Даниэль Пеннак - Господин Малоссен

– Кажется, ты беременна, Жервеза? Что это еще за истории? Приходи ко мне сейчас же, я тебя осмотрю.

Полчаса спустя, Жервеза лежала на свежевымытом столе для трупов, и ее друг Постель-Вагнер констатировал, что она и в самом деле носила в своем чреве новую жизнь.

– И ты до сих пор ничего не замечала?

– Да, была задержка, после больницы, – призналась Жервеза, – но я подумала, что это последствия ушиба… и машина снова заработает.

Она улыбнулась.

– Самое забавное это то, что Тереза Малоссен предсказывала мне это.

– Когда? – спросил Постель-Вагнер, набивая свою трубку. – До или после того, как ты попала в больницу?

– До. Накануне происшествия. Я заходила к ним сообщить о смерти Шестьсу.

Постель-Вагнер два-три раза затянулся в задумчивости, потом спросил:

– И ты веришь в ее предсказания?

– Раньше не верила, но теперь приходится признать…

– Вовсе нет, Жервеза. Когда Тереза тебе это объявила, ты уже была беременна.

– О нет! Уж в этом я точно уверена.

– Два месяца минимум, – подтвердил врач, вынимая трубку изо рта.

– Но у меня был правильный цикл, как у доброй католички и праведной монахини! – запротестовала Жервеза.

– Это были кровотечения, которые ты приняла за менструации. Твое следствие вымотало тебя, неутомимая. Бессонные ночи, волнения… Кого ты встретила три-четыре месяца назад?

– Встретила? – не поняла Жервеза.

– Ну, с кем ты познакомилась? Новые люди. Был кто-то, кроме твоей неподкупной стражи?

Жервеза нахмурилась.

– Два инспектора, с которыми ты прижал Мари-Анж, – наконец сказала она.

– Титюс и Силистри?

– Да. Комиссар Кудрие снял их с крупных бандитских разборок, чтобы они охраняли меня.

Постель-Вагнер огорченно покачал головой:

– Каким бы неправдоподобным это ни казалось, все равно искать следует именно в этом направлении, Жервеза…

В ночь с субботы на воскресенье дверь «Трефового Туза» вновь открылась. На этот раз высокий антилец был один.

– Рыбак!

Сутенер опять вышел вслед за полицейским.

– Держи свою пушку, Рыбак, твои люди здесь ни при чем.

Назавтра, где-то около часу дня, сделав все покупки, Элен и Танита зашли в бистро «Анвьерж».

Они немного помолчали в некотором смущении, сидя за стаканчиком воскресного портвейна, который только что принесла им Надин.

– Итак, – спросила наконец Элен, – ты как думаешь, это твой, мой или они оба?

– Это она, – мрачно ответила Танита.

Последнее слово принадлежало дивизионному комиссару Лежандру.

– Вы меня знаете, Жервеза, я не ханжа. Ваша личная жизнь это ваша личная жизнь. Но ваше… положение… вызвало такой переполох в наших рядах… все эти взаимные подозрения… это сказывается и на эффективности… вы понимаете?., на сплоченности коллектива… а это необходимо, сплоченность… речь не идет о том, чтобы принимать дисциплинарные меры, разумеется… вы хороший сотрудник… работаете… замечательно… даже отлично, по некоторым параметрам… но… я хочу сказать… для рабочей обстановки, здесь, в префектуре… ну… словом, если вы подадите на увольнение, я подпишу.

46

«Держи его!», — кричит эта девка. Затем следует серия глухих ударов. Короткая борьба. Клеман – в малом весе, легкая добыча. Тишина. Микрофон, должно быть, отключился в свалке. А у меня в ушах только и осталось, что злобный женский крик: «Держи его!» Клеман! Клеман! А я-то представлял себе, что ты в этом доме в Лоссансе будешь как в раю! О, Клеман!.. В раю не умирают!

– Ну вот.

Голос дивизионного комиссара Лежандра возвращает меня в прозрачную реальность его кабинета. Он наблюдает за мной с того момента, как кончилась запись. Он видит слезы у меня на глазах. Он дает мне время их осушить, пока перематывается пленка. Щелчок. Комиссар Лежандр достает кассету и, держа ее двумя пальцами, показывает мне.

– Это подтверждение того, что я объяснял вам в прошлый раз, господин Малоссен.

А что он объяснял мне в прошлый раз, этот идиот?

– Легковерность следователей, выпестованных моим предшественником, безгранична, и ваш кредит доверия у них неисчерпаем.

Он смотрит на меня. Смотрит и смотрит, как будто впал в прострацию. Переводит взгляд на кассету.

– Эта запись должна была бы вас оправдать, по их мнению.

Но это не тот случай? Смерть Клемана меня не оправдывает? А он так старался помочь определить личность убийц! Значит, он отдал свою жизнь зазря?

Дивизионный комиссар Лежандр не спеша убирает кассету в ящик, скрещивает руки и опять подставляет мне зеркало своей лысины.

– Попробуем разобраться методически, согласны? Что нам дает эта аудиозапись?

Он тут же спохватывается:

– Или нет. Пойдем по порядку. Сначала вот что: откуда взялась та запись.

От Барнабе! В самом начале там четко прослушивается, как Клеман переговаривается с Барнабе.

– От некоего Барнабу. Знаете вы этого Барнабу, господин Малоссен?

– По имени.

– Верно. Он пожелал остаться невидимым. Наши сотрудники допросили его как сына и внука погибших, но мы не удостоились чести лицезреть его. В нашей республике, покровительствующей искусствам, признанные художники, похоже, пользуются особенными привилегиями…

Его раздражение растекается в тонкой улыбке.

– Итак, этот Барнабу играет в нашей аристократической элите роль растворяющего объемы. Последний писк… Стираем «Джоконду», и весь Париж спешит взглянуть на это чудо. Таким образом, получается, что доказательство вашей невиновности доставил нам профессиональный иллюзионист, господин Малоссен!

Он продолжает поучающим тоном:

– Помимо того, что аудиозаписи, как и фотоснимки, вообще не могут служить доказательствами в суде, эта пленка могла быть записана неизвестно кем и неизвестно где. Присутствие этого невидимого Барнабу на месте преступления как раз перед вашим появлением и сделанная им запись произошедшего внутри этого дома не только маловероятны, господин Малоссен, но и бездоказательны. К тому же мы нигде не обнаружили переговорного устройства, ни на теле господина Клемана, ни в его машине, ни в развалинах дома. Это первое. Второе. Что нам дает эта аудиозапись?

Что Клеман был убит, господин комиссар, и что вам на это совершенно наплевать, то есть что героическое самопожертвование несчастного юноши не вписывается в логическое построение вашего расследования.

– Из нее мы узнаем, что якобы был выкраден Уникальный Фильм господина Иова Бернардена. Однако, согласно другой информации, и гораздо более достоверной, эта полнометражная лента в сто восемьдесят минут явилась объектом контрактной сделки, зарегистрированной законным образом. Мы досконально изучили этот контракт, господин Малоссен, и, надо сказать, требования господина Бернардена изложены в нем как нельзя более ясно. А так как другой участник сделки не так давно скончался, у нас, понятное дело, не было возможности его допросить. Мы отправились к его вдове, которая была очень расстроена кончиной своего супруга…

Дивизионный комиссар Лежандр не говорит, он мурлычет. Он изъясняется языком той вечной мерзлоты, где люди не умирают, а оканчивают свой жизненный путь, где нет мужей и жен, а только супруги, которых боль утраты расстраивает, а не убивает, дивизионный комиссар Лежандр изъясняется отполированным языком метрических книг, в которых имена ставятся после фамилий, которые превращаются затем в номера, если погода совсем уж испортится.

– Вы слушаете меня, господин Малоссен?

Мне кажется, что я слушаю вас с того дня, когда мне выдавали свидетельство о рождении.

– Вы подтверждаете, что господин Бернарден обещал вам свой Уникальный Фильм, как говорят ваши друзья-кинолюбители?

– Да.

– Этого-то я и опасался.

Он уже открыл рот, чтобы открыть мне предмет своих опасений, но тут его прервал телефонный звонок.

Снимаем трубку.

– Да? Хорошо, очень хорошо. Нет, нет, еще одну минутку. Я вам перезвоню.

Вешает.

– Так на чем мы остановились?.. Ах да. Непонятно, почему господин Бернарден не сдержал своего обещания.

Он умолкает.

– Очень странно.

Поднимает на меня глаза.

– Вы настаиваете на том, что явились к господину Бернардену, чтобы забрать его фильмотеку и Уникальный Фильм?

– Да.

– Фильм, который на самом деле он продал кому-то другому.

– Мы этого не знали.

– Но вы это узнали на месте.

– Мы никого там не видели. Кабинет взорвался, когда Жюли открыла дверь.

– Пожалуйста, господин Малоссен, оставьте свои сказки… они столь же неправдоподобны, как и эта аудиозапись.

Я молчу.

Он молчит.

Мы молчим.

И я доставляю ему это удовольствие: сделать логическое заключение.

– Не стану скрывать, смерть господина Бернардена не давала мне покоя, – признался он. – Я не видел в этом смысла. Мотив убийства доктора Френкеля был ясен, как, впрочем, и в случае с этой девушкой. Клеман, только за то, что он случайно вам попался…