Круговорот благих намерений - Юлия Ефимова

милиционеры не должны так говорить, понимая, что вместе со страной рухнула и мораль.

– Так откуда мы знаем? Убежал он от них, видимо, потому как когда мы подошли, то они жутко матерились, и не на тебя, а на него, – пояснил второй.

Праздничное настроение пропало. Пётр брёл по сверкающей Москве и еле сдерживал слезы. Не было жаль раскиданных по переходу деликатесов, не страшны были и полученные от верзил побои – болела душа.

– Дядька, – вдруг услышал он из-за угла.

Пётр, оглянувшись, увидел мальчишку, живого и здорового, опасливо оглядывающегося вокруг.

– Дядька, – махнул пацан и скрылся за углом.

Пётр тоже огляделся и завернул за мальчишкой.

– Я это… – переминаясь с ноги на ногу, сказал пацан. – Спасибо, что ли, хотел сказать. – Он был белокожим и сейчас, видимо от стыда или волнения, пошел красными пятнами. – Только зря ты всё это, они теперь еще больше на меня будут злиться, – поделился мальчонка сомнениями.

– Как зовут? – спросил Пётр, потирая ноющие бока.

– Тарик, – ответил мальчонка.

– Сколько лет?

– Двенадцать, но выгляжу я на восемь, потому как плохо ем. Это мне Немка сказала, говорит, витаминов мне не хватает, – деловито ответил пацан.

– Что за немка? – Петя болтал с пацаном, а сам прикидывал, хватит ли ему сил дойти до дома или нет.

– Да нищенка это из наших, под немую работает, вот мы ее Немкой и прозвали, – охотно поддерживал разговор мальчишка.

– Родители где?

– Так и нет никого давно уж. Детдомовский я. В Крыму у нас детский дом закрыли, а детей типа в другие дома перевели, а на самом деле кого куда продали. Меня вот москвичи купили, как говорят, не задарма, и я теперь должен отрабатывать, – охотно делился Тарик историей своей жизни. – Повезло, считаю.

– Хочешь жить нормально? – вдруг спросил его Петя и взглянул мальчонке в глаза.

– А кто ж того не хочет, – пожал плечами Тарик. – Я бы и в школу пошел, всего-то год и пропустил, да не отпустят они меня, и идти мне некуда. Сдамся в детдом, там в первую очередь эти и найдут. Не, судьба, видать, у меня такая.

– Пойдем-ка есть торт-мороженое, а дальше что-нибудь придумаем, – предложил ему Пётр. – Меня дома уже одна очень хорошая Снегурочка заждалась.

– Ты, дядь, без дураков! Если что, я и кусаться, и драться могу, – насторожился Тарик. – Я всякого за год на улице-то насмотрелся, не думай, что не ответил часовщикам.

– Кому? – не понял Петя.

– Ну, часовщикам. У нас так называют тех, кто собирает деньги по точкам, потому как они приходят ровно по часам. Им я не ответил, потому как сам виноват был, деньги потратил. А ты, если чего дурного удумал, знай – я дерусь как зверь.

– Ничего я не удумал, – ухмыльнулся через боль Пётр. – Я в отцы тебе гожусь. Пошли, мой дом в двух кварталах, не понравится – уйдешь.

Они медленно пошли по тротуару, потому что быстро идти Пётр сейчас не мог.

– Там жрачки у тебя было… – мечтательно протянул Тарик, оглядываясь по сторонам, явно боясь вновь наткнуться на своих часовщиков. Они медленно брели к дому Петра. – Жалко, всё по земле, сволочи, размазали. Я такой еды и не ел вовсе, даже хотел подобрать, пока они тебя били, но гады как специально все в труху растоптали.

– Жалко, – согласился Петя, – хороший бы новогодний стол получился. Ты куда деньги-то потратил? – решил перевести он разговор.

– Так я на дело, потому как развивать его надо, – рассудительно сказал мальчишка. – А эти просто не поняли. Я чем зарабатываю? Стихи читаю. Но у меня в памяти мало и постоянно повторяюсь, вот я купил сегодня книжку со стихами. Конечно, не удержался и красивую взял, тут вот каюсь, не прав, переборщил, но ведь всё для дела было!

Мальчишка достал из-за пазухи красивую книгу в переплёте, на глянцевой бумаге с золотым обрезом.

– Согласен, – оценил Пётр его приобретение, – красота неописуемая. Значит, ты, как Буратино, купил азбуку! – засмеялся он. – Что ж, так и будем тебя звать.

– Зачем это? – снова насторожился Тарик.

– А что плохого? Буратино появился на свет, чтобы приносить радость людям, не это ли высшая цель человека? Ты вот тоже стихи читаешь, людям нравится, значит, и ты приносишь радость, – рассуждал Пётр.

Когда они зашли в подъезд, то услышали хоровой плач, и Петя, забыв про ноющие от ушибов бока, бегом поднялся на свой этаж. У двери его квартиры сидели Снегурочка и ее мать Маринка, и обе горько рыдали, как на поминках.

– С тобой всё в порядке? – спросил у девочки Петя.

Та, вытирая слезы, махнула, и у него сразу отлегло.

– Заходим все в квартиру, – скомандовал он. – И тебя, Буратино, это тоже касается.

Схватив мать Снегурочки за грудки, он затащил Маринку на кухню и прикрыл дверь.

– Что случилось? – шепотом спросил он.

– Петя, я знаю, что ты нам помогаешь. И еды даешь, и за Олеськой присматриваешь, а за то, что в школу сходил заступился, отдельное тебе спасибо, но я мать-одиночка, не могу я уследить за ней постоянно. Мне прокормить и ее, и себя надо. Я в магазин за сигаретами отошла на минутку, а он… – начала она всхлипывать. – Ну, клиент, короче, раньше пришел и к ней полез, бухой козлина. Я вернулась и по голове его. Убила, скорее всего, гада, дома у меня лежит… А как по другому-то? Что же мне делать-то, а? Ведь посадят меня, а как же Олеська? В детдом, что ли?

Пётр, ничего не говоря, вышел из кухни и присел у дивана, на котором Тарик показывал Олесе свою новую книгу. Девочка уже почти успокоилась, лишь изредка всхлипывала.

– Он тебя не тронул? – спросил Пётр настойчиво и добавил: – Отвечай честно.

– Только ударил вот сюда и стал кофту разрывать, – тяжело вздыхая, ответила Олеся, показывая на вырванные с мясом из кофточки пуговицы. – Я кричала, а потом мамка пришла.

– Сидите здесь, – велел он детям. – Мы с Маринкой сходим, посмотрим, что там.

Поднявшись на этаж выше, в незапертой квартире они действительно нашли труп мужчины.

Где-то за стеной пели песни соседи, на улице взрывались салюты, а Маринка выла волчицей, хороня и себя, и свою дочь.

– Что ты о нем знаешь? Его хватятся? – вдруг спросил Пётр плачущую женщину.

Она же, словно поняв, что он имеет в виду, перестала выть и внимательно посмотрела на Петра.

– Ты хочешь… – сказала она и замолчала, в ужасе закрыв рукой рот.

– Убираться будем, – сказал он ей твердо. – Иди за Олеськой и пацаном, пусть помогают. Нам надо успеть до утра. Вдруг кто-то знает, куда