Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена Ивановна

На конечной остановке она его деликатно растолкала и вывела в лиловый сумрак, напоенный ароматом цветущего жасмина.

— Где мы? — часто моргая и озадаченно хмурясь, спросил продажный мужчина, не привыкший торговать собой в глухих закоулках.

— Это улица Вячеслава Горюнова, — ответила Алка.

И, поскольку мрачное лицо капризного калифа светлее не стало, она пояснила еще:

— Раньше она называлась улицей Славы КПСС.

Эта ценная историческая информация не сделала ситуацию понятнее.

— Я полагаю, это разные Славы, — сострила Трошкипа и полезла в карман за шпаргалкой с номером дома, квартиры и мобильного телефона Алексея Гольцова, проживающего на ул. Вячеслава Горюнова, бывшей Славы КПСС.

Вместе с белой бумажкой из тугого джинсового кармана вытянулась темная тряпочка. Алка, занятая набором телефонного номера, этого не заметила. Валентин поднял мануфактурное изделие и опознал в нем женские колготки. Черные, высокой степени плотности, они плохо гармонировали с жарким летним вечером. Видя, что Трошкина занята, и не зная, куда девать чулочное изделие, Валентин повесил его себе на плечо, как полотенце.

— Лешка, привет, это Лена! — кокетливым голосом веселой и пьяной девахи произнесла в «аллекнувшую» телефонную трубку коварная Трошкина. — Узнал? Не узнал?! Фу, как не стыдно, и это после того, что у нас с тобой было!

Трубка невнятно забубнила.

— Ничего не понимаю, что ты говоришь! — подмигнув Валентину, который уже даже не пытался что-либо понять, заявила Алка. — Ты выходи, а? Встретимся, поболтаем и вообще… Я тут рядом, у твоего дома.

В голосе дипломированной выпускницы театрального факультета зазвучали откровенно призывные нотки.

— Все, хватит болтать, я тебя жду под грибком!

Она выключила трубку, еще раз подмигнула Валентину и уверенно сказала:

— Клиент ничего не понял, но заинтригован и прибежит как миленький! Идем встречать.

План многообещающей вечерней встречи с Алексеем Гольцовым Трошкина вчерне набросала еще дома, ознакомившись с местностью, в которой обитал бывший помощник покойного депутата, по карте в Интернете. «Гугл-мап» прорисовал нужный дом с окрестностями в мельчайших подробностях, включая ярко-красный грибок детской песочницы, нетипично размещенной в аппендиксе за гаражами. Вероятно, владельцы «ракушек» на протяжении ряда лет ставили их в тихом углу двора самовольно, все больше перекрывая доступ на детскую площадку. И вот теперь, чтобы полепить куличики, бедные детки должны были совершать долгий путь по неуютному коридору между глухим забором и ребристыми боками гаражей! Надо полагать, этот прогулочный маршрут не был популярен в маленьком народе: тропинка, ведущая к песочнице, густо поросла правой. Посему хитрая Алка полагала, что уединенная песочница будет идеальным местом для недружеской беседы, имеющей шансы перейти в мордобой.

В узких и темных, как ниши, проемах между гаражами таилась чернильная мгла. Кроме мглы, в них запросто мог таиться еще кто-нибудь: в одной расщелине что-то прошуршало, из другой до слуха Валентина донеслось недоброе сопение. Следуя за бойкой Трошкиной по подозрительному проулку, впечатлительный Валентин все больше замедлял шаги, а при виде песочницы, заполненной в основном окурками и пустыми пластиковыми стаканчиками, вовсе остановился и даже помотал головой:

— Нет, так мы не договаривались!

— А в чем проблема? — удивилась Трошкина. — Договорились на четыре часа? На четыре. А с момента нашей встречи прошло сколько? Меньше часа. Давай показывай, что у тебя есть!

— Здесь?! — ужаснулся избалованный калиф-на-четыре-часа.

Дрожащими руками он потянулся к молнии на джинсах, но Алка назревающего стриптиза даже не заметила, потому что как раз в этот момент бесцеремонно сунула нос в чужую сумку. Поддев пальчиком окаймленную кружевом шелковую ленту, она спросила:

— Это, что ли, твоя повязка для глаз? Ну нет, это несерьезно!

Изящная вещица канула в недра саквояжа.

— А где мои… — Трошкина похлопала себя по бедрам и вопросительно посмотрела на Валентина.

— Ага!

Она сдернула с широкого плеча брюнета-атлета подобранные им колготки, подергала одну капроновую ногу вширь, проверяя, как сильно она тянется, удовлетворенно кивнула и сказала:

— Жаль, я выложила из сумки маникюрные ножницы — иначе молоточек не помещался. Но ты ведь можешь разодрать колготки руками?

Разрывать колготки и даже белье Валентину доводилось не раз, но никогда прежде — в отсутствие облаченного в них женского тела. Возможно, по этому он проявил неловкость и замешкался.

— Ой, да не тяни резину! — рассердилась затейница Трошкина. — Давай быстрее!

В этот момент из ущелья между гаражами и забором донесся негромкий окрик:

— Стоять!

Едва возникший топот оборвал гулкий звук удара: что-то большое шумно врубилось в металлический борт.

— Черт! — в отчаянии вскричала Трошкина, вырывая из рук Валентина неподатливые колготки. — Надевай прямо так, живо! А вторую мне, мне давай!

Из-за угла доносились характерные звуки вульгарной драки. Догадываясь, что ему вот-вот придется в нее включиться, Валентин сквозь туго обтянувший его лицо «сорокоденовый» капрон протестующе промычал:

— Мы так не догова…

— Догова! — рявкнула мелкая чертовка Трошкина и неожиданно сильным ударом кулачка в поясницу вытолкнула Валентина на арену боевых действий.

10

— Что за Лена? Кто такая? Почему не помню? — сам себя пытал рослый рыжий парень — Алексей Гольцов, прыгая по комнате на одной ноге.

Вторая его нога была голой, Алексей как раз натягивал на нее носок.

— Лешенька, что ты делаешь, ты же должен соблюдать строгий постельный режим! — заглянув в комнату взрослого сына на шум, производимый двухметровым попрыгунчиком, запричитала его мать.

— Вот я и хочу постельный, — пробормотал сынок, торопливо ныряя в футболку.

Он поднял руку, испытующе понюхал свою подмышку и щедро опрыскался одеколоном.

— Лешенька, но ведь твой доктор сказал…

— Мама, я помню все, что сказал мой доктор! — досадливо ответил недисциплинированный пациент, направляясь к двери.

Он не обманывал, но сказал только часть правды: все предписания и заключения специалиста из нейрохирургического отделения горбольницы были ему особенно памятны потому, что являлись враньем, за которое Алексей щедро заплатил. А как иначе можно было убедить недоверчивых журналистов в том, что помощник трагически погибшего депутата тоже серьезно пострадал от рук заклятых врагов правдолюбцев из партии «Наше дело»? А убедить их в этом надо было. Алексей не собирался упускать счастливый шанс привлечь к себе внимание и симпатии электората незадолго до выборов. И вообще для репутации российского правдолюбца небольшая черепно-мозговая травма — как медаль «За отвагу на пожаре»!

Алексей Гольцов был юношей активным и предприимчивым. В депутатские помощники его занесло из сетевого маркетинга, в тенетах которого Леша болтался с полгода, но подняться в топ-лигу бизнеса не сумел. Зато он научился беззастенчиво и цепко приставать к незнакомым людям, развил природный дар убеждения, отточил ораторское мастерство и уложил свою совесть в анабиоз без надежды на пробуждение. Политическому деятелю все это было даже нужнее, чем коммерческому агенту. А в роли неленивого депутатского помощника Алексей обзавелся еще и огромным количеством связей во всех слоях общества. Количество его знакомых росло с такой скоростью, что записные книжки с контактами приходилось менять трижды в год! Так что разудалая Лена, назначившая ему многообещающую встречу под грибком песочницы, могла оказаться кем угодно — хоть Еленой Антоновной из налоговой, хоть Ленчиком из отдела кадров пивзавода, хоть Ленкой из турклуба. Разных Лен в одной только дежурной записной книжке Алексея было душ пятьдесят, не меньше!

Сбегая вниз по лестнице, общительный молодой человек бодро насвистывал и вспоминал наиболее эффектных знакомых Лен. Однако перегруженная юношеская память сохранила только самые яркие и выпуклые фрагменты женских образов. Лешу это не смутило. Как начинающий политик, он учился мечтать широко, с размахом, в масштабах целой страны и на столетнюю перспективу. Он запросто слепил воедино выдающийся бюст одной Лены, роскошные ноги другой, упругие ягодицы третьей, ангельское личико четвертой, золотые косы пятой и, заполнив пробелы нейтральным розовым тоном, получил в воображении образ столь притягательный, что последний лестничный марш преодолел одним прыжком. И со свистом выскочил из подъезда, точно поезд из тоннеля метро.