Михаил Петров - Гончаров приобретает популярность

– Время устраивает, но, Константин Иванович, зачем нам тащиться в такую даль? – удивилась она. – Все вопросы можем решить и в черте города.

– Мне нужно еще раз осмотреть церковь.

– Еще раз? А вы что, ее уже осматривали?

– Только снаружи, – проклиная себя за излишнюю болтливость, поправился я. – А теперь бы мне хотелось все основательно и не торопясь осмотреть внутри.

– Хорошо, в одиннадцать часов я вас буду ждать. До встречи.

– Погодите, вы что-то говорили насчет спортивной сумки, которую второпях забыл взломщик. Мне хотелось бы ее осмотреть. Она еще при вас?

– Да, она так и осталась в ризнице.

– А вы что – даже милицию не вызывали?

– Нет, а зачем мне лишние разговоры? Именно поэтому я к вам и обратилась. Мне кажется, что я не ошиблась и у вас появились какие-то соображения?

– Я польщен. Есть кое-что, но пока говорить об этом рано. До завтра.

К церкви, уже ставшей мне родной и близкой, я подъехал без четверти одиннадцать, но там, рядом со стареньким автобусом, уже стояла ее белоснежная «десятка» с тонированными стеклами и прочими дешевыми выкрутасами.

В отличие от прошлых моих посещений, сегодня работа здесь шла полным ходом. Иноки смиренные трудились, аки мураши. За те десять дней, что меня не было, двор, куда я загнал машину, преобразился. Кельи-барак стал неузнаваем, заново оштукатуренный битым бутылочным стеклом, он сиял в солнечных лучах пасхальным яичком. А спорткомплекс с классными комнатами для витязей уже находился на последней стадии кладки стен, и скоро на нем должна была появиться крыша.

Нет, определенно, этой стервочке не этику преподавать, а на стройке прорабом вкалывать. Несколько минут, не выходя из машины, я с интересом наблюдал, как старательные пацанчики тащат непомерно тяжелые носилки и как боязливо косятся на стоящую в дверях Лютову. На лесах, куда они забрались до половины, жидкие ручки носилок лопнули и красный кирпич детскими кубиками посыпался вниз. Пацаны ошалело смотрели то на дело рук своих, то на неподвижно стоящую, бесстрастную Светлану.

– Отец Никодим, – негромко, через губу подозвала она толстопузого попа или как он там у них называется, – этих двоих накажи розгами. А, Константин Иванович, не ждала вас так рано, – заметив меня, поспешила она к машине. – Прошу вас, пройдемте внутрь. Здесь ужасная пыль и дурные запахи. Отец Никодим, я передумала, оставь отроков, скажи, что Бог им их прегрешение простил. И вот что: на сегодня, я думаю, достаточно, езжайте обедать, а остаток дня проведете в мастерских.

– Как вам угодно, матушка, – послушно ответил поп.

– Добры вы к ним безмерно, – ехидно заметил я.

– Мне тоже так кажется, – усмехнувшись, ответила она. – Пойдемте.

Через дворовые ворота мы прошли в церковь. Здесь тоже кипела работа. Все стены храма уже были расписаны фресками, и теперь усердные богомазы корпели над потолочными сюжетами. Три бородатых мужика, лежа на спинах, с длинноногих козел прямо у меня на глазах творили чудо – серый обшарпанный свод мановением их кистей оживал, превращаясь из мрачного и угрюмого в нечто радостное и светлое.

– Нравится? – как-то насмешливо спросила распорядительница фонда.

– Нравится, – лаконично отозвался я. – А вам разве нет?

– Да так, в пределах средней паршивости. Мазилы второсортные, а хорошие художники дорого просят. Алексеюшка! – негромко окликнула она богомазов. – Где вы там?

– Ась? Здесь мы, Светлана Сергеевна, – отозвалась всклокоченная волосатая голова, свесившаяся вниз. – Что-то не так?

– Пойдет. Спускайтесь, на сегодня все, ступайте с богом.

– Вы сама доброта, совсем их разбалуете.

– В то время как вы осматриваете церковь, им незачем здесь находиться. Пойдемте в ризницу, а то здесь краской пахнет, не переношу!

В ризнице все, за исключением застекленного окна, оставалось таким, каким было в день моего тайного визита. Озираясь по сторонам, я с любопытством первооткрывателя осматривал помещение и вещи, находящиеся там.

– Константин Иванович, очнитесь, – протягивая мне несколько листов стандартной бумаги, развеселилась Светлана. – Вот портреты, кажется, получилось сносно. Я смогла уловить в нем главное – его характер, а это удается не часто. Посмотрите.

С плотного белого листа на меня пронзительно и настороженно смотрел тридцатилетний дядя. Острые черные глаза хищными зверьками притаились по обе стороны тонкого горбатого носа, крылья которого резко расширялись у основания. Впалые щеки рельефно вырисовывали выпирающие скулы, а подбородок как-то терялся под непомерно губастым ртом. Высокий его лоб не могла скрыть даже летняя шапочка с козырьком. Что и говорить, художником Светлана оказалась отменным, это я понял, когда посмотрел на остальные варианты. Под каким бы углом я ни разглядывал этого типуса, всегда он смотрел на меня вроде бы безразлично, иногда с ухмылкой, но с одинаковой внутренней настороженностью, одинаковой скрытой энергией, готовой взорваться в любой момент. Он был острый и мгновенный, как укол шпаги, как удар скорпиона, и честное слово – мне не хотелось, чтобы мы оказались врагами.

– Ну и как вам мое творчество? – любуясь моей реакцией, спросила Лютова. – Не правда ли, запоминающийся тип? Я бы не отказалась очутиться с ним в постели.

– Колоритная личность, – более сдержанно и скромно выразился я. – Простите меня за нескромный вопрос: а вы не пробовали с ним заговорить?

– Пробовала, я так и спросила: какого, мол, черта ты здесь шляешься? Но ответить мне он даже не удосужился, посмотрел на меня, как на кучку дерьма, и подался восвояси.

– Ладно, – сворачивая рисунки, закрыл я тему. – Теперь займемся подвалом. Где расположена дверь, ведущая в него?

– Так вот же, прямо перед вами.

– Солидная дверца, – с уважением потрогал я знакомое дерево. – Никак, дубовая?

– А черт ее знает, но, наверное, крепкая.

– Что и говорить, – поцокал я языком, – умели раньше строить. Светлана Сергеевна, когда вы ее открывали, торчал ли из скважины ключ?

– Нет, да и с какой стати ему торчать? Они сделали свое дело, разобрали потайную кладку, похитили мое добро и спокойно удалились, не забыв закрыть дверь на ключ. Не понимаю только, зачем они оставили сумку с инструментами?

– Ну, на этот вопрос может быть, как минимум, два ответа. Во-первых, просто позабыли второпях, а во-вторых, они могли быть настолько тяжело загружены, что лишнюю ношу нести были не в состоянии.

– Боже мой, неужели там было так много?! Мерзавцы!

– Да, плохие люди. Но давайте посмотрим эту самую сумку, наверняка там окажется что-то любопытное.

Десять минут перед лицом Светланы я с удивленными возгласами ковырялся в своем барахле, негодуя на изворотливость грабителей и восхищаясь хитромудростью их инструмента. А потом, достав запасной фонарик, предложил ей отомкнуть дверь и сопроводить меня в подвал. Не скажу, чтоб очень охотно, но она согласилась.

– Только смотрите, без глупостей, – строго предупредила она, спускаясь следом. – Не забывайтесь, все-таки мы в церкви.

– Господи, о чем это вы? – спрыгивая с последней крутой ступеньки, галантно протянул я ей руку. – Я и думать ни о чем таком не думал, а вы вот заставили. Так что можно считать, что инициатива исходит от вас. А вообще-то не волнуйтесь, пыльный церковный подвал – не лучшее место для любовных утех. Что такое?! – невольно воскликнул я, когда увидел, что вековая пыль подвала, равно как и бочоночные доски исчезли. – Вы здесь прибирались?

– Конечно, терпеть не могу беспорядка в любых его проявлениях. Я заставила нашего глухонемого послушника, и он все здесь почистил. Но почему вы об этом спросили? – в свою очередь удивилась она и после некоторой паузы осторожно добавила: – У меня создается такое впечатление, что вы здесь уже однажды бывали.

– Вы удивительно прозорливы, – глядя в открытую пасть подземелья, натянуто засмеялся я. – А кто же, по-вашему, вскрыл пол подвала, вытащил древние иконы? Конечно же Константин Иванович Гончаров! Только вот ума не приложу, как мне ими распорядиться, да так, чтоб было и выгодно, и безопасно. И вообще, зачем я согласился на просьбу мадам Лютовой – содействовать в поисках того антиквариата, который уже давно лежит в моем фамильном склепе?

– Для того чтобы отвести глаза и снять с себя подозрения.

– А разве вы меня подозревали, мадам?

– Ладно, перестаньте паясничать и полезайте. – Зябко передернувшись, она нервно хохотнула. – Поскорее там все осмотрите и мигом возвращайтесь назад, а то мне что-то не по себе вдруг сделалось. Озноб какой-то непонятный! Полезайте!

– Э, милая, да ты, никак, за дурака меня держишь! – стоялым жеребцом заржал я. – Нет, дорогуша, так у нас дело не пойдет. Один в эту дырку я не полезу! Только с тобою вместе, причем вас, как даму, пропускаю вперед.

– Вы в своем уме?

– Не только в своем, но и в трезвом. Только после вас!