Сельма Эйчлер - Аллергия на убийства

Я сказала, что скорее всего так и сделаю.

— Расскажи про расследование, — попросила Эллен. — Как там дела?

— Да вроде бы всё уже.

— Как? Правда? А что случилось?

Введя её в курс дела, я подытожила:

— В общем, умываю руки. Всё, что в моих силах, я проверила и не обнаружила никаких улик в пользу версии моей клиентки, что это было убийство. Теперь надо набраться мужества, чтобы сообщить ей. Впрочем, знаю заранее: что бы я ни сказала, она всё равно не поверит.

— По-твоему, Тодд не мог этого сделать?

— Сделать мог кто угодно, просто я уверена, что никто не делал.

— Но то, как ужасно он обошёлся с фотографиями, разве ни о чём не говорит?

— А как же! Говорит о том, что он ненавидел Кэтрин, — а это и так все знают. А ещё о том, что он мерзкий гадёныш, что также всем известно. Больше ни о чём.

— Ну, раз ты так настроена… — Она умолкла.

— Что такое?

— Наверное, мне не следовало этого говорить, ведь я вообще была против того, чтобы ты занималась этим расследованием…

— Что тебе не следовало говорить? — Я начала выходить из себя.

Эллен набрала побольше воздуха и выдала:

— Ну ладно. Ты просто потрясающая сыщица — лучше я не знаю. — Неудивительно, если учесть, что я единственная сыщица, которую она знает. — Стоит вспомнить, как блестяще ты разрешила предыдущие дела. Но… сейчас… видишь ли… Я считаю, что сейчас ты не очень-то старалась.

— О чём ты? Конечно, старалась! — ощетинилась я. — С какой радости ты мне это говоришь?

— Послушай, тётя Дез, — и не сердись, — по-моему, этим делом ты занималась совсем не так, как всеми остальными.

— Как это понимать?

— Да очень просто: всё, что ты предпринимала, — за редким исключением — преследовало одну цель — доказать твоей клиентке, что не было никакого убийства, вместо того чтобы начать с предпосылки, что убийство было, а затем попытаться выяснить, кто его совершил.

— Что за чушь! — взвилась я. — Да когда я увидела эту рамку на полицейских снимках, я тотчас отправилась к…

— Я же сказала, что исключения были. Но в общем и целом, если хочешь знать моё мнение, ты не проявила должного старания.

— Ничего подобного! И уж, наверное, я в своём деле лучше тебя разбираюсь! — процедила я до того ледяным тоном, что племяннице впору было заболеть пневмонией.

— Не сердись. Но это правда. — Эллен бывает жутко упёртой. — А с собой ты мне ничего вкусненького не дашь, раз я в твоём чёрном списке? — с робкой улыбкой попыталась она разрядить обстановку.

Я поддержала эту шитую белыми нитками попытку сменить тему, и мы ещё немного поболтали, вполне дружески. Но на душе было муторно, слова Эллен больно ранили меня — тем больнее, что, по моему убеждению, она не ведала, о чём говорит. Так что я даже обрадовалась, когда в полдвенадцатого племянница разбудила Майка и они отправились домой. (И еды с собой я ей завернула, причём ничего убойного не подмешала.)

Около часа ночи я покончила с уборкой, а в двадцать минут второго была в постели. Но сон не шёл. Где-то я слышала, что лучшее средство от бессонницы — это встать, почитать, или посмотреть телевизор, или выпить горячего какао, или ещё что-нибудь. Но знать, что делать, — в моём случае ещё не значит делать.

Уже вторую ночь подряд я ворочалась в постели, пиная беззащитную подушку. Промучившись больше часа и выбившись из сил, я сдалась. Читать или смотреть ящик не хотелось, так что поплелась на кухню.

Какао в закромах не нашлось, поэтому я сварила кофе, да такой крепкий, что любой другой на моём месте не заснул бы после него неделю, и, прихлёбывая, задумалась о злобных и совершенно несправедливых нападках Эллен.

И чем больше думала, тем сильнее злилась. Да я сделал всё, что можно сделать, чтобы узнать правду о смерти девочки. И что эта нахальная соплячка Эллен вообще понимает в расследованиях?! Мало того, всё, что она об этом знает, она узнала от меня, а теперь, чёрт побери, взялась учить меня, как работать.

Однако куда горше мерзкого кофе была мысль, которая саданула мне промеж глаз, когда я споласкивала чашку: Эллен права.

Глава 17

К утру я созрела для покаяния и, как только встала, сразу же позвонила племяннице, чтобы наверняка застать её дома:

— Извини.

— За что?

— Вчера я вела себя как последняя свинья. Я всё обдумала, и ты была права насчёт того, как я веду это дело, — стопроцентно права.

Я почувствовала, как усердно Эллен пытается не высказать удовлетворения. И это ей почти удалось.

— Ну никогда не поздно исправиться, — чопорно отозвалась она.

— Знаю — и постараюсь. Так мы друзья?

— Конечно. Спасибо, что позвонила. Давай поболтаем вечер…

— Погоди, не так скоро. Хочу ещё кое-что прояснить.

— Что я такого сделала?

— Наоборот, не сделала. Когда Майк пригласил тебя на эту свадьбу?

Эллен что-то невнятно прошелестела в ответ.

— Что-что?

— На прошлой неделе, — робко призналась она.

— Почему не сказала мне?

— Честно?

— Нет, предпочитаю, чтоб ты мне соврала, — огрызнулась я.

— Ну, в общем, я собиралась рассказать, но сама же знаешь, как ты сразу начинаешь суетиться, фонтанировать и так далее. Я понимаю, что ты желаешь мне добра, — поспешно добавила племянница. — Но я не хотела, чтоб ты запугала Майка, вот и всё.

— В жизни бы ничего такого не сделала! — возмутилась я.

— Наверное, надо было сказать. Извини, если я тебя обидела, тётя Дез. Поверь, я не нарочно. Просто боялась, что ты раздуешь из мухи слона.

Ей-богу, порой ума не приложу, откуда Эллен черпает свои безумные идеи.

Едва переступив порог офиса, я позвонила Эвелине Корвин.

— А я как раз о вас вспоминала, — с чуть заметной ехидцей отозвалась она. — Есть новости?

— Ничего особенного, чистосердечно призналась я. — Но ещё многое надо проверить.

— Хорошо.

— Хотела попросить у вас парочку телефонных номеров: мужа Барри и няни Кэтрин.

— Номер Пола есть у меня в записной книжке, а телефон Терри спрошу у Луизы. Позвоню ей, а потом сразу вам.

И обещание своё она сдержала.

Терри Джиллиган теперь работала в одной семье в Дарьене, штат Коннектикут. Когда я представилась и сказала, зачем звоню, голос её сразу упал.

— Вы узнали, что случилось с Кэтрин?

И об этом меня спрашивает особа, которая, по моим сведениям, полагает, что Кэтрин умерла от лёгочного заболевания? С трудом удержавшись от комментариев. я ограничилась расплывчатой фразой:

— Пока ничего определённого. Вы не возражаете, если я к вам подъеду? Хотелось бы обсудить несколько моментов.

— Вряд ли я смогу вам помочь. Но буду рада поговорить, если вы считаете это нужным.

— Благодарю.

— Знаете, на выходные я собираюсь домой, к маме. Она живёт в пригороде Нью-Йорка, в Монтиселло. Не хотите приехать туда завтра?

Я велела ждать меня около полудня.

В субботу я встала рано, но одевалась дольше, чем предполагала (почему-то это давно никого, кроме меня, не удивляет). Мало того, что с выездом припозднилась, так ещё вдобавок дождь в то утро лил как из ведра и видимость на шоссе была близка к нулевой. Что и привело к столкновению трёх автомобилей, как следствие — скорость упала до черепашьей, а в итоге к Джиллиганам я подоспела аккурат к двум часам пополудни.

Меня встретила женщина с приятной улыбкой и жёлтыми, завитыми мелким бесом волосами.

— Вы, наверное, миссис Шапиро?

— Да-да. Извините за опоздание, но…

— Ой, что вы! Просто мы за вас волновались — слышали, что-то на шоссе приключилось.

— Да, но это случилось раньше. Часов шесть назад, если верить сборщику дорожной пошлины.

— Я Виола Джиллиган, мама Терри, — сообщила женщина, проводя меня из маленькой прихожей в гостиную. — Садитесь где понравится, — пригласила она, приняв у меня пальто. — Кофе хотите? Или чаю?

— Кофе — с удовольствием, если не трудно.

— Чего ж трудного? Пойду скажу Терри, что вы приехали.

Я уселась в удобное кресло напротив дивана и осмотрелась. Гостиная была небольшая и очень уютная, с кучей очаровательных, пусть и недорогих безделушек. Мебель, правда, далеко не первой свежести: обивка местами выгорела и протёрлась. Я и глазом не моргнула, как передо мной вырос лохматый пёс неопределённой породы. Откуда он взялся, понятия не имею, — словно материализовался из воздуха. Может, я попросту не заметила его, поскольку окраской он был точь-в-точь как старенький тёмно-рыжий ковёр, покрывавший большую часть пола.

Обнюхав мою ладонь, он (вообще-то я не знала, он это или она, — при такой мохнатости не разглядишь), поскольку тотчас водрузил обе лапы мне на колени и принялся добросовестно умывать меня длиннющим языком.