Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена Ивановна

— О чем, дева, плачешь? О чем слезы льешь?

Я бесцеремонно забрала у Катьки слезоточивое чтиво, оценила название: «В сетях неистовой любви», хмыкнула и спросила:

— Неужели тебе мало проблем в реальной жизни?

— А какие у меня еще проблемы? — промокнув глаза, искренне удивилась Катерина. — Вроде все уже рассосалось. Менты меня не беспокоят, беременность протекает нормально, и замуж я скоро выхожу, так что все хорошо, спасибо вам! Или я что-то пропустила?

— Ничего-ничего, в самом деле все хорошо! — оптимистично напела Трошкина, одновременно чувствительно пырнув меня острым локтем в бок. — И мы очень рады, что ты так позитивно настроена. Кстати, а стоит ли, в таком случае, расстраивать себя просмотром уже неактуальных фотографий?

— Нет уж, пусть рассматривает, и без спешки! — торопливо шепнула ей я. — Не хватает еще тащить этот талмуд обратно!

— Нет уж, я посмотрю! — словно услышав мою подсказку, возразила Катерина и потянулась за альбомом.

— Лежи!

Мы с Алкой в четыре руки возложили саркофаг с нетленными воспоминаниями на тумбочку. Катька открыла его на последней странице и сразу же заметила:

— А где же самый последний снимок?

— Этот? — я достала фото с интригующим фрагментом рыжего-конопатого из своей сумочки. — Я поместила его отдельно от остальных по соображениям безопасности! Ты, вообще, каким местом думала, когда закладывала на длительное хранение такой компромат? Да если бы менты после взрыва у ЗСК посмотрели твой альбом, это фото и подпись к нему стали бы серьезнейшей уликой против тебя! Смотри, Ратиборский тут бежит от тебя, любимой, как олень от лесного пожара — ясно, что ты его преследуешь, а он вовсе не хочет общаться. К тому же в кадре тот самый фонтан, рядом с которым была взорвана депутатская машина. В целом все выглядит так, словно ты примерялась к субъекту на местности, готовясь к совершению преступления!

— Вы так на это смотрите? — озадачилась Катька.

Трошкина вместо ответа молчком поддела ногтем бумажку с подозрительной подписью «Геночка от меня уходит!», сковырнула ее, смяла и выбросила в корзину для мусора.

— Кстати, а что за рыжий тип уходит от тебя вместе с Геночкой? — спросила я Катерину.

— Это Леша, — безразлично посмотрев на фото, ответила она. — Алексей Гольцов, Геночкин помощник.

— По какой части помощник?

— По депутатской. Должность такая есть в ЗСК — помощник депутата. А что?

— Да так, ничего, — я многозначительно посмотрела на Трошкину и встала. — Ладно, Катя, ты отдыхай, а мы пойдем!

— До свиданья! — Алка торопливо вывалила на постель больной клубки белых ниток и поспешила за мной, но в коридоре первым делом высказала мне претензию: — Ты почему как следует не расспросила Катерину про этого Лешу?! Ничего толком не узнала!

— Узнала, узнала! — заверила ее я. — Алексей Гольцов, помощник депутата Ратиборского — тебе это разве ни о чем не говорит? Склеротичка! Мы же вместе с тобой смотрели новости по телику! Забыла? Алексей Гольцов в ночь с субботы на воскресенье подвергся разбойному нападению и загремел в больницу с черепно-мозговой травмой!

— Ух ты! — Алка резко остановилась. — Хм… Однако! Похоже, я была права.

— Трошкина! Ход твоих мыслей мне интересен, но непонятен, — старательно сохраняя терпение, предупредила я.

— Ну, насчет круговорота налетчиков в природе! Помнишь, у меня была версия, что каждый замаскированный налетчик в свой черед становится жертвой нападения? Смотри, если Гольцов и есть тот самый рыжий-конопатый, который сегодня наскочил на Разноглазого, то вполне естественно, что позавчера кто-то набросился на него самого!

— В этом случае последовательность событий получается обратная: сначала он жертва и только потом налетчик, — прикинула я.

Алка пожала плечами:

— Так ведь мы же с тобой не знаем, насколько строгие правила в этой странной военизированной игре! Стой здесь!

Она развернулась, взметнув юбкой, и унеслась в палату, но секунд через тридцать примчалась обратно и доложила:

— Катя сказала, что в последний раз она играла в «Зарницу» в восьмом классе среднее школы, и с тех пор ни в каких развлечениях в стиле «милитари» не участвовала!

— Ага, зато я за нее поучаствовала! — ворчливо напомнила я. — Ладно, поехали!

— Куда теперь? — подпрыгивая сбоку от меня, как резвый Пятачок рядом с хмурым Винни, с подкупающей готовностью поинтересовалась Алка.

— В нейрохирургию горбольницы, куда же еще? Узнаем, лежит ли там побитый Алексей Гольцов.

— Или не лежит, а носится по городу в черной маске, как чокнутый Бэтмен! — кивнула подружка, с лету уловив мою мысль.

Центральная городская больница — это целый архитектурный комплекс, планировка которого способна лишить человека с пошатнувшимся здоровьем остатков душевного и физического равновесия. Подозреваю, что архитектор, спроектировавший нашу горбольницу, происходит по прямой линии от создателей знаменитого Критского лабиринта, замка Иф, Форт-Нокса и Брестской крепости. Чтобы не заблудиться в скопище разновеликих зданий, коварно лишенных всяких опознавательных табличек и указателей, нужно обладать сверхъестественной интуицией, либо ориентироваться в пространстве не хуже почтового голубя, либо периодически брать в плен аборигенов из медицинского племени. Мы с Трошкиной грамотно взяли «языка» в белом халате прямо в курилке у ворот, и только этим спасли свои ноги от мозолей, а нервную систему — от полного истощения.

Проводник помог нам проложить кратчайший маршрут к окошку информационной службы. Там, как сказочная царевна в светлице, томилась дородная дама в трещащем по всем швам голубом халатике. В просветах между редкими пуговицами виднелось бронированное бязевое белье. Над напомаженными губами трепетали лихие гусарские усики.

— Опять журналисты? — шевельнув усиками, густым басом неодобрительно спросила эта кавалер-девица нас с Трошкиной. — Дался вам этот Гольцов! Опоздали, девушки, вчера надо было приходить, как все! А сегодня уже переведен ваш Гольцов на амбулаторное лечение.

— То есть в вашей больнице он не лежит? — уточнила дотошная Алка.

— В нашей — нет! — пробасила кавалер-девица и невежливо задвинула окошко справочной светлицы мутной пластиной оргстекла.

Мы с Трошкиной переглянулись и одновременно кивнули.

Над рыжеволосой головой депутатского помощника Алексея Гольцова нависла угроза скорого и неприятного знакомства с двумя симпатичными, но злопамятными девушками.

7

— Выразительно! — осмотрев шишковатую голову Никиты, Джон присвистнул и съехидничал: — Интересно, что бы сказал по этому поводу Ломброзо?

Фамилия итальянского доктора, определявшего характер и умственные способности человека по форме его черепа, Никите Ратиборскому ничего не сказала. А вот реакция лучшего друга обидела, и он огрызнулся:

— Интересно, что бы ты сказал, если бы это тебя так приложили!

— Я бы сказал…

Джон завернул многоступенчатую матерную фразу, закончив ее простым и естественным вопросом:

— И кто же это тебя так?

— А хрен его знает! Какой-то козел в спецназовской маске. Выскочил, гад, из-за дерева, сбил меня с ног, придавил сверху — и давай колотить башкой о землю!

— Вижу, что земля была твердой! — съязвил Джон.

— Ты про мои шишки? Да хрен с ними! — отмахнулся Ратиборский. — Меня другое беспокоит. Он меня про деньги спрашивал! «Колись, — говорил, — где бабки?!»

— Серьезно?!

Джон хлопнул ладонями по столику, расплескав свое пиво и минералку Никиты, и совсем уж обидно захохотал.

— Что смешного? — надулся Никита.

— Смешно, что идеи носятся в воздухе! Все гениальное просто и нет ничего оригинального!

— У нас есть «Оригинальное темное»! — с готовностью притормозила у столика официантка с подносом, запятнанным влажными кругами от запотевших пивных кружек.

— А гениального светлого нет? — сострил в ответ весельчак. — Жаль. Товарищу моему для просветления сейчас было бы в самый раз!