В джазе только чижик-пыжик - Татьяна Игоревна Луганцева

Яна просто загипнотизировала его своими огромными голубыми глазами, напоминающими небо или два огромных озера.

Понятно, что Петр ей поверил. Ведь она была так убедительна и активна. И теперь он сидел один в роскошной больничной палате и жутко переживал.

«Как я так лопухнулся? Как я оставил ее одну? Отец не простит мне этого никогда в жизни. Перед отъездом, не зная, вернется или нет, он четко расставил приоритеты. Он сказал, что любит меня, любит ее и ее детей. Соответственно, и доверяет нам. Ну вот… Доверяет. Значит, и Яне я могу доверить», — сам себя успокаивал Петр.

И снова холодная волна страха накрывала его, стоило только представить, как хрупкая и такая трогательная Яна бродит одна по городу, пытаясь найти хоть какую-то информацию о неизвестном и странном человеке — Иване Георгиевиче Куликове. Да еще и с носителем особо ценной информации в сумочке.

«Нет. Я все-таки полный идиот! Как она меня убедила, что все будет хорошо?»

Время для Петра тянулось катастрофически медленно. Каждая секунда, словно блокадный метроном, стучала в голове по живому.

В их с Яной палату постучали. Петр сорвался с места как подорванный, в надежде, что это она и вернулась. Только зачем стучаться в свою палату?…

На пороге стояла милая девушка с темной челкой и круглыми карими глазами. Одета она была в трикотажное обтягивающее платье вызывающе изумрудного цвета. Петр не сразу узнал медсестру Лизу без ее медицинской униформы.

— Привет! Зайти можно? — спросила она.

— Проходи… — не смог он скрыть своего расстройства, пропуская ее к себе.

— Почему ты один? Где эта твоя пассия? — прошла она в палату, осматриваясь, словно никогда в ней не была, и делая вид, что не заметила его расстройства.

— Она не моя пассия. Пошла на свидание.

— У нее кто-то есть в Питере? — спросила Лиза. — Хотя, у такой женщины наверняка везде много мужчин.

— Про везде не знаю, — нервно ответил Петр.

Лиза подошла к нему и провела пальцем по его груди.

— Ты так напряжен… Может, весело проведем время вместе? Ты — симпатичный и явно не псих. И не бедный, раз лежишь в нашем раю… — засмеялась Лиза.

— Ну, здесь есть такие пациенты, — буркнул, смутившись, Петр.

— Не все такие, — приблизилась к нему девушка. — Я на тебя сразу глаз положила.

— Польщен.

Лиза неожиданно поцеловала его.

— А Иван Георгиевич Куликов у вас лежит? — вдруг спросил он, отстраняясь.

— Кто? Чего?… — не поняла девушка. — Какой-то Куликов… Ты вообще о чем? Сбил с эротической волны…

— Это точно. Извини, я не настроен сегодня на флирт. Жду Яну, — сказал ей Петр.

— Про Куликова не знаю. Могу завтра спросить. Но мы же не требуем у людей документы, а представиться они могут любым именем, — ответила она.

— Это я уже понял. Но если хоть что-то можно узнать… Буду признателен, — попросил Петр.

— Ладно, пойду. Жди свою Яну, — сказала Лиза и вышла из палаты.

Петр перевел дух и снова посмотрел на часы. Телефон Яны все также безмолвствовал. Он успел заметить, что она вообще очень халатно относилась к телефону: не любила им пользоваться, не говорила по нему ни с кем, забывала вовремя заряжать…

Петр сходил в душ, посмотрел новости и, когда на улице стемнело, решил поехать по адресу, который сообщил Яне, — уже в ее поисках. Именно в этот момент он услышал странное шуршание за дверью. Успев подумать, не слуховые ли это галлюцинации, Петр резко подскочил к двери и распахнул ее.

— Яна! Твою ж дивизию! — заключил он ее в объятия. — Я чуть с ума не сошел! Почему так долго? Зря я отпустил тебя одну!

— Мой мальчик волновался? — как-то глупо хихикнула Яна, и ее повело в сторону.

Петр еле поймал ее.

— Тихо, тихо!.. Ты что, пьяная?! — удивился он.

— Пьяная! — передразнила его Яна, надув губы. — Я выполняла важное задание, пришлось пожертвовать здоровьем! Ля-ля… Ля-ля-ля…

— Понятно!.. И выпила для храбрости? — догадался Петр, направляя худое, хаотично болтающееся тело к кровати.

— Что ты понимаешь в колбасных обрезках? Смелости мне не занимать! Пришлось вступать в контакт, усыплять бдительность, сливаться, так сказать, с различными слоями общества…

— Понял я, понял…

Петр уложил ее на кровать, снял с ног сабо и поднял их на кровать тоже. А Яна неожиданно перетекла из веселого состояния в грустное и уже плакала.

Она кинулась ему на шею.

— Я все время думаю, что с ним? Как он там? И где это — там? Вдруг его действительно убьют? Как жить? Невозможно же находиться в таком напряжении! — рыдала она у него на плече.

— Ну, тихо-тихо… Все будет хорошо, вот увидишь. Мартин у нас очень умный и сильный. Он выберется и вернется к нам.

Он гладил Яну по голове. Руки ее ослабли и мягко соскользнули вниз. Петр вернул ее на кровать, поправил подушку и прикрыл одеялом. Через мгновение Яна сладко засопела.

Иногда Яне нравилось, что у нее длинные волосы, ими можно было занавеситься со всех сторон и чувствовать себя словно в домике. Да и на себя смотреть с утра не хотелось. Болела голова от света и резких звуков.

— Я тебе твою еду даже предлагать не буду, от этой смеси тебя сразу вырвет, — склонился над ней Петр.

— Не говори мне про еду, дай мне кофе, — простонала Цветкова.

— Сейчас принесу. Иди пока прими душ, легче станет. Только не заваливайся в горячую ванну, развезет еще хуже, — посоветовал он Яне.

— Я смотрю, ты специалист.

Аромат черного, свежесваренного в профессиональной кофемашине кофе немного привел Яну в чувство. Она потихоньку, небольшими глотками начала пить его и так же медленно стала приходить в себя.

Петр сел напротив и внимательно посмотрел на нее.

— Ты вчера на своем ответственном задании только напилась? Или еще что узнала? — спросил он.

— Не помню, — вздохнула Цветкова. — Шучу! Сейчас расскажу. Ой, как же голова болит!.. Подошла я к искомой двери, позвонила, постучала на всякий случай. Там, конечно, тишина, а тут пожилая женщина поднималась как раз по лестнице с тяжелыми сумками. Я ей помогла, а она оказалась соседкой сбоку. Пригласила к себе. Я не отказалась — нужна ведь хоть какая-то информация. А Наталья, так ее звали, пригласила за стол, налила чай, а потом еще и бутылочку достала. Слезно попросила выпить с ней за день рождения, так как она человек одинокий. Я отказать, разумеется, не смогла. Слово