Клод Изнер - Талисман из Ла Виллетт

— Я бы сейчас охотно выпил коньяку, — объявил Виктор.

— А я ограничусь вашим любимым коктейлем. Вермут с кассисом, пожалуйста, побольше кассиса и поменьше вермута, — попросил Жозеф, обращаясь к хозяйке «Потерянного времени».

Виктор попросил его как можно подробнее рассказать, какие показания он дал в полиции.

— Говорю же вам, я целиком и полностью подтвердил ваши слова! Не беспокойтесь, я быстро выучил урок!

— Вы упоминали про Лулу?

— Да, и сказал, что ничего на нее не нарыл. Остается надеяться, что ни Мирей Лестокар, ни этот, как его… Ганаш не опровергнут мои показания.

— Гамаш. Его фамилии Гамаш. Им нет никакого резона это делать. Мими боится полиции, Альфред Гамаш рискует потерять работу, а Мартен Лорсон и вовсе будет вести себя тише воды, ниже травы. Итак, вы все взяли на себя?

Жозеф с притворно сокрушенным видом поднял стакан.

— Я пожертвовал собой. Заявил Лекашеру, что прочел в газете, в разделе криминальной хроники, сообщение об убийстве молодой женщины у заставы Ла Виллетт. Детали этого дела были необходимы мне для нового романа, и я против вашей воли вовлек вас в расследование. Но вам ничего не удалось разнюхать, и тогда я переключился на несчастный случай с бароном де Лагурне в Булонском лесу… Словом, всему виной моя дурацкая привычка делать вырезки из газет!

— Значит, вы по собственной инициативе вели расследование в эзотерических кружках, связанных с «Черным единорогом», — заключил Виктор, потягивая коньяк.

— Угу. Слушайте дальше. Мы пошли на похороны барона, но ничего полезного я там не выведал, и интерес к убийствам заставил меня обратить внимание на историю с кутюрье Ришаром Гаэтаном. Приятели-журналисты держат меня в курсе событий, и я раньше, чем полиция, узнал, что этот тип отправился в мир иной не без посторонней помощи.

— Полагаю, вы решительно отрицали, что посетили дом номер 43-бис по улице Курсель?

— О да! Зато я поведал Лекашеру, как обнаружил, что этот самый Гаэтан был напрочь лишен творческого таланта, а модели на самом деле создавал его друг Великий Абсалон, и предложил вам отправиться в Зимний цирк и побеседовать со знаменитым акробатом. Так вы и оказались там в тот самый злополучный для Томассена день.

— И погнался за человеком, который тюкнул его по затылку, то есть за отцом Бонифасом, а тот привел меня в квартал Монжоль, куда я вызвал на помощь вас.

— Лекашер устроил мне такой разнос!..

— Мне тоже досталось, хотя только благодаря нам ему удалось схватить преступника. Из нас вышла славная парочка лжецов, Жозеф.

— Что да, то да, только ведь правда может завести далеко — даже в тюрьму. Но что будет с нами, если Сильвен Брикар или Эрманс все-таки расколются?

— Брикар — тертый калач, он никогда не скомпрометирует себя, чтобы не лишиться кругленькой суммы пенсионных выплат. Вдова будет защищать свою дочь Софи, а та, я уверен, предпочтет остаться в стороне.

— А хромой?

— Скорее всего, он любовник Софи, по части тайн эта дамочка даст нам сто очков вперед.

— Вы забыли о баронессе Клотильде!

— Вовсе нет, — возразил Виктор. — Она не дала согласия ни на вскрытие мужа, ни на обыск в особняке. Видимо, ее не волнует, как умер барон, и она хочет мирно доживать свой век в обществе сына и заветного шприца в кругу семьи невестки, которая готова оплачивать ее долги.

— Значит, дело закрыто! Да уж, повезло с нами отцу Бонифасу! Мы умеем запудрить людям мозги!

— Надо отдать ему должное — он ни словом не обмолвился о нашей роли в этом деле.

— Но ведь мы скрыли подробности убийства Лагурне!

— Незачем добивать отца Бонифаса. Я понимаю его мотивы.

— Вечно у вас убийцы оказываются правы! Вы и впрямь странный человек: сначала загоняете их в угол, а потом только что не оправдываете! Этот старик прикончил троих!

— Он защищал дочь, которую любит, хотя не растил и не воспитывал, и хочет, чтобы она была счастлива. Я нанял для него одного из лучших адвокатов. Тот сумеет растрогать публику, заявив, что, узнав о смерти Лулу…

— Эта версия не пройдет, — перебил его Жозеф, — ведь никто не востребовал тело девушки с крашеными волосами!

— …Узнав об убийстве Лулу, — невозмутимо продолжил Виктор, — за которой скрытно наблюдал, наняв для этой цели типа из квартала Монжоль, отец Бонифас решил применить ветхозаветный закон: око за око, зуб за зуб.

— А вы умеете подать факты! Что-то мне расхотелось пить. — Жозеф отставил стакан — у него и от нескольких глотков закружилась голова. — Уф, хорошо… Можно наконец вернуться домой, к тихой и спокойной семейной жизни.

— Воля ваша, а мне нужно нанести последний визит.

— Кому?

— Мадам Герен. Я, конечно, записной лжец, но при этом редкий педант. Некоторые детали этой истории остались невыясненными, и кондитерша может меня просветить.

Жозеф колебался не больше пяти секунд: он догнал Виктора на набережной Малакэ.

— Шикарный горошек по пять су за ливр!

— Куча салата за восемь су! На выбор!

— Э-ге-гей! Вы только взгляните, какая картошечка! Купите пять кило — получите котелок масла!

Прилавки тянулись вдоль улицы Ланкри по обе стороны мостовой. Жозеф с вожделением вдыхал запахи жареных каштанов и ванили. Из шарманки лились звуки мелодии из оперетты «Дочь тамбурмажора»,[88] какой-то старик, держа подмышкой два альбома с золотым обрезом, яростно бранился со старьевщиком:

— Десять су за Поля Феваля?![89] Да это чистое безумие!

— Побереги красноречие! Сам знаешь, больше откладывает вовсе не тот, кто больше зарабатывает!

«Нужно запомнить это выражение, пригодится для следующего романа, — подумал Жозеф. — Нет ничего лучше таких вот подслушанных диалогов!»

— Прибавьте-ка шагу, — поторопил его Виктор. — Мы должны застать птичек в гнездышке.

Но когда они добрались до улицы Винегрие, их ждало разочарование.

— Закрыто. Никого… — констатировал Жозеф, кивнув в сторону «Синего китайца».

— Что ж, тогда отправимся на улицу Альбуи.

Они долго звонили в дверь, прежде чем створка окна на первом этаже приоткрылась. Вид у Эрманс Герен был враждебный.

— Чего вам надо? Мало того, что уже натворили? — буркнула она.

Виктор снял шляпу и незаметно ткнул локтем Жозефа, чтобы тот последовал его примеру.

— Мадам Герен, — начал он, — мы здесь, чтобы принести вам свои извинения. Произошло досадное недоразумение. Мы бы очень хотели побеседовать с вашей дочерью Софи.

— Ее здесь нет. Уходите!

— Я настаиваю, мадам. Я нанял знаменитого парижского адвоката мэтра Массона защищать отца Бонифаса. Все расходы, разумеется, беру на себя.

Эрманс Герен только еще больше нахмурилась.

— Мадам Герен, нас направил к вам отец Бонифас. Он рассказал нам про дневник. Прошу вас, впустите нас, это очень важно. Клянусь: ни вы, ни ваша дочь не будете втянуты в судебное разбирательство.

— Почему я должна доверять вам? — бросила она.

— Вот письмо от мэтра Массона, и другое, от отца Бонифаса, его почерк вам знаком… У полиции нет против него ни одной реальной улики, одни лишь подозрения. Он совершил ошибку, признав, что убил Ришара Гаэтана и Абсалона Томассена.

— Что ему грозит?

— Учитывая обстоятельства, присяжные наверняка будут к нему снисходительны. Ни вас, ни вашу дочь свидетельствовать не заставят, ваши имена не будут звучать на процессе. Мы — лишь посредники. Но ваши анонимные показания помогут отцу Бонифасу.

Эрманс Герен несколько секунд смотрела на листки в руках Виктора, потом закрыла окно и распахнула дверь.

Они вошли в тесную гостиную, где мирно тикали мраморные часы. Хозяйка жестом пригласила их устроиться на козетке, а сама присела на краешек глубокого кресла.

— Все же странно, знаете ли, — произнесла она, постукивая пальцем по конвертам, — когда больной сам просится в больницу. Это дурной признак.

— Не будьте пессимисткой, мадам. Расскажите нам все.

— Вас и вправду интересует история моей жизни?

На нее неожиданно нахлынули воспоминания: вот ей семнадцать, она наивная, восторженная девушка… Эрманс машинальным движением схватила вязанье, спицы замелькали в ее руках.

— Я почти не знала своего отца, он умер, когда мне было восемь лет. У матери на руках осталось пятеро детей. Друг отца Марсель Герен, кондитер из Латинского квартала, дал мне работу продавщицы — у него была еще одна лавочка на улице Винегрие. В молодости не боишься никакой работы, но и развлекаться умеешь. Мы с компанией друзей встречались по вечерам и веселились от души. Я встретила Жюльена Колле, красивого двадцатилетнего парня. Его лучшим другом был Сильвен Брикар, служащий с улицы Винегрие. Он тоже за мной ухаживал, но я выбрала Жюльена. Он хотел стать врачом, но был беден и ночами учился сам, по книгам, а днем работал у стеклодува. В конце 1869 года мы стали жить вместе. Я забеременела. Софи родилась через несколько дней после начала войны с Пруссией. Жюльен завербовался…