Дом с химерами - Юрий Яковлевич Иваниченко

закончив оценку, резюмировал: – А ведь отменный негодяй, вполне подходящий, чтобы на него всех собак повесить? А, капитан?

– Всех не получится. Михал Михалыча куда девать?.. – вздохнул Арсений сочувственно. Не столько, впрочем, сочувствуя подполковнику, которому не терпелось «повесить всех собак» в какое-нибудь одно ясно-понятное место, сколько бедняге М.М. Савченко, годами вынашивавшему план мести своему «чёрному ангелу». – Но всё получилось как-то не так. И теперь Савченко ждёт обвинения в попытке покушения на господина Варге.

– А что у нас на него есть? – спросил Виктор Сергеевич.

– Взорванный «бентли», микроскопический осколок Б-32 бронебойно-зажигательного патрона, СВТ с отпечатками пальцев и явка с повинной, – с явным сожалением ответил Арсений.

– Хватит, оформляй, ему в тюрьме сидельцы за покушение на банкира двойной сахарок отжалеют, – махнул ладонью подполковник. – Что осталось?

– Взрыв в апартаментах Варге, на который равно претендуют ФСБ, ГРУ и СВР, – с безжалостностью уролога констатировал капитан Точилин.

Подполковник невольно скривился.

– Я этого не слышал, ты не говорил… – устало пробормотал Виктор Сергеевич. – Кстати, как там эти спец-спец-спец? Не сплыли по Пресне?

Точилин даже не попытался сострить насчёт что и где тонет, а что нет. Наоборот, сказал с должным уважением:

– Выбрались. Что-то рванули, что-то сломали, а потом прошлись через генеральские покои, по ранжиру. Ещё и постояли почётным караулом у тела усопшего.

– Всё. Забыли. Не они – и точка.

– А кто тогда? – поинтересовался Арсений.

– Никто! – раздался вдруг за спиной у него знакомый, низковатый и грубоватый, но всё-таки девический голосок.

Глава 26. Дело давно минувшей ночи

– Никто! – повторил голосок.

– А… – растерянно протянул Виктор Сергеевич. – А кто вас сюда?

– Никто, – вновь раздался девический голос, но другой, совсем низкий и с натужными интонациями. – Я ей говорила обождать, а она ломится…

– Оставьте её, Оксаночка, – поморщился подполковник Камышев, глядя через голову Арсения на нечто непривычное даже глазу милиционера. Должно быть, на чрезмерное применение «мер физического воздействия» старшим сержантом полиции Оксаной (его секретаршей) к посетительнице. – У-у, девушки?.. – неуверенно продолжил подполковник, всматриваясь в вошедшую, вернее, ворвавшуюся особу, чтобы не сказать особь. Что-то лысое до лилового отлива, с бездонно-чёрными глазами на лице тонкого рисунка, задрапированное кожей и крупной шерстяной вязкой с первобытной наскальной росписью. – У товарища, наверное, к нам что-то срочное?

– Вот именно! – сердито буркнула Аннушка, окончательно вырываясь из «оков полицейского произвола».

«Оковы» окончательно пали по швам серой форменной юбки.

– Слушаюсь, – с трудом выдохнула Оксаночка, чьи ноздри всё ещё кровожадно раздувались на маленьком конопатом носике. И, окинув маргинальную особу брезгливым взглядом, с достоинством скрылась за дверью, едва не снеся её крутым бедром.

– И по какому поводу?.. – осторожно спросил Виктор Сергеевич. – У вас к уголовному розыску «срочное»?

– По поводу взрыва в доме Шатурова… – бухнулась без приглашения на стул Аннушка, бросив через плечо Арсению: – Привет!

– Хорошее начало, – вздохнул подполковник, должно быть, по поводу именно «привета». Арсений же, хоть и сам не сразу пришёл в себя, всё же без комментариев нарисовал на блокнотном листке цифру III.

И попросил всё объяснить Аннушку, ещё не зная, каковой кладезь историко-семейной легенды разверзнется.

«Адамиты с динамитом»

Горничной купца первой гильдии И.Ф. Шатурова Алевтине захотелось водички. Под пуховой периной было жарко.

Выбравшись из постели, Алевтина зашлепала босыми ступнями по паркету в ванную и, попив там из бронзового крана в виде тритона, открыла глаза, потому как обратную дорогу всегда забывала. И тут…

В открытую дверь ванной был виден залитый мглой коридор, в конце которого, просветом, вливался лунный свет из окна гостиной. И в голубом этом сиянии Алевтина увидела то, о чём по молодости с дворовыми девками хихикала. Из мавританского камина в гостиной, из чёрного зева топки, выпирал худощавый зад. Голый и определенно мужской, – опустила Алевтина взгляд на тень его на паркете. Тень была такая же самая, над которой они с девками и хихикали, – как от хозяйского дога.

На месте Алевтины можно было, конечно, подумать, что это трубочист, не сумев среди бела дня протиснуться в дымоход в одежде, решил попасть в него нагишом и ночью, чтобы не смущать горожан. Но Алевтина, не будь дура, так не подумала. «Воры…» – трезво подумала она.

Женщина Алевтина было не столько храбрости беспримерной, сколько любопытства неуёмного. В лунном свете зад казался кованным из серебра, а по приближению показался ещё и на редкость костлявым, но отважную горничную это не остановило. Положив увесистый ковшик на каминную полку, подобрав полы ночной сорочки, она лягнула по голубым ягодицам босой ногой – и невольно охнула: «Что по батарее чугунной!»

Зад испуганно замер. Некоторое время обе враждующие стороны ждали парламентёрских предложений. Тогда горничная нанесла второй удар. Другой ногой и уже с разгона, и ещё более сокрушительный, чем первый, так что: «Ах, тать!» – они с задом вскрикнули хором. Алевтина рухнула на пол, обхватив ногу и дуя на палец большой ноги.

– Да полноте вам калечиться, – наконец посоветовал из тьмы камина приятный мужской баритон, потирая ушибленное место ладонью. – Я не тать в ночи. Я тут по идейным соображениям, – прокряхтел обладатель тощего зада, выбираясь наружу. – Павленов Александр, – представился молодой человек весьма интригующей наружности, протягивая одну руку, тогда как другая, с библейской стыдливостью, изображала фиговый листок. – Студент. Борец за свободу естественных человеческих состояний. Матерьялист и пожалуй что и фрейдист. Отрицатель духовных начал в пользу животных. Добрый вечер.

Ничего не поняв в сказанной абракадабре, но зачарованная рокочущим баритоном, бакенбардами и лукавой улыбкой Фавна, горничная смутилась. Она горячо задышала и потупилась.

– А чего вы здесь?.. – наконец стряхнула она наваждение.

– Да здесь-то я по ошибке, – виновато развел руками матерьялист, на мгновение парализовав Алевтину. – Перепутал ходы дымохода, видите ли, – спохватился новоявленный Адам. – Я вообще-то к соседу вашему лазил, к полицмейстеру Трепакову. Нет-нет, вы не подумайте! Не грабить, конечно. Я ж говорил, я тут по идейным соображениям. Видите ли, я террорист, бомбист, если быть точным…

Адамиты, то есть нудисты с идейным уклоном, как известно, были первейшие в дореволюционной России террористы. Горше их только содомиты и большевики. Но те все либо таятся, либо наоборот, норовят по Красной площади парадом на царские именины выпереться. А нудисты, те куда коварнее. Без излишнего эпатажу и тем более конспирации. Зайдут так в «Славянский базар», рассядутся, светские беседы ведут, кофей попивают… а сами в первородном, так сказать, состоянии. Половые жмурятся, посуду бьют, лбами сшибаются. Им в этаком содоме и половыми зваться совестно. А тем ничего. Это у них «флэш-моб» или «флэшем по лбу», на английский манер, называется. А однажды, прости Господи, в храм Божий