Лоуренс Блок - Вор в роли Богарта

— Не совсем понимаю, при чем тут это, — ответил он, — но все равно занятно, что ты об этом заговорил. Потому как и я подумал о том же чуть раньше.

— Правда?

— Она еще сказала, что манто знавало лучшие времена, как, впрочем, и все мы, включая ее. Однако ты не стал тогда вдаваться в подробности. Похоже, что эти манто — штука не вечная, хотя, судя по тому, сколько за них дерут, одного должно было бы хватить на всю жизнь. Лично у меня сложилось впечатление, что она не прочь заиметь нечто в том же роде и воротит нос лишь потому, как на уме у нее определенный фасон и цвет. Так что как-нибудь на днях, Берни, придется нам с тобой встретиться где-нибудь в городе и спокойно обсудить эту проблему.

— Может, и не придется, — сказал я.

— Как прикажешь понимать?

— Может, миссис Киршман будет иметь возможность зайти в один из престижных магазинов, ну, скажем, в «Арвин Танненбаум», и выбрать там манто по своему вкусу.

— Очень интересно… — протянул он. — Хотя, с другой стороны, понимаю, разговор зашел об этом самом «Таненнбауме» только потому, что именно там ты надыбал для нее это старое манто. И ты думаешь, я позволю своей жене тащиться к ним и выбрать что-то новенькое? Где, интересно знать, я раздобуду на это бабки?

— Ну наконец-то, — заметил я. — А я уж начал бояться, что ты так никогда и не задашь этого вопроса…

Глава 18

Мне осталось сделать еще пару звонков, и я их сделал. Затем сел в автобус на остановке «Ист-Сайд» и снова направился к центру города, только на сей раз проехал на одну остановку дальше, до «Хантер-Колледж», и вышел на Семьдесят седьмой. Прошел квартал и увидел дом, тот самый дом, где все и началось. Впрочем, сказано не совсем точно. Началось все это, по-видимому, значительно раньше, задолго до той ночи в прошлую среду и довольно далеко от этих мест.

Как бы то ни было, но стоял я сейчас перед домом Кэндлмаса, который, впрочем, являлся скорее моим заказчиком, нежели партнером. Но теперь и он тоже мертв, и, похоже, в этой связи мне также следует предпринимать кое-какие шаги. Где именно его убили, точно неизвестно, но где закололи ножом Кэппи Хобермана, было очевидно, и я чувствовал, что пришла пора и мне там побывать.

Войдя в подъезд, я оглядел четыре кнопки и нажал верхнюю из них, у таблички «Кэндлмас», — просто чтобы избежать неловкости при встрече с какими-нибудь криминалистами, вернувшимися на место преступления после второго убийства. Впрочем, не слишком верилось, что там кто-то есть, и, как вскоре выяснилось, никого там и не было, и я, выждав положенное время, извлек свои инструменты и вошел.

Можно сказать, они — моя карта «Америкен Экспресс», ведь я никогда с ними не расстаюсь.

Дверь в квартиру Кэндлмаса на четвертом этаже была сплошь замотана пресловутой желтой полицейской лентой и заклеена листовками, запрещающими доступ посторонним, с печатью нью-йоркского департамента полиции. Для пущей выразительности некто — видимо, полудурок-слесарь, вскрывавший копам дверь, — присобачил к ней снаружи петлю и засов, запертый на новенький навесной замок.

Ни одно из этих препятствий не казалось непреодолимым. Самый огромный и грозный на вид навесной замок — это вообще раз плюнуть, если при себе спрей с фреоном и молотком: первым пшикнул, вторым постучал, и весь тебе гордиев узел. Лично у меня этих ценных приспособлений под рукой не было, но вполне можно обойтись и без них. Тип замка я знал — такие легко вскрываются простой отмычкой.

Куда сложнее было с бумажками и лентой. Казалось бы, это вообще не препятствие, но как прикажете открыть дверь, не оставляя следов? Идеальный выход в подобных случаях — иметь под рукой моток точно такой же ленты и пару аналогичных листков в кармане брюк. Восстанавливать оригинал в данном случае не потребуется, достаточно просто заменить его.

Однако экипирован я был не настолько хорошо. И, поборов искушение незамедлительно заняться замком, бросил на него последний тоскующий взгляд и затрусил вниз по лестнице. На пути я вспомнил перечень остальных жильцов, сообщенный мне Рэем: пара голубых в цоколе, слепая дама на первом этаже, бизнесмен из Сингапура в квартире Лерманов на втором и, наконец, неизвестный обитатель, или обитатели, квартиры на третьем. «И к черту тех, кто живет на третьем! — сказал тогда Рэй. — Они наверняка такие же, как и все: никто ничего не видел и не слышал»…

Спустившись в холл, я нашел их звонок с табличкой «Гирхардт». И позвонил, в глубине души надеясь, что они нашли способ убраться из города на выходные. Но нет, вскоре после того как я надавил на кнопку, из микрофона послышался мужской голос, вопрошающий, кто там.

— Это я, Роджер! — весело откликнулся я. — Со мной моя подруга, Мари Бет, и нам хотелось бы побеседовать с вами о бессмертии вашей души.

— Идите в задницу! — предложил он.

— О!.. — заметил я, стараясь казаться шокированным, но то был напрасный труд, он уже отключился. Тогда я передвинул палец ниже, на кнопку второго этажа, уже решив для себя, что подход к парню из Сингапура должен быть другим. Вряд ли его приведет в восторг появление парочки городских миссионеров. Можно просто притвориться, что я разыскиваю Лерманов.

Но даже этого не пришлось, потому как на звонок никто не ответил. И я снова вошел в подъезд — на сей раз без отмычки, поскольку предусмотрительно придерживал дверь ногой, — и, поднявшись на второй этаж, оказался лицом к лицу с дверью, оснащенной двумя отличными замками: один из них — ваш любимый классический «сигал», второй — так называемый полицейский замок, снабженный новейшим изобретением, противовзломным цилиндром.

Тоже мне, противовзломное…

Квартирка у Лерманов оказалась очень уютная, правда, несколько перегруженная различными предметами. Тут было слишком много всего — слишком много ковров на полу, картин на стенах, слишком много мебели, загромождающей комнаты, слишком много безделушек на мраморной каминной доске, слишком много статуэток на угловой этажерке у окна. Какого-нибудь дизайнера-минималиста наверняка бы передернуло от всего этого изобилия, а уж что делал со всем этим добром китайский бизнесмен из Сингапура, оставалось только гадать, но с чисто профессиональной точки зрения я, следует признать, был потрясен.

Такого рода интерьер вселяет в сердце истинного вора радость и восхищение. Готов побиться об заклад, вам не удастся сыскать вора, проповедующего девиз: чем меньше, тем лучше. Истинный вор твердо усвоил: меньше — это меньше, а больше — всегда больше. И люди, битком набивающие свое жилище разного рода добром — ну, разумеется, только в том случае, если они не братья Кольер[23] и добро не являет собой старые газеты, — просто любят вещи. Уж у них в квартирах всегда найдется что-то стоящее, не то что у парня, что устанавливает кровать посреди голой комнаты, где единственным украшением является гирлянда мигающих лампочек над головой.

Меня так и подмывало как следует осмотреться, но кто вам говорил, что на это было время? И я прошел через всю квартиру насквозь, добрался до просторной спальни в самом ее конце, передвинул книжный шкаф и какое-то крупное растение с желто-зелеными листьями в фарфоровом горшке — похоже, настоящем роквудском, — отпер и поднял оконную раму и выполз на пожарную лестницу. Поднялся на два пролета, мимо неприветливого мистера Гирхардта и его погрязшей в грехе души, и потратил добрых минут десять, чтобы открыть окно в спальню покойного Кэндлмаса. Окно у него было со створками, запирающимися изнутри на сквозной шпингалет. Открыть его снаружи было практически невозможно, если только не отжать стекло с помощью какого-либо приспособления. Это проще простого, если подобное приспособление имеется у вас под рукой. Понаблюдайте за каким-нибудь предприимчивым юнцом, который в мгновение ока вскрывает запертый изнутри автомобиль, и вам тут же станет ясно, о чем я говорю.

Я, конечно, имел дело не с авто, но инструмент мне требовался аналогичный — а у меня такового не имелось. Но я старался проникнуть в окно и был, казалось, уже совсем близок к желанной цели, что побуждало к дальнейшим действиям. Но тут наконец до меня дошло, что я слишком уж долго торчу у всех на виду, а потому пришлось употребить стеклорез из моего набора, я вырезал им небольшой прямоугольник, сунул в отверстие пальцы, повернул ручку и оказался внутри.

Я пробыл в этой квартире несколько часов. Там было душновато, и пришлось открыть окно в гостиной, а потом еще одно, в спальне, целостность которого я нарушил, и устроить небольшую вентиляцию. Отыскать место, где несчастный Кэппи Хоберман истек кровью, не составляло труда. Они не стали обводить тело мелом или помечать липкой лентой. Теперь так не делают — предпочитают, чтобы штатный фотограф извел несколько роликов пленки, запечатлевая тело в разных ракурсах, а уже потом увозят жертву. Но кровь — не их забота, и довольно много этой самой крови впиталось в ковер.