тешиев встаёт и… долго ли коротко ли, в заключение, как советовались, обращается к суду: «прошу дать лишение свободы». Адвокат, понятное дело, расцвёл, поддержал; председатель ушёл на приговор, а Тешиев пустился лекцию народу читать про борьбу с преступностью, про вред алкоголизма, в общем, как обычно, развлекал аудиторию справедливостью советского закона. Ему даже поаплодировали в конце, Трофимыч, он мастак говорить, увлекает. А тут и суд вышел, председательствующий начал зачитывать: «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…»

Прокурор рядом с судом стоит, он тоже к приговору руку и голову приложил, два дня почти сидели вместе… вот и до главного речь дошла, объявляет судья: «Приговорил…»

И объявил!

У прокурора глаза на лоб, он не знает, что с волосами делать, они тоже дыбом встали…

– Назначить подсудимому смертную казнь! – с эхом по омертвевшему залу прогремело.

И все ахнули, а у прокурора ноги подкосились, будто по нему этим расстрелом шарахнуло…

И меня впечатлила история, рассказанная мудрейшим Николаем Трофимовичем, но я наглости набрался и всё же заикнулся:

– Это вы к чему, Николай Трофимович? Знаю, скупы на воспоминания, так просто абы с кем да всуе не делитесь?

А он мне:

– Тебя на коллегию приглашают?

– Да.

– А Яков обещал, всё гладко будет?

– Вроде этого.

– Ну вот ты и мотай на ус…

После этих всех разговоров я мысли о рекогносцировке на местности забросил и зарылся в уголовное дело, не только перечитал его заново, выписки начал делать в блокнот, а признательные показания директора Зуброва просто законспектировал. И только я всё это прилежно завершить успел, распахивается дверь моего кабинета и без стука врывается Сашок, мой боевой следователь, с выпученными глазами. У меня даже ассоциативное мышление заработало: там Тешиев с осуждённым, тут Течулин, словно с потолка свалился!

– Данила Павлович! Позвонили из следственного изолятора, Зубров срочно просит о встрече! Желает сделать заявление!

– Ну? Кому?

– Вам!

– А ты?

– А меня видеть не хочет.

– Как это?

– Только вас!

– Что случилось? Заболел?

– Нет вроде.

– Жену я ему обещал… На свидание.

– Нет. Вряд ли. Тут другое…

– Ты что-то скрываешь от меня?

Течулин опустил голову ниже плеч.

– Ну чего ты, Александр? Чего молчишь? Беда какая?

– Хуже некуда… Я подозреваю, хочет изменить показания…

– Да нет. Пустое. Что ему их менять? Ты его со всех сторон доказательствами упаковал. Я только что дело прочёл…

– Отказывается он.

– Как?

– Не убивал, заявляет.

– Не убивал? Бред! А кто же?

– Она! Жена его!

Я как стоял, так и сел.

Недоразумение

В дверь стучали.

– Кто там? – Анна Константиновна в перепачканном переднике с такими же, в тесте, руками, высунулась из кухни. – Майя! Глянь!

– Мне некогда, мама.

– Боже мой! Звонок же есть! Кого бы это?

– Я занимаюсь.

– А я куда? С такими руками!

– Мама! Я только села!

– Прости меня, но если бы не твои пирожки!.. Ты же сама просила!..

– Мама! У меня Спенсер[62] на носу, в конце концов! – Майя судорожно хлопнула кучей бумаг, тетради, учебники, внушительная стопка книжек толстенных, рассыпавшись по столу, западали на пол, пугая её тяжёлым обиженным грохотом. – Я ничего не успеваю! – вскрикнула в отчаянии она. – Эта лекция! С ума сойду! Опять мне!

– А я что говорю? – донеслось из кухни. – Они на тебя сели верхом! Сегодня Спенсер, а завтра ещё кого-нибудь найдут.

– Никому нет дела! Ни холодно – ни жарко!

– Занимались бы в институте. На глазах. Может быть, проняло бы их.

– Ну что ты, мама!

– Там хотя бы есть место. Библиотека, в конце концов.

– Ну вот. Я ещё и вам мешаю.

– Условия.

– Там студенты, мама!

В дверь ломились.

– Боже мой! Не дом, а пожарная команда!

– Хорошо. Я сейчас. – Майя в сердцах швырнула фолиант Спенсера и заспешила к дверям.

На лестничной