Самоубийственное лето - Владимир Алексеевич Колганов

это необходимо для защиты прав и законных интересов других лиц и для обеспечения безопасности страны. Каких лиц нужно защищать, я так и не понял, ну а забота о безопасности – это дело святое, тут невозможно возразить.

Глава 25. Петля времени

Наутро просыпаюсь – Анны рядом нет, и почему-то воняет формалином. В больницу меня, что ли, привезли? Смотрю, на окнах толстые решётки. Попробовал встать, но ничего не получается. Тут обнаружил, что привязан крепко-накрепко к кровати. Кому это понадобилось издеваться над писателем?

И тут входит он. Знакомое лицо, но не могу вспомнить, где встречались. Огромная голова с остатками седых волос – её размеры воспринимались так в сравнении с карликовым ростом. Он походил на гнома, этому впечатлению способствовали и аккуратная маленькая борода, и даже характерная походка, когда он, заложив руки за спину, расхаживал по комнате, искоса поглядывая в мою сторону…

Ну да! Это же врач той самой клиники, где я оказался двадцать лет назад после жуткого запоя. И снова говорит те же самые слова:

– Я рад за тебя. Ну просто восхищён!

Не понимаю, чем тут восхищаться, но молчу. А он продолжает:

– Ты знаешь, я никак не ожидал, что мы опять встретимся с тобой.

Так ведь и я вовсе не в восторге.

– Ну как, за прошедший год рецидивов не было?

– Да вроде нет.

– Ну вот и славно, вот и хорошо. Но как же теперь-то угораздило?

– Вы о чём? – я и впрямь ничего не понимаю.

– Да всё о том же. Тебя же привезли в совершенно безобразном состоянии, попросту лыка не вязал.

Как такое могло быть, если в рот не брал ни капли? А психиатр настаивает:

– Так в чём же дело, что случилось?

– Даже и не знаю, что сказать…

– А ты скажи всю правду, как на исповеди. Представь, что я священник. В Бога-то веруешь?

– Вера – дело интимное.

Тот недовольно покачал головой:

– Вижу, ты боишься рассказать, тогда давай я помогу. Судя по всему, тебя вчера постигло жуткое разочарование, вот и позволил себе лишнее… Разве не так?

– Да не было ничего! То есть был суд, я его проиграл, но это же не повод, чтобы напиваться.

– Однако факт налицо! Вот и справка из полиции, – читает: – буянил, нецензурно выражался, разбил витрину массажного салона…

– Салон-то тут причём? Сроду туда не заходил, потому как на дух не выношу продажных девок!

– Похвально! И всё же надо немного подлечиться, а то, не дай Бог, снова белая горячка… Жизнь, ведь она нередко такие кульбиты выдаёт, что ой-ой-ой!

– Жить в наше время – это медленное самоубийство. Я это уже понял.

– Склонность к суициду? Так-так, – он что-то записал в блокнот. – Ну ничего, мы с этим справимся, наука не стоит на месте. Душ Шарко, успокоительные препараты и через год-другой себя не узнаешь – будешь, как огурчик!

Тут уж я не выдержал и закричал:

– За что?!

Врач что-то под нос себе пробормотал, но я расслышал:

– Будто-то сам не знает… – и уже гораздо громче: – Вижу, тебе есть, о чём подумать.

Затем нажал какую-то кнопку, вбежали дюжие санитары и поволокли меня в палату.

– Послушайте, зачем это? Пустите! Куда вы меня тащите? Я не хочу!!!

Наконец, приволокли. Лёг на свободную кровать, закрыл глаза и сразу же куда-то провалился. То есть тело так и осталось под белой простынёй, а вот душа… Душа словно бы ухнула в загробный мир и так летела до самого утра, не переставая всхлипывать и жаловаться на проблемы бытия и козни супостатов и завистников…

– Ну что ж, будем знакомиться?

Не успел открыть глаза, а эти тут как тут – их пятеро, смотрят с явным любопытством, не скрывая озабоченности. Неужто консилиум собрали? Но нет, одеты явно не по форме – байковые халаты мышиного цвета, причём далеко не первой свежести, а на левой стороне груди вышит белой нитью символ Z, словно бы речь идёт о каком-то секретном подразделении спецназа.

Для начала надо бы умыться, однако этим невтерпёж – стоят над душой и ждут, когда выберусь из постели, нацеплю серенький халатик и тут же исповедуюсь во всех грехах. Но не успел даже протереть глаза, как один из них воскликнул:

– Господи! Так это ж Влад!

– Не может быть!

– Ну до чего же постарел!

Когда приветствуют совершенно незнакомые люди, на душе становится светло и радостно… Но только не в этих обстоятельствах. Вот если бы сидел за столиком в ВТО или вещал со сцены на юбилее собрата по перу! А тут непонятно кто, да и личности внешне ничем не примечательные. Хотя справедливости ради следует признать, что в их глазах есть некая осмысленность, а это редкость, особенно в нынешние времена. Поэтому и спросил, ещё толком не придя в себя после ночных кошмаров:

– Вы кто?

– Позвольте представиться, Кузьма. По профессии историк.

Похож на школьного учителя, однако кто их разберёт – сегодня любой торгаш, разбогатевший на продаже нижнего белья, выглядит, как академик. Вот не хватало ещё оказаться в компании кабинетных интеллектуалов – копаются в древних манускриптах, а в это время мир катится в тартарары.

А вот другой – глаза горят, словно бы прошедшей ночью сделал грандиозное открытие, и потому спешит застолбить приоритет. Только бы не стал излагать свою теорию, а то ведь на пустой желудок… Однако тот сказал на удивление коротко и просто, даже обидно стало, поскольку предчувствия не оправдал:

– Я физик. Можно просто Макс.

– А я Антон. Биолог.

Ну так и есть – попал, как кур в ощип! Нет, больше недели в этой компании не выдержать. Хоть бы один приличный человек, без псевдонаучных закидонов! Им развлечение, а нам из своих карманов всё это оплачивать. И сколько ещё здесь таких?

– Меня зовут Егор. Ещё неделю назад был следователем по особо важным делам. Ну а сейчас не знаю…

Вроде бы с этим повезло, хотя… А вдруг подослан, чтобы в приватной обстановке вывернуть подследственному душу наизнанку, добившись покаяния? Видали мы таких – наобещают с три короба, но, чуть расслабишься, и тут же какую-нибудь каверзу устроят.

Но вот ещё один – стоит, не открывая рта. То ли немой, то ли заика…

– Вы не удивляйтесь. Он у нас молчун, а разговоры считает напрасной тратой времени, поскольку по профессии он композитор. Зовите его Димой.

По виду приличный человек, однако с этими молчунами требуется осторожность – кто знает, что он может выкинуть? Молчит, молчит, а потом как