Валентина Андреева - Особняк с видом на безумие

Ознакомительный фрагмент

С интервалом в секунду к нам присоединился Дмитрий Николаевич. От неожиданности он грохнул на пол тарелку с новой порцией горячего борща, которую старательно нес от стоящей на плите кастрюле к столу. Как и следовало ожидать, самостоятельность его сгубила.

«Вторая попытка отведать борща, – мысленно отметила я. – Впрочем, в первой ответственность можно поделить «пятьдесят на пятьдесят».

Димка в очередной раз вылетел из кухни, срывая с себя на ходу футболку, и исчез в ванной.

– Элечка, – уговаривала я забившуюся за кресло кошку, – я нечаянно. Вылезай, моя кисонька, я тебе вкусненький кусочек шницеля дам.

Элька с сомнением посмотрела на меня большими зелеными глазищами и нервно мяукнула.

– Хоть бы раз за весь день пообедать, а заодно и поужинать!!! – проорал муж, пролетая в спальню в одних трусах.

«Перепутал кухню со спальней», – удовлетворенно подумала я, но хамить в ответ не стала. Просто решила досадить ему другим путем. Бросила кошку на произвол судьбы, вернулась «к станку» и налила мужу третью тарелку борща. Немного поразмышляв, как ни в чем не бывало нанесла визит в спальню и кротко спросила Дмитрия Николаевича, демонстративно улегшегося спать в семь часов вечера, не желает ли барин откушать? Барин молчал, только шевелилось под ступней правой ноги одеяло – признак нервозности. Я его понимала – решение давалось трудно. С одной стороны – хотелось есть, с другой – считал, что жена недостаточно прониклась чувством вины. Неужели рассчитывал, что паду в ноги, как перед кошкой, и слезно буду умолять его не помирать с голоду?

Представив себе эту картину, я фыркнула, чем сорвала попытку мужа высунуться из-под одеяла с продуманными упреками в мой адрес. Он сделал вид, что улегся поудобнее.

– Ну хорошо, спи спокойно, не буду мешать, – покорно сказала я и вышла из комнаты в полной уверенности, что уже через пять минут Димка будет сидеть за столом и уплетать борщ.

Не угадала… На кухне сидел сын Вячеслав и, ловко орудуя ложкой, уплетал из отцовской тарелки этот самый борщ за обе щеки. Я заглянула в кастрюлю – зря вчера не сварила ведро.

– Ма, привет! Не вижу радости в глазах от моего появления.

– Привет, зайчик. Радость померкла, поскольку ты, сам того не ведая, объел родного отца и лишил меня возможности отмщения. Шницель с жареной картошкой будешь?

– Не-а. Я у бабушки пообедал. А борщ машинально съел – задумался. Пойду прилягу. Сегодня две задолженности скинул… – Сын с аппетитом зевнул, глянул на меня осоловевшими глазами и улыбнулся: – Будешь отстреливаться – зови на помощь. – Я еще раз заглянула в кастрюлю. На половину тарелочки хватит. – А за что мстишь-то, мам?

Ответ прозвучал непосредственного из уст обидчика:

– А за то, сынок, что я решил выгулять твою маму на лоне Селигера. Для ее же пользы. – Лицо мужа приняло скорбное выражение. – Но она, как истинный Телец, уперлась рогом в свою дачу, и просторы Родины ее не интересуют.

– Борщ кончился! – мстительно объявила я, но объявление повисло в воздухе.

Ожидаемой реакции не последовало. Сын с увлечением принялся делиться своими собственными неизгладимыми впечатлениями от поездки на озеро в компании избранных друзей. Я вспомнила, что Димка собирался показать красоты Селигера сыну, и хмыкнула. Моя усмешка была воспринята как обидное недоверие. Отец и сын в два голоса принялись уличать меня в невежестве.

– Между прочим, Славка слопал твой борщ! – попыталась я внести раскол в счастливый тандем.

– Ну и на здоровье! – добродушно ответствовал муж, заглядывая во все емкости, стоящие на плите. – О! Тут еще немного осталось! Замечательно! Картошечка… шницелек… О! Сала-а-атик! Иришка, ты умница. Иди, родная, иди… Отдохни…

Я резко развернулась, швырнула кухонное полотенце на стол, ловко угодив в тарелку с остатками борща, любовно пристроенную туда Димкой. Именно поэтому не выскочила сразу – удивилась прямому попаданию.

– Мам! Тебе бы копья метать! Цены бы не было, – за компанию удивился сын.

Димка уже ничему не удивлялся.

– Если ты немедленно покинешь территорию кухни, может быть, я еще сумею спасти второе? – грустно предположил муж.

И в этом было столько страдания, что я почувствовала угрызения совести, а далее – настоятельную необходимость слинять из кухни. Из прихожей донеслись сюсюканья Алены с кошкой. Следовало быстро организовать заговор под кодовым названием «Антитеррор».

Кошка при моем появлении насторожила уши и, шипя, попятилась задом – наверное, не узнала.

– Мамульчик, что с тобой случилось? Опять тебя Наталья Николаевна укорачивала? Сколько раз тебе говорила – не стригись так коротко. Похожа на бешеного ежика…

Взглянув на себя в зеркало и машинально отметив правоту дочери, я сквозь зубы процедила:

– Есть дело. Раздеваешься и тихо проходишь в комнату. Твой отец и твой брат сбрендили.

Не успела дочь удивиться, как из кухни донесся радостный вопль сыночка:

– Ленка, привет! Дуй сюда, есть радостная новость: на праздники мы едем на Селигер!

– Не слушай никого, они все борща объелись! – громко вмешалась я. – На праздники мы едем на дачу.

– Ма, не вноси разлад в счастливое семейство, – не обращая внимания на мое возмущение, снисходительно ответил сынок.

Вот так – растишь, растишь… и получаешь… ягодку.

– Ну, допустим, я борщ только понюхал, – поддержал Славку достойный отец своего сына, – но Вячеслав прав.

– Так кто куда едет? Можно как-нибудь потолковее? – Алена прошла в ванную мыть руки и оставила дверь нараспашку. У двери стояла я, кипя справедливым негодованием.

– Что ж тут непонятного, Алена? Борис и компания из двух наших сбрендивших мужиков едет на рыбалку на озеро Селигер: отмечать с комарами мой день рождения. Я вместе с бабушкой, тетей Наташей и кошкой еду отмечать это событие на дачу. У тебя право выбора.

– А Лешка?

– А Лешкины планы мне неизвестны.

– Я кошку не брошу, – решительно заявила дочь.

Если бы я умела плакать, умылась бы от благодарности слезами.

На кухне послышался возмущенный ропот. Он быстро перерос в перепалку, едва дочь вступила на ее территорию. Алену настырно соблазняли прелестями вольной жизни в особняке на безлюдном острове вдали от ядовитых плодов цивилизации. Она громко возмущалась мужскому эгоизму и сулила на майские праздники гром и молнию, полное отсутствие клева и, по непонятной причине, нелетную погоду.

Поняв, что мое присутствие излишне, я еще раз взглянула на себя в зеркало. Действительно, стрижка слишком короткая. Но я уже привыкла к такой. И потом – я быстро обрастаю. Волосы уже почти не стоят дыбом. Скорее всего, они топорщились от возмущения и с установлением торжества справедливости (Димка очень любит Алену и против нее не пойдет) спокойно улеглись на место. Покрасовавшись на себя в зеркало, лишний раз отметила, что себя надо любить. Тем более – есть за что. Серые глаза иногда приобретают зеленоватый оттенок и прекрасно гармонируют с цветом волос. Хорошо, что я шатенка. Надо бы выклянчить у Аленки новую розовую губную помаду. И еще…

– В грядках ты и в таком виде будешь прекрасно смотреться. А на фоне молодой зелени твой цвет лица вообще станет незаметен!

Я вздрогнула от злобной выходки пролетающего мимо Димки. Следом за ним в большую комнату несся разъяренный сын.

Павушкой из кухни выплыла дочь, довольно потирая руки:

– Территория кухни от сидевшего в засаде противника освобождена! – торжественно доложила она. – Пойдем выпьем чайку за правое дело. Меня Лешка по дороге в «Ростикс» затащил и насильно накормил…

– А я, между прочим, с утра голодный! И никого это не волнует! – Дверь большой комнаты приоткрылась специально для данного выступления и снова захлопнулась.

«Ничего! – торжествовала я в душе. – Комарами отъешься. На свежем воздухе…»

С чаем следовало повременить. Не сговариваясь, мы шагнули за порог, докладывать Наташке о полном разгроме членов семьи.

За дверью ее квартиры шел полномасштабный скандал с поминанием все тех же комаров, озера Селигер и Бориного здоровья. Наташка желала родному мужу наловить тонну лещей и лещих, у которых сейчас нерест, и этой же тонной подавиться. На пять секунд установилась полная тишина. Подруга поняла, что выразилась слишком резко, и тут же поправилась, предложив Борису подавиться этой тонной пополам с Лешиком. Потом она заголосила о своем разнесчастном положении служанки в доме, перемежая речи рыданиями и обвинениями мужа и сына в том, что они оба сели ей на голову, а теперь неосмотрительно рубят сук, на котором сидят.

Мы с Аленой молча переглянулись, решая, что она имела в виду, и с какой фразы начинать открытие второго фронта. Но тут из двери вылетела Наташка (мне с испугу сначала показалось, что ее выкинули). Хорошо, что успели посторониться.

– Привет! – гнусавя и вытирая слезы, жалобно сказала она. – Я к вам, вы дома?