Шарль Эксбрайя - Жвачка и спагетти

Сайрус А. Вильям был, в сущности, славным малым и признал, что зашел слишком далеко.

– Простите, синьор комиссар, но мы не любим, когда смеются над наукой... и когда мне говорят, что синьор Тарчинини общается с мертвыми...

– А почему бы и нет?

– Но послушайте! Наука...

– Есть вещи, которых никогда не обнаружить вашим лабораториям со всей их наукой!

Тарчинини вмешался в спор:

– Ну конечно, синьор, я не разговариваю с умершими так, как вы имеете в виду. Мы, понимаете, стремимся, чтобы наши предположения обрели образ... мы их разукрашиваем... такая старая слабость... может быть, это потому, что мы никогда не были особенно счастливы в материальном плане. Когда я вижу перед собой незнакомого мертвеца, я пытаюсь вообразить его живым... понять, чего он мог желать... чего у него не было или что он потерял... причину его смерти, синьор; и почти всегда это женщина. Тогда я пытаюсь представить себе и ее... и поэтому я почти уверен, что Эуженио Росси не самоубийца.

– На чем основывается ваша уверенность?

– Во-первых, на интуиции...

– Интуиция! Главное – надежные доказательства. А частицы пороха вокруг раны доказывают самоубийство. Надеюсь, вы их разглядели?

– Разглядел, синьор Лекок... но неужели вам кажется естественным, что человек, перед тем, как покончить с собой, побрился у парикмахера?

– Не понял?..

– У нашего клиента оказались еле заметные следы парикмахерского мыла в складках левого уха; я за это ручаюсь, потому что уже имел дело с подобными уликами.

– Он хотел привести себя в приличный вид перед смертью! Что тут удивительного?

– И такой чистоплюй идет стреляться на заброшенной стройплощадке?

– Ну, не мог же он покончить с собой посреди пьяцца Эрбе?

– А у себя дома? Нет, синьор, мне трудно представить себе человека, который, решив застрелиться, идет бриться в парикмахерскую...

– Значит...

– Значит, мы будем требовать экспертизы.

– По-моему, вы зря потеряете время.

– Время – единственная вещь в Италии, которую можно позволить себе расточать. Кстати, Людовико, что сказал врач?

– Он сказал, что парень застрелился около полуночи. Он тоже считает, что это самоубийство. Но странно вот что: крови вытекло очень мало.

– Есть у тебя сведения об этом бедняге Эуженио Росси?

– Да, он представитель фирмы "Маффеи", – знаешь, галантерея...

– Да.

– Он ездит как представитель этой фирмы... Его сектор – Мантуя, Феррара, Равенна, Падуя и Виченца. Он должен был выехать вчера поездом в двадцать три часа... В кармане нашли билет и порядочно денег.

– Багажной квитанции нет?

– Нет.

– Странно.

– Думаешь?

– Вряд ли Росси ехал в Мантую вот так, без ничего, верно? Ну, а если он не сдал чемодан в багаж, то куда он его дел? Что вы об этом думаете, синьор Лекок?

– Признаться, я об этом не думал, но я не знал, что тот человек собирался куда-то ехать.

– Я знаю, где чемодан!

Американец и Тарволи недоверчиво поглядели на Тарчинини, а тот, выдержав паузу, объявил:

– У убийцы, как и револьвер!

– Вы отстаиваете свою версию об убийстве?

– Да, синьор Лекок.

– Дело ваше.

Вспомнив о своих обязанностях, Тарволи заметил:

– Надо будет взять у вдовы разрешение на вскрытие.

– Какова была ее реакция на сообщение о смерти мужа?

– Ей еще не сообщали.

– До сих пор!

Изумленный американец вскричал:

– Вы хотите сказать, что женщина, овдовевшая по крайней мере двенадцать часов назад, еще не предупреждена?

– Куда спешить с дурной вестью?

– И ее не приглашали опознать труп?

– А зачем? При нем были документы с фотографиями.

– Но правила...

– О! Если в мы исполняли все правила, мы бы стали, как дикари, верно, Тарчинини?

– Конечно... Где живет вдова, Людовико?

– Виа Кардуччи, 233.

Следователь встал.

– Я сообщу ей, а заодно попрошу разрешение на вскрытие, объяснив ей мои подозрения... Я тебе позвоню.

Сайрус А. Вильям уже перестал возмущаться пренебрежением здешней полиции к установленным правилам. Когда он вернется в Бостон, он повеселит общество рассказами о веронских нравах. Вряд ли ему поверят, и, возможно, обвинят в том, что он играет на руку изоляционистам, рисуя Европу более черными красками, чем она есть в действительности.

В доме 233 на виа Кардуччи привратница, недовольная тем, что ее оторвали от еды, вышла им навстречу:

– Чего вам надо в такое время? Что это за напасть такая, не дадут поесть спокойно! Во имя сердца Христова, неужто и на старости лет человек не имеет права отдохнуть?

Лекок отметил, что в уголках губ у старушки остались следы томатного соуса. Вот такие мелкие детали придадут правдоподобия тому, что он будет рассказывать в Бостоне у Пирсонов.

– Простите, что побеспокоили вас, синьора, но мы вынуждены... Можно ли видеть синьору Росси?

– Третий этаж, налево!

– Тысяча благодарностей, синьора!

– Но можете не трудиться подыматься, ее нет дома.

– А! Она еще не пришла с работы?

Привратница разразилась хриплым смехом, похожим на карканье:

– С работы? Уж она-то, будьте спокойны, себя не утруждает! Платья, волосы, ногти – вот вся ее забота. Говорю вам, ей чертовски повезло подцепить такого мужа, который хорошо зарабатывает и может ей позволить целый Божий день сидеть, сложа руки, когда другие...

Тарчинини поспешил перебить поток личных выпадов, который готов был прорваться:

– Ваша правда, синьора. Нет в мире справедливости, и не всегда хорошо бывает тем, кто больше этого заслуживает... А вы случайно не знаете, где синьора Росси?

– Всякий раз, как ее муж уезжает, она отправляется к своей подруге – та вдова, синьора Фотис, Лидия Фотис. Она живет в Сан-Дзено, виа Скарселлини, дом 158.

Наши сыщики в некотором замешательстве смотрели на женщину, открывшую им дверь, и она заговорила первой:

– Что вам угодно?

– Нельзя ли повидать синьору Фотис?

– Войдите, я сейчас доложу.

Она провела их в маленькую гостиную, заставленную мебелью начала века. Сайрус А. Вильям сразу же заметил висящую на стене гравюру, которая взволновала его, несмотря на ужасное качество печати, потому что такая же была у него в детской. Там была изображена вызывающе элегантная женщина, опоясанная бросающимся в глаза золотым поясом, от которой прохожие презрительно отворачивались, тогда как в другом углу гравюры бедно одетая молодая вдова, держащая за руку ребенка, принимала изъявления всеобщего уважения. Заинтригованный Тарчинини вывел своего спутника из задумчивости:

– Что вас заворожило, синьор?

Американец указал на гравюру:

– У меня такая когда-то была...

Они одновременно обернулись, услышав приятный голос:

– Чем могу служить, синьоры?

– Синьора Фотис?

Она кивнула. Высокая, тонкая, подчеркнуто строго одетая, Лидия Фотис была само изящество, а ее ласковые, как это бывает у близоруких, глаза выражали неисчерпаемую доброту. Тарчинини низко поклонился, и в первый раз Лекока это не покоробило.

– Мы бы хотели поговорить с вашей подругой, синьорой Росси.

Она как будто на мгновение смутилась, что не ускользнуло от следователей.

– Моей подруги здесь нет.

– Да? Нам сказали, что всякий раз, как ее муж уезжает, она перебирается к вам, чтобы не оставаться одной.

Синьоре Фотис было явно не по себе.

– Кто вы, синьоры?

– Мы из полиции, синьора.

– Из полиции? Мика что-нибудь натворила?

– Вы говорите о синьоре Росси? Нет, успокойтесь... Мы только должны поставить ее в известность, и как можно скорее, о... ну, короче, о несчастном случае с ее мужем.

– Боже! Он ранен?.. Опасно?

– Очень опасно, синьора, и поэтому...

– Мика, в сущности, хорошая девочка, но она всегда была так избалована...

Тарчинини мягко прервал ее:

– Что, если вы нам скажете, где она сейчас?

– Я...я не знаю.

– Послушайте, синьора! Она в самом деле пришла сюда вчера вечером?

– Да, но...

– Но?

Она, видимо, с величайшим трудом пересилила себя и ответила, краснея:

– Она здесь не ночевала.

– Вы бы лучше сказали нам, где она провела ночь?

– Не знаю...

В этом разоблачении американец увидел подтверждение своей версии. У Мики Росси был любовник, и ее муж, не в силах вынести этого, застрелился. О чем еще хлопочет Тарчинини? Без сомнения, зациклившись на своей версии убийства, он никак не может выбросить из головы эту нелепицу!

– Понимать ли ваши слова так, синьора, что ваша подруга не была верна своему мужу?

– Это был брак по расчету... Эуженио не был красавцем, но хорошо зарабатывал...

– Она придет к вам или домой?

– Думаю, что ко мне.

– Будьте так добры, передайте ей, как только ее увидите, чтоб она немедленно явилась в уголовную полицию, где ее ждут.

– Уголовная полиция?

– Муж вашей подруги умер, синьора. По-видимому, это самоубийство. Нам необходимо разрешение на вскрытие.