Детектив для неправильных людей - Ольга Станиславовна Назарова

– Хантеровская порода, – невольно улыбнулась она.

Правда, когда она доехала до больницы, поводов для улыбки у неё уже не было.

– Машенька, прости, что я тебя выдернул, но… – Миронов откровенно переживал и даже скрыть это не пытался. – Я не знаю, в курсе ли ты, но Кирилл для меня не просто начальник службы безопасности, но и мой близкий друг.

– Я знаю… – Маше хотелось, чтобы её пустили к мужу, но она одёрнула себя – явно этот разговор не просто так начат.

– Он рассказывал мне о ваших отношениях, о разрыве. Я никогда не полез бы с этим, но… Маша, с ним не очень хорошо. Стреляли из охотничьего арбалета, мощного. Болт для максимальных повреждений. Нет, он увернулся, конечно, иначе… Ну ты понимаешь.

– Да, – Маше казалось, что слово упало как камень в чёрную воду.

– Увернуться-то Кирилл сумел, но болтом его прилично задело и встать он уже не смог, а потом начался проклятый дождь… Его ребята нашли неподалёку от того места, где была лодка нападавшего – там камыши обломаны. Короче говоря, пока его нашли, крови он потерял прилично, ну и переохлаждение тоже имело место быть – это же Карелия, часто налетает такой ветер…

– Пётр Иванович! – Маша была готова завизжать. Зачем он ей всё это говорит? Почему не пустит к Кириллу? Сдержалась только потому, что видела – Миронову самому страшно. Сдержалась и продолжила:

– Я поняла, что ситуация тяжёлая. Он без сознания?

– Да. Он был какое-то время в сознании, смог максимально зажать рану, иначе спасать было бы уже некого, но сейчас врачи не знают, какие шансы…

И тут Маша не выдержала:

– Я ни разу не видела врача, который сказал бы в такой ситуации «Не волнуйтесь, всё будет хорошо», а знаете почему?

– Почему?

– Потому что, если что-то будет хуже, с них спросят! Скажут: «Вы же обещали, значит, это ваша вина! Вы напортачили!» – Маша гневно сверкнула глазами.

– Мы все под Богом ходим, и любой человек смертен… Только вот умереть можно, упав с высоты собственного роста и ударившись головой, занозив палец, подхватив обычную простуду! Так что я плевать хотела на любые прогнозы, понимаете? Пле-вать! Благо, наслушалась уже их! Мне без разницы, кто и что говорит!

Она так злилась, что Миронов… неожиданно улыбнулся.

– А вот теперь мне кажется, что надежды в окружающей среде прибавилось! – подумал он.

– Можно вопрос? – Маша видела, как у двери, за которой был Хантеров, стоит один из его подчинённых и качает головой, мол пока нельзя – там врачи. Так что у неё пока есть время выяснить кое-что. Пусть даже просто, чтобы не сходить с ума от беспокойства.

– Откуда вы знаете мой телефон? Через сотрудников, которые были ко мне приставлены?

– Нет. У меня он записан – Кирилл дал. Вы значитесь как его контакт, в случае если… Ну, он завещал вам всё имущество. Так что…

– Всё! Достаточно, я поняла, – Маша пожалела, что спросила, правда через секунду забыла об этом – её окликнули от дверей, за которыми был её муж. Бывший… Хотя почему бывший? Если самый что ни на есть настоящий!

Врача, который с профессионально-бесстрастным выражением пытался что-то ей объяснить, Маша не слушала принципиально – ничего нового, всё, как и было. Состояние очень тяжёлое, кровопотеря, усугубившаяся холодом, шансы… ну…

– Вы понимаете…

– Понимаю!

– Видите ли…

– Вижу! Всё вижу, понимаю, осознаю…

Маша даже не очень уразумела, куда делся этот самый врач, сообразила только, что её наконец-то пустили к Кириллу.

– Господи, помоги! – сколько раз произносится эта молитва, когда рядом край? Когда упираешься изо всех сил, пытаясь не кричать, не скатываться в истерику – нет от этого пользы, вред один, а вместо этого молишься. Пусть как умеешь, пусть коряво, только бы услышали! Только бы помогли!

Маша знала, что реанимация странное, да и что там… Страшное место. Сама когда-то видела, свет лампы уже не над собой, а с той стороны окна. Словно она снаружи смотрит на голые ветки деревьев на фоне светлого квадрата.

Знала, как это, сидеть под дверями и повторять «Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится…» – начало девяностого псалма, который читают, когда человек в страшной опасности. Знала, как это, когда мир сжимается до точки, пульсирующего солнца перед закрытыми глазами.

– Господи помоги ему! Господи, прости меня! Почему я не поняла, что важно? Что он для меня самый важный, самый-самый человек на свете, что он так нужен? Помоги!

Казалось бы… Он такой сильный, вокруг люди, медицина – лучшие врачи, техника, лекарства, сейчас-то всё изменилось, но… Ничего на самом деле не меняется! Люди так же хрупки и уязвимы, а жизнь такая непредсказуемая.

Вот только вчера она сердилась на какую-то ерунду, а сегодня готова вцепиться в эти минуты, только бы они не сменились другим временем – тем, в котором его не будет. А ведь она даже не сказала, что он ей нужен, дорог, что она его любит!

– Я тебя люблю! Кирилл, пожалуйста, возвращайся! Никуда не смей уходить, слышишь? Только останься! Да только попробуй… Я тебя сама прибью! Кирилл! Пожалуйста! Я так тебя люблю, ты мне так нужен! Господи, помоги!

– Знаете, а ведь ему лучше становится… – неожиданно протянул совсем молодой врач, покосившись на монитор, где посверкивали показатели состояния Хантерова. – Давление, сердечный ритм… Он стабилизируется. Жену бы оттуда ещё убрать, – он хмуро покосился на двери. – Не понимаю я, зачем это нужно, только больному мешать.

– Мешать умереть? Это мы можем, – фыркнула врач в возрасте, много чего повидавшая и знающая.

– Такая точно помешает больному умереть. Да что бы ты, Васенька, ещё понимал! Словами можно из такого вытянуть… Вот она и тянет. В нашей работе чего только не увидишь. Иной раз нет шансов у человека, а он выживает, да ещё и живёт до глубокой старости… А вот так. Правда, и наоборот случается – вроде как все шансы есть, а он тонет, сил жить нету и всё тут. И нет того, ради кого за жизнь стоило бы цепляться, ради кого надо выживать. У больного, – врач кивнула на монитор, явно в данный момент олицетворяющий в её глазах Хантерова, – Есть ради кого жить. Так что он будет стараться.

Первое, что услышал Кирилл Харитонович, придя в себя, был голос Машки.

– Странно, а она-то тут откуда? Вроде меня подстрелили… И даже символично так –