Полезный третий лишний - Галина Владимировна Романова

— Так как, Петровна, не готова взглянуть на… — Участковый замялся, но все же закончил: — На тело?

— Пойдем, глянем. Уж видала раз, когда следом за Ванькой спускалась в погреб, надо — еще взгляну. Ток ты не думай! Это не Наташка! Она матери пишет из-за границы уж полгода. А то и больше.

— Мы в курсе, Петровна. Говорили с ней. Идем, помогу тебе…

И он, как галантный кавалер, взял ее под руку и повел на улицу. А там (странные дела) все еще стояла машина «скорой». Чего так долго? Ждали, пока Петровна проснется?

— Ты дремала всего двадцать минут, — удивил участковый, отвечая на ее вопрос. — Ты готова?

Он завел ее за машину «скорой». Там на земле лежал черный мешок, а в нем что-то.

— Петровна, сюда, — подвел он ее к мешку. — Взгляни…

Наполовину высохшее тело принадлежало ее внучке. Ее она узнала сразу, хотя это было сложно. Но то чужим людям, а она родная кровь. И волосики Наташкины — беленькие, кудрявые — еще не сгнили. Их-то Петровна ни с чьими другими перепутать не могла.

— Наташа это, — прикрыв рот ладонью, произнесла женщина. — Она.

Участковый быстро отвел ее от мешка. Врач со «скорой» снова кинулся к ней, предлагая лекарство. Только Петровна отмахнулась от него.

— Ни к чему. Мне сейчас мозги надо светлые иметь. А с ваших лекарств все плывет перед глазами. — Она повернула к участковому несчастное лицо. — Как же она там очутилась-то?! Чего там делала, в подвале моем?! Да сколько же времени-то прошло?! Она же там в курточке демисезонной. Стало быть, весна была. А сейчас лету начало. Месяц? Два? Сколько она там пролежала-то?

Петровна заплакала. Но сквозь слезы продолжила говорить:

— Мать ее из заграницы ждет. А она вона где! Зачем она в погреб-то полезла? Упала, поди, да? Упала — и на кучу угля… Господи, так я бы ее увидала. А я не видала! Я же за картошкой-то лазила. Не было там Наташки. Откуда же она… Дочка-то моя, ох, как же она теперь…

Потом ей вопросы стали задавать другие люди. Говорили не строго, но без особой жалости. Суровым вышел разговор. И про то, когда она Наташу последний раз видела живой. И когда по телефону с ней говорила. И что Наташина мать, дочка Петровны, рассказывала о Наташе.

— Живой-то уж год почти не видела, — вспоминала Петровна. — Не очень она любила в мой туалет на огороде ходить да в бане из тазика мыться. Приезжала сюда с подружкой в начале прошлого лета. И все. Больше не видала ее. А звонить Наташка мне не любила. Бестолковой называла. Я ведь не вижу, кто звонит. Начинаю вопросы задавать бестолковые. Наташка злилась. Говорила, что достала я ее тупостью своей. Как же она… Как же она померла-то?

Ей не ответили. Коля-эксперт, который родился в соседней деревне и которого Петровна очень уважала, невнятно пробормотал, что пока преждевременно говорить о причинах смерти ее внучки.

— Экспертиза покажет, — ответил он туманно.

За эти неопределенные слова Петровна, честно, была ему благодарна. Ни к чему ей знать страшные подробности. И без того ей досталось. Хороший все же Николай человек. Только вот его интерес к Клавдии она не оправдывала.

Что он в ней нашел? Недоразумение, а не женщина! Так ведь еще и к ней, к Петровне, пристала:

— Когда точно Наташа приезжала к вам с подругой?

Тут Петровна могла вспомнить. Праздник был.

— На чем приезжала?

— Машина у подруги была. Хорошая, красная. Заграничная.

— Как звали подругу? Сколько ей было лет? Как подруга выглядела? Номера машины не запомнили?

Вот что ей на это ответить? Бестолочь! Год почти прошел.

— Как выглядела? Нарядно. Платье короткое, все блестит. Волосы черные, глаза черные. Ноги длинные, загорелые.

— Номер машины?

— Не запомнила, конечно. Куда мне? А вот номер телефона ее где-то был. Наташка записала. Зачем, спрашиваю, мне телефон твоей подруги? А она посмеивается и пишет в блокнотик. Мало ли, говорит, вдруг меня потеряете.

— А подруга в этот момент где была? — прищурилась Клавдия.

Вот что за вопрос, а! Какая теперь разница?!

— В машине сидела, — вспомнила без труда Петровна. — Наташка поначалу с ней села, а потом вдруг вернулась. И номер телефона мне записала…

Глава 5

— Номер зарегистрирован на Иванееву Ингу Андреевну, двухтысячного года рождения, — докладывала Клава Ольхова тем же днем Новикову, разложив на столе кучу бумажек.

Те странно выглядели. Какие смяты, какие с оторванными углами, некоторые и вовсе оторваны пополам на сгибе.

«Если так выглядят ее отчеты, то дело труба», — подумал с тоской Новиков, рассматривая в упор своего единственного опера.

— Мне не удалось с ней связаться, — не умолкала Ольхова, роясь в своей макулатуре. — Телефон выключен. По месту регистрации съездить не успела.

— А это где? — спросил Саша.

— Соседний райцентр. В ста восьмидесяти километрах от нас.

— Запрос не отправляли?

И тут она подняла на него взгляд. И будь он трусоват, поежился бы. Серые глаза сверкали сталью.

— Вы серьезно, товарищ подполковник? — тихо возмутилась Ольхова. — Пока я пошлю запрос, пока они там раскачаются, съездят на адрес, опросят, согласуют, подпишут, отправят — неделя пройдет. А так я завтра с утра туда мотнусь и…

— Отставить, майор! Мотнемся, как вы изволите выражаться, вместе.

— Так точно, — удивилась Клавдия и принялась сгребать со стола бумаги прямо в сумку. — Вместе так вместе.

— Что вы думаете о трупе, найденном в подвале? Вас ведь что-то поразило, так? Я наблюдал за вами, майор. Вы были шокированы. Чем?

— Это личное, — поджала Клавдия тонкие губы.

— И все же? — требовательно глянул на нее Новиков. — Я хотел бы знать. В убийстве Натальи Ягушевой вам что-то напомнило убийство вашей племянницы. Было что-то общее?

— Нет. Ничего общего. Возраст только. Моей Бэлле, как и Ягушевой, было двадцать пять лет.

По тому, как часто она сглатывала и судорожно теребила авторучку в руках, было понятно, что рана ее еще не затянулась. Ей по-прежнему было больно об этом вспоминать.

— И место… Как-то уж слишком: подложить труп к родной бабке. Вы же не думаете, что Петровна ее убила? — глянула на него Клавдия с легкой ухмылкой.

— Не думаю. Но то, что труп спрятали именно в подвале родной бабушки… Это да, согласен, слишком как-то. — Новиков откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. — Хотя… Наталья могла скрываться от преследования. Бежать, скажем. От машины, допустим. А куда ей бежать в селе, где живет ее бабушка? Правильно: к бабушке. Но она не успела позвать ее на помощь.