Лоуренс Блок - Вор в роли Богарта

И я вышел из квартиры. Все то время, что я в ней находился, на мне были перчатки, так что отпечатков не осталось. А если их оставили те загадочные визитеры, то это их проблема.

Я отпер входную дверь и не поленился произвести отмычками ту же операцию, что и они ключами, — то есть запер ее за собой.

Затем поднялся на двенадцатый этаж и вызвал лифт. Было уже около часа ночи, а новая смена заступала в двенадцать, но в подобных обстоятельствах пренебрегать нельзя даже мелочами. Лифтер, как и следовало ожидать, оказался незнакомым, но я скорее готов подняться на четыре этажа пешком, чем дать человеку повод удивляться, отчего это тип, которого он высадил на двенадцатом, вдруг входит в лифт на восьмом.

Но он не сказал ни слова, даже лишний раз не поднял на меня глаз, и консьерж за столом — тоже. Портье же проводил меня взглядом лишь с целью убедиться, что мне не требуется вызвать такси. Я дошел до Лексингтон-авеню, завернул за угол и вскоре взору моему предстал «Вексфорд-касл» — все такой же вонючий и обшарпанный. У стойки бара ошивалось с полдюжины алкашей, но они обратили на меня не больше внимания, чем консьерж или лифтер, да и кто бы стал укорять их за это?

— Я заходил примерно с час назад, — сказал я бармену. — Случайно не оставил тут свой кейс? Вы не видели?

— Такой, вроде чемоданчика?

— Точно.

— Примерно вот такой ширины и высоты? С металлическими замочками?

— Так вы его видели?

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Поклясться, конечно, не могу, но вроде бы при вас такого не было. Я вас запомнил. Вы были с приятелем, он выпил двойную водки да так торопился, будто на поезд опаздывал. А сами вы ничего не пили.

— Ну, это тогда, — заметил я.

— Что желаете?

— То же, что и мой друг. Двойную водки.

Идя на дело, я никогда не употребляю, ни капли, даже глотка пива себе не позволяю. Но на сегодня с работой покончено, если, конечно, можно назвать это работой. Лично я назвал бы это пустой тратой времени или же довольно прискорбным недоразумением.

Он налил из той же бутылки, с русским в меховой шапке и с дикарской ухмылкой. Называлась водка «Людомир» — новый, неизвестный мне сорт. Я поднес стаканчик к губам, выпил одним махом и почувствовал, что сейчас отдам концы.

— Господи Иисусе… — пролепетал я.

— Что случилось?

— И люди это пьют?

— А что тут такого? И не говорите мне, что водка разбавлена. Потому как чего нет, того нет.

— Разбавлена? — сказал я. — Если даже она и разбавлена, то, скорее всего, формальдегидом. Надо же, «Людомир»! Первый раз слышу.

— Начали отпускать в розлив примерно с месяц назад, — объяснил он. — Лично я ее не заказывал, но, когда босс говорит «надо», стану я, по-вашему, с ним спорить?

— Дешевая? — догадался я.

— В самую точку, — кивнул он и, приподняв бутылку, уставился на этикетку. — «Производство Болгарии», — прочитал он. — «Импорт». И еще тут написано, что в ней сто градусов.

— Если не больше.

— А парень на этикетке выглядит таким довольным, правда? Словно собирается пуститься в пляс. Знаете, у них есть такие танцы, ну, со скрещенными руками, и еще кажется, что они сидят, хотя никакого стула под ними нет. Да стоит вам или мне попробовать хоть раз, тут же отобьем задницы!

— Уж я во всяком случае, — согласился я.

— Дешевка, — заметил он. — Но за все то время, что я ее разливаю, вы первый, кому не понравилось.

— Я же не говорил, что не понравилось, — ответил я. — Просто сказал, что ее, должно быть, разбавляют жидкостью для снятия лака.

— Вы говорили, что формальдегидом.

— Правда? — Я на секунду призадумался. — Вы абсолютно правы. И знаете, налейте-ка мне еще.

— Уверен, приятель?

— Я ни в чем никогда не бываю уверен, — с достоинством ответил я. — Но все равно наливайте!

Вторая пошла лучше, третья — вообще как по маслу. Однако я решил более не искушать судьбу и не проверять, как пойдет четвертая. Выходя из бара «Вексфорд-Касл», я чувствовал себя куда лучше, чем когда входил, а что еще требуется от бутылки водки?

Я дошел до дома Хьюго Кэндлмаса, шагнул в подъезд, отыскал на панели кнопку его звонка и стал соображать, пришлось ли мне перекладывать кейс из одной руки в другую, чтобы позвонить. И по зрелом размышлении пришел к выводу, что это зависело от того, в какой именно руке я держал кейс. Если в левой, то тогда ничего не стоило надавить на звонок указательным пальцем правой. Но если я держал кейс в правой руке, то тогда было бы чрезвычайно неудобно тянуться к звонку наперекрест, чтобы надавить пальцем левой. А следовательно…

А следовательно — ничего. Кейс или наверху, у него в квартире, или же его там нет. Но это я смогу узнать ровно через минуту. Тем более что в данный момент руки у меня ничем не заняты. Нет ни кейса, ни кожаного рыжего чемоданчика с золотой монограммой. И я волен выбрать любой палец, чтобы надавить им на кнопку звонка.

Без всякого результата.

Я выждал минуту, затем позвонил снова. Тот же результат… Я стоял и задумчиво рассматривал запертую дверь. Я знал, что замок сам по себе не проблема. Я не знал, что произошло с Кэндлмасом, но допускал, что он просто устал меня ждать. И выскочил куда-нибудь за угол перехватить яичницы. Пока он ждет официантку со второй чашкой кофе, я вполне успею зайти и выйти…

В перспективе вновь обрести свой кейс, не вступая при этом в излишние контакты, несомненно, была своя привлекательность. Рано или поздно мне все равно придется объясняться с Кэндлмасом, рассказать ему, что произошло, а заодно и выяснить, почему это он отчаялся ждать.

Я сунул руку в карман, и пальцы нащупали маленькую коллекцию отмычек.

Погоди, сказал я себе. А что, если он все-таки дома, расслабляется в ванной или развлекает какого-нибудь гостя? Или же, допустим, вышел, но придет и застигнет меня в квартире? «О, привет, Хьюго! Я только из „Боккаччо“. Шел мимо, потом думаю: дай заскочу на минутку».

К этому времени мной овладело желание спереть хоть что-нибудь из этой квартиры. Я не социопат и не клептоман, я не имею привычки грабить своих друзей, но разве Хьюго Кэндлмас — мой друг? Он был другом Абеля или таковым, во всяком случае, представлялся. И вообще Кэндлмас нравился мне, и я даже улавливал некое сродство душ между нами, но все это до того, как он послал меня в ту квартиру, где я проторчал, запершись в шкафу, и откуда вышел с пустыми руками. Конечно, то могла быть вовсе и не его вина, и уж наверняка я сам отчасти оплошал, провозившись там слишком долго. Но, как бы там ни было, это происшествие заметно ослабило узы нашей дружбы.

Заняв довольно выгодную позицию в подъезде, я стоял и размышлял на эту тему, и менее всего на свете мне хотелось грабить квартиру Кэндлмаса. Ну а вдруг я все же войду и увижу там нечто особенное, что радует глаз и трогает душу?.. Нет, конечно, не тот великолепный обюссонский ковер, о нем не может быть и речи — слишком уж здоров, не вынесешь. Ну а как насчет того, маленького, тигрового тибетского? Или той славной коллекции нэцке? Места почти не занимает, завернул и сунул в кейс… А самое милое дело — это кругленькая сумма наличными, спрятанная где-нибудь в укромном местечке… Конечно, можно прожить и без нее, но меня обманули, разозлили, вся работа пошла насмарку, а пяти тысяч мне, судя по всему, не видать как своих ушей. К тому же я сегодня поиздержался, выпил пару «Людомиров», и…

Стоп!

Нет, я никак не могу войти в квартиру, я сегодня пил, а я не работаю, когда пью, и не пью, когда работаю.

Итак, вопрос решен.

Я еще раз надавил на кнопку звонка — и не спрашивайте меня, каким именно пальцем. На ответ особенно не надеялся и получил его. Выйдя на улицу, специально прошел пешком квартал — немного проветрить голову. Потом показалось такси, и я его остановил.

Вы, наверное, подумали, что там опять сидел Макс Фидлер? Ничего подобного. Три раза подряд такого счастья не выпадает. Водителем был молодой парень, неутомимо грызущий фисташки, — при этом скорлупа разлеталась по всему салону. Он домчал меня в считаные секунды и без лишних слов.

Оказавшись дома, я аккуратно спрятал инструменты и фонарик, разделся и залез под душ. Я простоял там довольно долго, стараясь смыть все воспоминания об этой незадачливой ночи, но они не оставляли меня, даже когда я вышел. Я надел халат и не без тайного опасения налил себе стаканчик. Еще неизвестно, как пойдет виски после этого «Людомира».

Я отпил глоток, затем пошарил в портмоне и извлек клочок бумажки с телефоном Хьюго Кэндлмаса. Звонить, наверное, поздно? Может, и так, однако я все же взял телефон и набрал номер, и на третьем гудке кто-то взял трубку и ответил:

— Алло?

Голос не был похож на голос Хьюго.

Я молчал. Какое-то время в трубке царила тишина, затем тот же голос повторил то же слово, только на этот раз с оттенком некоторой робости.