Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий

- Что случилось? По тише нельзя? Не свиней везешь, лапоть, - роптали пассажиры.

- Все целы? - крикнул водитель.

Обе двери открылись, Кто-то решил покинуть автобус и выскочил на асфальт проезжей части. Люди, упавшие в проходе, поднимались, отряхивали одежду, многие продолжали возмущённо ворчать. Старцев с Бойко во время резкого торможения с трудом удержались на ногах. Оба первым делом обратили взоры на ветерана, тот оставался на прежнем месте. Иван помог подняться девушке-комсомолки, Олесь подобрал с пола дамскую сумочку и вернул перепуганный брюнетке. Водитель закрыл двери, пассажиры успокоились, могли продолжить поездку. Тут вдруг на задней площадке истошно завопила какая-то старушка.

- Батюшки! Убили! Ироды!

Сыщики разом нависли над левым рядом сидений - Волик сидел уронив голову на грудь, ничего необычного, поза его была такой, будто пожилой человек притомился в дороге и решил прикорнуть, да вот только белоснежная сорочка, под упавшей головой, быстро окрашивалась в кроваво-красный цвет.

К управлению они подъехали через час, молча вышли из машины, поднялись по ступенькам. Таиться и шнырять по подвалам уже не было смысла. Мало ли куда отлучались - ездили по делам.

Старцев выглядел мрачнее тучи, Бойко держался, но глаза его предательские блестели, оно и понятно, героический мужик по фамилии Волик всего себя отдал революции и защите родины от всякой нечисти. Он вернулся с фронта израненный, больной, жил себе спокойно на окраине Подольска, покуда не появились оперативники МУРа. Они поломали весь распорядок жизни старика, попросили у него помощи, заставили явиться в управление. И вот пожалуйста, получите – распишитесь. Теперь этот замечательный человек отправился в последнюю свою поездку - сперва до морга, оттуда на кладбище.

Поднимаясь в кабинет, Иван Харитонович снова и снова прокручивал в голове каждую секунду, любую свое движение после осознания того, что бандиты перерезали горло старика. Вначале, расшвыривая пассажиров, он кинулся к нему, в этот же миг Олесь громогласно приказал водителю стоять, не трогаться с места, открыть двери. Возле старика Иван пробыл секунду - этого хватило, он осознал что Волик мёртв, Бойко уже выскочил из автобуса, был готов броситься в погоню, озирался по сторонам в поисках трёх бандитов, но где там, их уже и след простыл.

Потом начались протокольные процедуры - Старцев предъявил ошалевшему народу удостоверение сотрудника МУРа и попросил трёх свидетелей задержаться у автобуса. Бойко сбегал к ближайшему телефону, вызвал подмогу из управления и медиков с труповозкой.

От свидетелей и водителя автобуса опера не поимели никакого проку, никто из них толком ничего не видел, не заметил в каком направлении исчезли три ушлых паренька с задней площадке, а их внешность Старцев и сам неплохо запомнил.

- Да что теперь с этой внешности? - заявил он, пересказывая в кабинете подробности происшествия. - Ищи свищи их по Москве и области, залягут на дно или уедут на гастроли по другим городам и весям.

Иван сидел на широком подоконнике и нервно курил одну папиросу за другой. Бойко прохаживался рядом, изредка дополняя рассказ начальника деталями. Васильков стоял у двери, прислонившись плечом к косяку. Егоров с Баранцом слушали, сидя за одним столом, заполненным ворохом папок и документов. Горшеня теребил в руках фотоаппарат в кожаном футляре. Костя Ким застыл у столовки, куда только что доставил чайник, наполненный свежий водицей.

- Волик был настоящим человеком, - сказал Иван и тяжело вздохнул. - Не струсил и ни секунды не колебался когда мы попросили его о помощи. Жаль что так вышло.

Олесь достал из кармана револьвер, завёрнутый платок, положил его на стол и произнёс:

- Его оружие - три патрона в его барабане. Наверное он уже не собирался ни в кого стрелять.

В кабинете воцарилось молчание.

- Ваня, - вдруг тихо позвал Васильков, тот поднял голову и заметил как побледнело лицо друга .

- Что случилось Саша? - спросил майор и спрыгнул с подоконника.

Васильков отделился от дверного косяка, сделал шаг ему навстречу и заявил:

- Ваня, если они убивают каждого, кто вторично повстречался на их пути, то…

Теперь побледнел и Старцев:

- Курочкин! Как же я упустил этот момент?

Спустя двадцать минут Старцев с Васильковым мчались на служебной машине к Южной окраине Москвы.

- Никогда себе не прощу, дырявая башка. Как я мог не просчитать этот момент? - не громко бубнил Иван.

Едва усевшись в служебную легковушку, стоявшую у подъезда управления он сразу попросил Петра Степановича гнать на максимально возможной скорости в Рязань. Пожилой водитель знал, что если оперативник говорит такое, то нужно выжить из мотора всё, на что он способен.

Эмка была потрёпанной - в кабине и под капотом всё дребезжало, двигатель даже на пологих подъёмах гудел так, будто доживал последние минуты, но всё же машина мчалась, обгоняла редкий попутный транспорт.

Васильков сидел сзади, рядом с Иваном, и в ответ на стенание друга лишь вздыхал.

- Чего теперь причитать то? Оба дали маху.

Александр глянул на часы и сказал:

- День только начался, к двенадцати надеюсь приедем,.

- Чуток не поспим, - заявил Пётр Степанович. - До Рязани сто восемьдесят вёрст, часа через три с половиной будем на месте.

- Саня, а он ведь тебе тоже жизнь?

- Спас, верно. Было дело, - неохотно ответил тот.

- Расскажи, я не в курсе. Это ведь случилось после того, как я на мине подорвался?

Васильков чуть помедлил, припомнил давнюю историю и начал рассказ.

В июле 1944 года наши войска подошли к Бугу и готовились к освобождению Бреста. Немцы ожесточённо дрались за каждый холм, лесочек и деревушку. Обе стороны несли большие потери, Васильков приказал своим людям построиться у дальнего блиндажа. Группа, готовившаяся ближайшей ночью перейти линию фронта, вытянулась в одну шеренгу: три рядовых, сержант Курочкин, лейтенант Пряхин. Сам Александр был шестым, он медленно прошёл вдоль строя, внимательно осмотрел каждого бойца, проверил одежду, обувь, снаряжение, оружие. Носить кирзовые сапоги командир разрешал только в расположении роты, для рейдов они категорически не годились. В реках и болотах набирали воду, при движении ползком черпали голенищами землю и песок, производили слишком много шума.

На задание разведчики выходили в матерчатых крагах или ботинках. Имелись у Василькова рекомендации по одёжке и снаряжению. Что же касается оружия, то разведчики не любили тяжёлые ППШ, предпочитали винтовку, либо немецкий автомат - он был плоский, вполне удобный, компактный, весил поменьше нашего, ну и конечно боеприпасы к нему, с ними в тылу врага проблем не будет.

В этот раз за линию фронта шли опытные люди, всё было подготовлено в лучшем виде.

- Документы, награды сдали? - остановившись спросил командир.

- Так точно, Сдали! - неровным хором загудели подчинённые.

- Попрыгали.

Псе разведчики выполнили по несколько прыжков на месте, карманах и вещмешках ничего не гремело, не звенело. Однако Васильков насторожился.

- Слышу чьи то спички, - сказал он, сделал в три шага вдоль строя и остановился напротив лейтенанта Пряхина.

Тот пожал плечами, достал из кармана коробок и потряс его, все услышали характерный шум спичек. Санинструктор, стоявший рядом с лейтенантом, протянул ему кусочек бинта, тот скомкал его и сунул внутрь коробка. Спички, прижатые марлей, больше не шумели.

Васильков посмотрел на темневшие небо потом на часы и объявил:

- Выход через двадцать минут. Разойдись!

Задание, полученное разведчиками, на сей раз ничем не отличалась от предыдущих. Перед выдвижением наших войск к Бугу и наступлением на Брест командование затребовало языка.

Всё было обычным, кроме метода, при помощи которого Александр решил это задание выполнить. Пару месяцев назад в его роту влился лейтенант Пряхин, свободно владевший немецким языком. Спустя некоторое время он в составе диверсионной группы занимался подрывом железнодорожного пути на участке Пинск – Кобрин. Во время прокладки к путям электрического провода дозорный заметил немецкий патруль, идущий по насыпи - двух солдат и унтер-офицера. Взрывчатка уже находилась под рельсом, разведчики и не маскировали, так как подрыв планировали произвести сразу. В общем операция находилась на грани срыва.