Шарль Эксбрайя - Порридж и полента

И все же в тот же вечер, находясь во власти угрызений совести, Рэдстоки пригласили Тетбери поужинать вместе с ними, объявив о том, что они готовы вернуться в Вилтон. В свою очередь, Тетбери не хотелось перечеркивать долгие годы близкой дружбы, и они решили забыть о происшествии на пляже. Оказавшись за столом, обе стороны предпочли не вспоминать об этом неприятном инциденте и говорили так, словно находились в это время в "Безвременнике и васильке". Лишь то, что было подано на стол, привело Дэвида и Гарриет в некоторое смущение. Тетбери никак не могли понять, как можно есть подобную пищу, поскольку они всегда славно ужинали вареными овощами и мясом и запивали все это чаем.

На ужине присутствовали также Фортунато с Сьюзэн и Мери Джейн с Энрико, которые произвели на Тетбери приятное впечатление. Тэсс и Пьетро куда-то исчезли.

Тэсс и Пьетро в этот момент были слишком счастливы, чтобы думать еще и о других, и отправились на прогулку в сторону деревни Оспедалетти. До этого, вместо ужина, они лишь наскоро перекусили. Совместное счастье заставило их позабыть о бренной пище. Сейчас они переживали минуты, которые поклялись никогда не забывать, когда окажутся в Великобритании, дав друг другу обещание каждый год возвращаться в места, ставшие свидетелями зарождения их чувств. Пьетро говорил о том, что в Лондоне они точно так же будут прогуливаться по набережной Темзы, рука об руку, и смотреть на луну в небе Англии. Оправданием его невежества могло служить лишь то, что он еще никогда не ступал на английскую землю, а Тэсс не решалась сказать о том, что лупа не очень любит показываться жителям Лондона.

Они вернулись в "Ла Каза Гранде" около двух часов ночи. Вернувшейся в мир обыденных вещей Тэсс вдруг неожиданно сильно захотелось есть. Обрадованный тем, что может продемонстрировать свою значимость в "Ла Каза Гранде", Пьетро провел ее на кухню и там, открыв шкафы, предложил ей шикарный выбор всевозможных продуктов. Однако Тэсс больше всего привлекли горшочки с паштетом, приготовленным Пампарато, которые были выстроены правильными рядами и прикрыты сверху аппетитной коркой из теста. Пьетро не знал, что ему делать.

– Эти уже приготовлены к отправке. Если Людовико заметит, что одного из них не хватает, то он придет в неописуемую ярость.

– Ты боишься его?

Только такие слова сейчас могли лучше всего воздействовать на Пьетро, и хитрая Тэсс это сразу же поняла. Он схватил один из горшочков и протянул его любимой.

– Держи, но лучше съешь это у себя в номере.

Пьетро проводил мисс Джиллингхем до двери ее комнаты, где они обменялись перед расставанием таким поцелуем, что у обоих от него перехватило дыхание.

Тэсс устроилась в постели и лишь после этого приступила к ужину. После первого же куска на ее лице появилась гримаса отвращения. Ее рот был наполнен какой-то небывалой горечью. Она заглянула в горшочек и увидела, что надкусила какой-то пакетик, запеченный в корке из теста. Кончиком языка она попробовала порошок, находившийся в этом пакетике, и убедилась в том, что горечь находилась именно в нем. Таким образом, она поняла, что ей удалось решить задачу, которую не мог решить комиссар Прицци.

Элеонора спала глубоким сном, свидетельствовавшем о ее здоровье. Ей снился приятный сон, как-будто она прогуливалась под руку с мужем по пьяцца дель Дуомо в Милане[31]. В свою очередь, уснувший в своем кабинете Массимо видел куда более фривольные сны, в которых этот кабинет неожиданно превратился в небольшой венецианский дворец, а он – в дожа, державшего за руки юных англичанок, позабывших о присущей им национальной сдержанности и изо всех сил старавшихся угодить Прицци. Эта игра им настолько понравилась, что они весело смеялись, но этот смех, видимо, гак раздражал соседей, что те принялись, как сумасшедшие, стучать в дверь и пробиваться к нему из мира, возвращаться в который Прицци никак не хотелось.

Элеонора первой покинула мир грез и вернулась к реальности. Кто-то действительно сильно колотил в дверь. Она растормошила мужа.

– Массимо, проснись!

– А? Что? Который час?

– Половина четвертого ночи.

– Ма ке! Люди посходили с ума!

Ворча себе под нос ругательства, он открыл дверь и столкнулся нос к носу с инспектором Кони.

– Кони! Что случилось?

Полицейский немного отступил в сторону, чтобы начальник смог увидеть стоявшую у него за спиной Тэсс.

– Вы? В такое время? Ма ке! Вы что, оба сошли с ума?

Невозмутимый Кони попробовал успокоить шефа.

– Эта синьорина разрешила все наши проблемы.

– Неужели?! И каким же образом ей это удалось, скажите на милость?

– Может, мы лучше войдем?… Такие вещи не рассказывают на лестничной площадке.

Массимо пришлось пригласить визитеров в гостиную. Элеонора прошла на кухню и принялась готовить кофе. Прицци недовольно спросил мисс Джиллингхем:

– Ну, что там у вас?

Вместо ответа она протянула ему горшочек с паштетом и объяснила, откуда он у нее. Комиссар сказал вошедшей в гостиную жене:

– Элеонора, можешь поблагодарить мисс Джиллингхем, поскольку именно благодаря ей мы скоро переедем в Милан.

Все остальное произошло довольно быстро и без осложнений. Людовико еще спал в своей кровати, когда на него уже были надеты наручники. Очень быстро он сознался в том, что горшочки со знаменитым паштетом Пампарато были прекрасным средством доставки наркотиков, которое до сих пор ни у кого не вызвало ни малейших подозрений. Повар не стал долго отнекиваться и передал им список тех, кому предназначалась эта необычная пища.

– Кто обеспечивал вас наркотиками?

– Маргоне.

– А его кто?

– Главарь нашей организации – дон Паскуале.

– А теперь поговорим об убийствах, Пампарато. Кто убил Маргоне?

– Дон Паскуале.

– Зачем?

– Маргоне испугался и сообщил директору о своем намерении удрать отсюда, а также о том, что получил вызов в полицию. Дон Паскуале знал, что, если его заместитель попадет в полицию, он заговорит. Тогда он решил обеспечить его полное молчание.

– А Джозефина? Ее тоже убили из-за наркотиков?

– Наркотики здесь виноваты только косвенно. Думаю, она видела, как дон Паскуале выходил из комнаты Маргоне, и начала его шантажировать.

– Значит, он и ее…

– Безусловно.

– И вы ему не помешали?

– Нет, мы, как и вы, думали, что это была любовная история.

– Как вам удалось узнать правду?

– Я понял это, когда англичанка сказала, что у обоих убийств может быть один и тот же мотив.

– И тогда, не имея больше никаких других доказательств, вы убили дона Паскуале?

– Нет, я не убивал.

– А кто же, если не вы?

Сидевшая до сих пор молча Альбертина произнесла:

– Джозефина сказала мне о том, что собиралась шантажировать дона Паскуале.

– И вы допустили, чтобы…

Альбертина пожала плечами.

– Я – никто, чтобы командовать здесь кем бы то ни было… Сразу же я поняла, что это он убил мою девочку… Это чудовище задушило ее… Я не могла не отомстить за дочь… Тогда я взяла кухонный нож, сказала ему, что собираюсь показать одно письмо, зашла ему за спину и…

Она повторила жест, не требовавший дополнительных объяснений.

Ансельмо перезвонил в Геную и сообщил о том, что берет на себя управление тонущим кораблем и срочно просит о помощи. Массимо Прицци вернулся в комиссариат и составил там рапорт о своей победе, в котором он не счел целесообразным распространяться о роли Тэсс Джиллингхем. Паоло Кони препроводил семейство Пампарато поразмышлять в тюремном одиночестве о бедах, которые влечет за собой желание слишком быстро и незаконным способом обогатиться. Англичане, довольные тем, что эта кровавая история была распутана их соотечественницей и что таким образом было еще раз доказано британское превосходство, с радостью в сердцах сели в лондонский самолет. Девушки уронили по несколько слезинок, прощаясь со своими женихами, но им вскоре предстояло приступить к службе. Договорились о том, что все три свадьбы состоятся в Вилтоне. Молодые люди должны были прибыть в Англию, как только их невестам удастся подыскать им места в одной из лондонских гостиниц. Они расстались, дав друг другу столько клятв, что их невозможно было бы перечислить до конца. В этих клятвах залогом были жизни еще двух или трех человек. Прощальные объятия их были так же крепки, как захваты в кетче.

А затем Сан-Ремо вновь погрузился в обычную жизнь, полную удовольствий и тишины.

Для Фортунато, Энрико и Пьетро наступил знаменательный день, когда, сидя в креслах набирающего высоту самолета, они наблюдали за тем, как родной город уменьшался и таял у них на глазах. Хотя они и старались не подавать вида, но их сердца сжимались перед неизвестностью. Как только лигурийский берег исчез из поля зрения, они вернулись к мыслям о своих возлюбленных. Ведь все они еще были в том возрасте, когда кажется, что будущее сможет оказаться лучше, чем прошлое. Их нетерпение возрастало по мере того, как самолет подлетал к столице Великобритании. Девушки пообещали, что возьмут двухчасовой отгул исключительно для того, чтобы встретить их еще в аэропорту. Поскольку срок в два часа только сейчас показался им странным, Пьетро сказал: