Дарья Донцова - Муму с аквалангом

Ознакомительный фрагмент

В одном из ящиков нашлось заверенное нотариусом завещание. Так Эмма узнала, что она очень обеспеченная женщина. Анна Львовна владела тремя квартирами, расположенными в центре Москвы. Недвижимость вместе со всем остальным имуществом принадлежала по завещанию ее дочери, но… та не могла вложить деньги в дело мужа. Вот открыть свое собственное – сколько угодно. При завещании было письмо от Анны Львовны: «Дорогая Эмма. Я не доверяю Антону Поспелову. Думается, он волк в овечьей шкуре. Поэтому ты не должна помогать оборванцу деньгами. Если он хочет стать бизнесменом, пусть зарабатывает сам или оформляет фирму на тебя. Надеюсь, ты послушаешь моего совета и выполнишь последнюю материнскую волю».

Эмма разорвала послание. Значит, Антон говорил правду – у него с тещей не было взаимопонимания. Но молодая женщина знала, что супруг любит ее, и не собиралась идти на поводу матери.

В общем, никаких положительных эмоций при разборе бумаг Эмма не испытала. Но потом, уже поздним вечером, ей попалась на глаза фотокарточка: две симпатичные девушки, обнявшись, стоят перед объективом, их легко можно принять за сестер. Стройные фигуры в одинаковых светлых платьях, длинные волосы развевает ветер, голубые глаза сияют огнем… Фоном служит бескрайнее синее море, сливающееся на горизонте с таким же бесконечным небом.

Эмма перевернула карточку и прочла на обороте: «Соня и Эмма. Пелоппонесус».

Когда за ней заехал Антон, она ему сказала:

– Милый, я хочу поехать в Грецию.

– Зачем? – изумился Антон.

– Думаю, мне там будет хорошо, – протянула Эмма. – И… вдруг ко мне вернется память?

Антон с жалостью посмотрел на жену:

– Конечно, как пожелаешь.

– А еще… Мне кажется, что прах Сони надо захоронить на родине, – неожиданно заявила Эмма.

Поспелов покачал головой.

– Урна уже в нише московского колумбария.

– Ее можно достать, – не дрогнула Эмма.

– Зачем? – поразился Антон.

– Я убила лучшую подругу, – прошептала несчастная, – надо упокоить ее как положено. Наверное, София хотела бы лежать рядом с мамой. Решено, отвезу ее прах в Грецию.

– Очень трудно получить разрешение на перемещение останков, – попытался сопротивляться муж, – придется обойти кучу инстанций…

– Нет, – перебила его супруга, – я просто спрячу урну с пеплом в своей сумке, никто и не узнает, что я везу.

Антон купил жене путевку, Эмма в составе группы туристов прилетела в Грецию. Флоридос тогда вовсе не считался райским местом, отель для очень богатых и знаменитых еще не построили – это было крошечное поселение из семи домов, стоявших у моря, еще был небольшой ресторанчик, который держала престарелая чета. Эмма случайно оказалась во Флоридосе – на обратном пути из Пелоппонесуса, где она зарыла урну с прахом в могилу матери Софии, сломался автобус, водитель вызвал ремонтную бригаду, экскурсанты пошли купаться. Эмма, которая по понятной причине не снимала при посторонних верхнюю одежду, взобралась на холм, повернулась лицом к морю и поняла – отсюда она никогда не уедет. Наконец-то на земле нашлось место, где она будет счастлива.

В Москву все же пришлось вернуться для того, чтобы продать одну из принадлежавших Анне Львовне квартир. Денег, вырученных за четырехкомнатную жилплощадь в Китай-городе, хватило для строительства шикарной виллы во Флоридосе и ее полной «экипировки». Через год после переезда Эммы Флоридос превратился в роскошный курорт…

– Вот жалость! – воскликнула я.

– Наоборот, – усмехнулась собеседница. – Сюда приезжает весьма ограниченное количество людей, большинство из которых русские. Местные жители-греки живо продали свои домики за нереально огромные деньги и уехали, счастливые, в другие городки. Здесь теперь очень тихо, спокойно, меня никто не беспокоит. Хотя, конечно, знают, что я из Москвы. Обслуживающий персонал отеля давно по моему поводу перестал сплетничать, горничные и всякие там коридорные знают, что я богатая дама, попавшая в автомобильную аварию. Кажется, они мне сочувствуют.

Я кивнула:

– Во всяком случае, Раиса сказала, что ничего о вас сообщить не может.

Эмма переменила позу.

– Раиса не сплетница, служба обязывает ее держать язык за зубами. Думаю, она давно навела обо мне справки, но Рая ошибается, если считает меня несметно богатой. Просто я очутилась во Флоридосе до того момента, как цены на землю стартовали в космос.

– Но и бедной вас нельзя назвать, – заметила я, – содержание особняка, вероятно, обходится недешево.

Эмма вынула сигареты, закурила одну и снова закашлялась.

– Имея парочку квартир в Москве, можно жить в Греции, – фыркнула она, – я сдаю апартаменты и счастлива.

– Вам можно позавидовать, – ляпнула я.

– Полагаешь? – спросила Эмма и сняла очки.

Я вздрогнула и почувствовала себя дурой. Поспелова подышала на стекла, протерла их носовым платком, вновь водрузила на нос и, обхватив руками колени, сказала:

– Давай договоримся – ты будешь употреблять местоимение «ты». Помоги мне, я попала в странную ситуацию.

– Что ты имеешь в виду? – живо спросила я.

Эмма встала и подошла к окну.

– Тяжело жить без памяти, – прошептала она.

– Зато тебя не грызет совесть за совершенные дурацкие поступки, – я решила слегка подбодрить Эмму. – Лично мне хотелось бы кое о чем забыть навсегда.

– Врачи обещали, что амнезия пройдет, – не обращая внимания на мое заявление, продолжала Эмма, – но их прогноз не сбылся. Некоторое время назад в отель приехала мадам Жаклин. Слышала что-нибудь о ней?

– Никогда, – ответила я.

– Она мировая знаменитость, экстрасенс, ясновидящая, гадалка. Постоянно живет во Франции. К Жаклин стоит очередь на несколько лет вперед, – растолковала мне Эмма, – она почти со стопроцентной точностью видит как будущее, так и прошлое. Жаклин прибыла сюда инкогнито, никто не знал, кто она такая. Понятно, почему она шифровалась: ей небось прохода не дают.

– Но ты выяснила правду?

Эмма начала ходить между диваном и окном.

– Да. Вечером я пришла на общий пляж, легла на лежак. Вокруг ни души, лишь невдалеке сидит девушка, как мне показалось, с вязанием. Ну кивнула ей вежливо – во Флоридосе, как в деревне, принято со всеми здороваться. А девица вдруг и говорит: «Вы живете чужой жизнью». И давай озвучивать мою историю.

– Весело, – поежилась я.

– Ага, – подтвердила Эмма, – Жаклин пообещала, что мне после ее отъезда приснится сон, а в нем будет присутствовать некий предмет. Синий. И рано или поздно я пойму, где взять эту вещь и когда следует ее забрать. Как только она окажется в моих руках, память оживет. Знаешь, и ведь правда! Не успела Жаклин улететь, меня стали преследовать кошмары. Сначала всю ночь я куда-то бежала. Жуть! Несусь босая, грязь в разные стороны, падаю, ползу… Я просыпалась от ужаса. Затем возникла гора, я карабкалась на нее как обезьяна, следом появился дом… А потом я увидела медальон на цепочке… Похоже, не дорогой, он лежит…

Эмма прижалась спиной к стене, поднесла ладони к щекам и затряслась, как кролик, попавший под ливень.

– Жаклин сказала, – монотонно бубнила она, – что, как только я пойму, где находится эта вещь, из Москвы приедет женщина – молодая, красивая, талантливая. Я ее люблю и хорошо знаю, и она мне поможет – я вновь обрету память.

Трясущейся рукой Эмма натянула на лоб платок и произнесла:

– Это ты!

Я подпрыгнула.

– Что? Кто?

– Ты та самая женщина – молодая, красивая, талантливая, которую я люблю и хорошо знаю, – повторила собеседница. – Жаклин не называла имени, но мне-то понятно – это ты!

– Очень приятно слышать о себе такие слова, но мы совсем не знакомы, – пролепетала я.

Эмма села на валик дивана.

– Я читаю все книги Виоловой, собрала полный комплект. Ты меня видишь второй раз в жизни, но я, можно сказать, живу с Ариной, она мне очень хорошо известна, почти родственницей стала. Сбылось предсказание Жаклин: едва я успела понять, где лежит подвеска, как из России прибыла моя любимая писательница. Все станцевалось! Умоляю, помоги!

– Делать-то что надо? – тупо спросила я.

– Съезди завтра в Пелоппонесус, он находится в сорока километрах от Флоридоса. Войди в сад дома, где жили родители Софьи, найди там скульптуру кошки, отверни ей голову и достань жестяную коробочку. В ней и лежит медальон. Едва я возьму его в руки, как вспомню все! – торжественно объявила Эмма.

– Кто же меня пустит в частное владение? – ошарашенно спросила я.

– Дом ветшает, территория не охраняется, – последовало пояснение.

– А почему ты сама не съездишь?

Эмма сползла с валика на софу.

– Антон считает меня слегка сумасшедшей, – нехотя сказала она, – мы с ним практически не живем вместе. Никто не виноват, так получилось. Та авария, с одной стороны, показала, как мы любим друг друга, но она же и разрушила нашу семью. Я обитаю в Греции, супруг в Москве. О каких близких отношениях можно говорить? У Антона бизнес в России, и он не хочет его бросать. Поспелов приставил ко мне экономку, та докладывает ему о каждом моем шаге. И если я предприму действия, которых он от меня не ожидает, вполне могу оказаться в психушке.