Наталья Андреева - Бездна взывает к бездне

Ознакомительный фрагмент

– Ничего, я сама виновата. Простите.

Она оперлась о протянутую руку и легко поднялась.

– Я вас где-то видел? – все так же по-французски спросил Серж.

– Вчера. – Она говорила по-русски, и он стал отвечать ей также. – Не беспокойтесь, со мной все в порядке.

– Вот как? Вы приезжали вчера к тетушке, – вспомнил он. – Я еще обратил внимание на ваши удивительные глаза. Позвольте заметить, что в том голубом платье вы были восхитительны.

Теперь голос его был вкрадчивым, и Шурочка от смущения порозовела. Он рассматривал ее, не стесняясь, и улыбался.

– Могу я узнать ваше имя?

– Александра. Дочь помещика Иванцова. Мы живем в десяти верстах. От имения вашей тетушки, я хотела сказать, – засмущалась она.

– Вот как?

– Я младшая из сестер.

– Александрин… Можно мне вас так называть?

Она кивнула в ответ.

– Вы в одиночестве совершаете столь дальние прогулки… А что ваши родители? Или, как вы сказали? Старшие сестры? А что они?

– Я непослушная дочь. И плохая сестра.

Он рассмеялся и довольно вальяжно произнес:

– Здесь, в глуши, я откровенно скучаю, и эта встреча для меня настоящий подарок.

– Я вовсе не подарок, – рассердилась она.

– Это вы так считаете? Или вам так сказали? Я уверен, что не мужчина. Ревнивая женщина, я полагаю. Это от зависти, Александрин.

Сегодня он был совсем другим. Голос ласковый, взгляд внимательный. Но это ее пугало. Она понятия не имела, о чем с ним разговаривать? И боялась сказать какую-нибудь глупость, хотя никогда не отличалась робостью и сдержанностью.

– Простите, мсье Соболинский, что я прервала вашу прогулку. Вы прячетесь здесь от соседей или от назойливых барышень?

– Прячусь? Пожалуй. А вы разве не меня здесь искали, Александрин?

– Я? Искала? Впрочем, вы правы: вас все ищут. И только вас. Мы тоже здесь скучаем. И ваш приезд для нас просто подарок, – насмешливо сказала она. Вроде бы прошло. Слова пришли, пусть и не те, какие надо, но она хоть не молчит.

– Может быть, вы тоже прячетесь в этом лесу, Александрин?

– Может быть. Только я прячусь в этом лесу, увы, не от женихов, – горько сказала она. И невольно вздохнула.

– Как странно.

– Отчего же?

– Если бы я вдруг задумал жениться на уездной барышне, то непременно просил бы вашей руки, и только вашей. Ваша редкая красота и темперамент обещают такие сладкие минуты…

Его взгляд странно потемнел, голос стал низким. Теперь он смотрел на ее шею и ниже, на грудь… Она вздрогнула. «Какие еще сладкие минуты? Что он такое говорит? Впрочем, здесь, в лесу, никого нет, он может говорить все, что ему вздумается. И делать тоже. Сама виновата. Вот почему юным барышням нельзя оставаться наедине с мужчинами! А с такими, как Серж, и вовсе нельзя! И прав был папенька. Сто раз прав…»

– Мне пора. Папенька рассердится. – Она схватила за повод Воронка.

– Вы же непослушная дочь. Куда же вы так торопитесь? – Он накрыл своей горячей ладонью ее руку и придержал повод. Солнце словно бы направило все свои лучи в одну только точку, так горячо стало ее руке. Шурочка мгновенно расплавилась под ними. Она почувствовала, что этот человек уже взял власть над нею, и если он захочет… Она поспешно выдернула свою руку:

– Прощайте!

– Постойте! Я только хотел предложить вам продолжить утреннюю прогулку вместе. Я буду вас сопровождать. И защищать.

В его голосе была откровенная насмешка. Она вскочила на Воронка и развернулась, чтобы ехать обратно, в имение. Серж Соболинский стоял на опушке леса и со странной улыбкой смотрел ей вслед.

О своей встрече с Сержем в сосновом бору она никому не сказала. Да и что говорить? Он сделал что-то недозволенное, но что именно, она не могла объяснить. Да и не хотела. Потому что… Потому что ей это понравилось. Да, понравилось! Ей все в нем нравится! Абсолютно все! Он совершенство, у него нет недостатков! Шурочка как-то сразу резко повзрослела. Она уже поняла, что это лето будет для нее особенным. Это не может ничем не закончиться. Что-то будет. Но Соболинский никогда не женится на провинциальной барышне, к тому же бесприданнице, как бы хороша она ни была. Ему этого не надо. Все знают, что у Сержа огромные долги и его дела может поправить только выгодный брак. Федосья Ивановна говорит, что это возможно. Еще бы это было невозможно! А потому забыть. Но забыть нельзя. И что же делать? Шурочка совсем запуталась.

Она смотрела в книгу, но не могла прочитать ни строчки и подумала в отчаянии: «Господи, что же делать, ведь я его люблю! И он ко мне, кажется, неравнодушен. Я ему понравилась. Но он не того будет добиваться. Не руки моей. Если он и увезет меня из Иванцовки, то не женой. Господи, что же будет?» – и она в отчаянии захлопнула книгу.

Почему-то в этот день Лежечев не приехал, хотя его ждали, и ждали с надеждой. Пора бы определиться. Владимир должен как-то обозначить свой интерес: ради кого из барышень он приезжает в имение Иванцовых? Папенька хмурился, а маменька вздыхала. Сестры занимались кто вышиванием, а кто и просто сидел, смотрел в окошко и тоже вздыхал. Шурочка улучила минутку и отвела в сторонку Жюли.

– Юленька, надень, пожалуйста, завтра другое платье. Тебе не идет белое.

Жюли глубоко вздохнула:

– Что ж поделать, если я такая некрасивая?

– Ты милая, – улыбнулась ей Шурочка. – Ты во сто раз лучше других сестер! Знаешь, что я готова сделать ради тебя? Все. Все, что ты хочешь!

– Нет, Сашенька. Ты мне ничем не поможешь.

Нос у Жюли покраснел. Так было всегда, когда она собиралась заплакать. А слезы у нее были близко.

– Тебе нравится Лежечев?

– Да разве я смею? Мне даже думать об этом страшно.

– Трусиха! Ты что… Ты любишь его?

– Саша!

– Любишь. Но он же такой скучный! Такой серый, такой…

– Что ты такое говоришь! – Жюли даже плакать перестала. – Сашенька, да как ты можешь такое говорить про него! Ты же ничего в нем не поняла! Он замечательный! Он самый добрый, самый умный, самый красивый… Он… Он – лучший!

– Вот как?

– Он даже ни разу на меня не посмотрел. Я так некрасива! И платья мне нового не купили. Все думают, что я ему не пара… И правильно думают…

– Юленька, не плачь.

– Что же мне остается? Если он женится на ком-нибудь из сестер, я умру. Ведь нам придется с ним часто видеться. И как же? Лучше умереть! Ах, я сама не знаю, что говорю, – с тоской в голосе произнесла Жюли.

«Ну, вот тебе и роман! – невольно вздохнула Шурочка. – Где все говорят о смерти, потому что страдают от несчастной любви. Ну, вот и дождались! Но только не я. Я не собираюсь умирать. И плакать я тоже не собираюсь».

– Милая Юленька. Он женится на тебе, чего бы мне это не стоило.

– Но при чем здесь ты?

– Потому что я начинаю их понимать, – со значением сказала Шурочка.

– Кого?

– Мужчин. У меня со вчерашнего дня словно горячка.

– Ты заболела? – испугалась Жюли. – Дай мне свою руку. Уж не жар ли у тебя?

– Да! Жар! Сегодня утром, в лесу я встретила Сержа Соболинского. Только тише, умоляю, тише! Не кричи! А жар у меня со вчерашнего дня, когда я его увидала!

– Ты встретила Соболинского?! Он с тобой говорил?!

– Да, и еще пожал мою руку. Положил на нее свою ладонь, и я почувствовала, что между нами что-то случится.

– Ты с ума сошла! Он никогда на тебе не женится, Сашенька!

– На мне никто не женится. Приданого за мной не дают, родители меня ненавидят, говорят, что я – отродье. Так какая разница?

– Не смей! Я маменьке расскажу!

– Если помешаешь мне, то никогда не выйдешь замуж за Вольдемара, – пригрозила она.

– Саша! Да что ты такое говоришь?!

– Молчи. Как я сказала, так и будет. Только и ты уж меня не забудь. Как только выйдешь замуж за Лежечева, забери меня к себе. А лучше в Москву! Или в Петербург!

– Да что ты такое говоришь?!!

– Молчи и слушай. Иного пути для меня нет. Уехать хочу. Здесь мне все одно житья не будет. Делай так, как я скажу, и все будет так, как ты хочешь. И не надевай белое, я тебя прошу. Остальное я устрою.

Она еще не представляла, как это сделает, но точно знала, что Жюли не должна страдать. Она, бедняжка, и постоять за себя не может, только льет слезы. Если Владимир Лежечев женится на другой сестре, то и Шурочке никто уже не поможет. Надежда только на Жюли.

…А на следующий день началось! Только-только она закончила переделку нового красного платья, приехал Владимир Лежечев. Шурочка как раз примеряла обновку. Вырез был глубоким, и ее полная грудь казалась в нем особенно соблазнительной и невольно притягивала взгляды. Шурочка глядела в зеркало и сама себе нравилась. Красный был ее цветом. Ей, яркой блондинке, он шел гораздо больше, чем темноволосым сестрам, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Красный цвет определенно был очень к лицу, ведь Шурочка и сама была как язычок пламени, и темперамент ее Серж Соболинский оценил верно. Ему бы этого не знать!

Лежечев уже был в гостиной, и она спустилась вниз, так и не переодевшись. Жаль было снимать такое платье.