Самоубийственное лето - Владимир Алексеевич Колганов

я не против, только вот никак не пойму, кого это лицо мне напоминает. Он смеётся:

– Подойди к зеркалу, тогда поймёшь.

Ну подошёл, смотрю, а в зеркале… Еремей. Только причёску немного изменил.

– Всё логично, Влад. Ведь я твоё второе «Я», поэтому не должен уж очень отличаться. Впрочем, если ты настаиваешь…

– Да нет, пусть будет так. Лучше объясни, где мы находимся.

Присели на диван, я закурил. Он поморщился, но уговаривать меня не стал, чтобы поберёг здоровье. Какое уж тут здоровье, если всё идёт наперекосяк!

– Так вот, вы находись в пространстве и во времени, но тут всё устроено иначе, поскольку можно управлять и тем, и другим. Образно говоря, можно промотать время назад, чтобы исправить какую-то ошибку, а можно вперёд, чтобы посмотреть, к чему это приведёт.

– Ну а реальность какая-то всё же существует? К примеру, города, поля, леса…

– В этом нет необходимости. Любой из нас может вызвать комплекс ощущений, полностью соответствующий пребыванию на берегу океана или в тропических джунглях Амазонии. К примеру, зачем возводить здание этого отеля, если его можно вообразить?

Как-то неуютно стало. Всё потому, что сижу на диване, которого на самом деле нет.

– Ну ладно, допустим. А чем тогда питаетесь?

Тут на столе появилась бутылка коньяка и закуска – по виду осетровая икра ничем не отличается от той, что подают в дорогих московских ресторанах.

– Как видишь, Влад, ничто человеческое нам не чуждо.

Я решился пошутить:

– И на каких деревьях всё это произрастает?

– Ты недалёк от истины. Любое вещество можно синтезировать, а синтез, как ты уже догадался, подчиняется нашим мыслям, – тут он разлил коньяк по рюмкам, – Ты не стесняйся, пей.

Синтетический стиральный порошок – это я ещё понимаю. Но коньяк… И всё же выпил – тепло растеклось по телу, да и бутерброд с паюсной искрой вполне съедобен. В общем, можно жить и здесь. Вот только хотелось бы знать, что будет дальше. Неужели всё, что было описано в романе, мне предстоит реально испытать?

– Нет, это был всего лишь один из вариантов развития событий. На сей раз всё будет несколько иначе.

Иначе – этот как? Спасать человечество и для этого лезть в чёрную дыру? Нет, я на такое не согласен, вот потому и говорю:

– Мне не хотелось бы возвращаться в прежний мир.

Смотрю, насупился и с эдакой издевкой говорит:

– Такое право надо заслужить, а ты пока что не сделал то, на что способен.

– Но возраст… Макс, герой моего романа, был куда моложе.

– Эту проблему мы как-нибудь решим.

Предложат мазь от выпадения волос или бальзам для укрепления мышечной системы?

– Я всё же не пойму, чего вы от меня хотите.

– Сам должен догадаться.

Такое впечатление, что сплю. Попробовал ущипнуть себя за ляжку – не помогло, всё то же самое. Тогда стал прикидывать варианты: я должен предотвратить госпереворот, или выдвинуть свою кандидатуру в президенты, или русскую литературу возродить, написав ещё два десятка книг. Если бы чувствовал в себе достаточно сил, чтобы это сделать, тогда и упрашивать меня не надо. Но нет, не потяну! Даже если станут обещать взамен бессмертие, я откажусь, потому что мне этого ни к чему.

Чего же я хочу? Тёплая постель и молодая красивая жена под боком? И тут я вспомнил: он же говорил, что нужен сын… Но кто же позаботится о нём, когда меня не станет? Я не могу отпустить его в тот мир, полный коварства, зависти и лицемерия. Нет, не хочу!

– Влад! Я знаю, что ты уже не в силах что-то изменить. А вот твой сын… С моей помощью он сможет.

Вот оно как! Мы с Анной что-то вроде инкубатора…

– А нельзя ли сына мысленно создать, причём зрелого возраста, чтобы не тратить время на смену подгузников, катание на карусели и посещения родительских собраний в школе?

– Влад, в этом мире всё возможно, но там… – Еремей тяжело вздохнул. – Представь, сколько усилий потребуется для того, чтобы восстановить его жизненный путь от роддома до Высшей школы ФСБ. Это ж надо покопаться в тысяче голов, внедрить туда воспоминания, которых не было… Нет, я за это не возьмусь!

Оказывается, и ему не всё по силам, а поначалу мне казалось, что он чуть ли не Бог!

Глава 10. To born or not to be

Вспомнилось луковое поле – высоченные стебли с шаровидной белой коробочкой на конце, похожей на крохотную голову. Что-то в стиле Анри Руссо, художника-примитивиста. А за полем – сосновый бор, и вот кажется, что пройдёт немного времени и луковое поголовье заслонит собою сосны и уйдёт куда-то ввысь, знаменую победу этого, в сущности, ничтожного растения над многолетними деревьями. Я долго ждал этого момента, каждое утро приходил на поле, чтобы убиться в том, что был прав в своей догадке. Увы, так и не сбылось – дачный сезон завершился, и мы уехали в Москву. Но ещё долго мне снились эти воображаемые существа – они по-прежнему стояли там и, уступая натиску ветра, покачивали белыми головами. Хотелось верить, что так будет всегда, а мысль, будто с приходом зимы эта луковая вакханалия закончится, была невыносима. Однако время шло, и постепенно я смирился с неизбежным.

А вот с тем, что Анна отказывается родить мне сына, не могу смириться. Это надо же что говорит:

– Если забеременею, могу потерять много интересных ролей.

– На твой век их хватит.

– А если растолстею после родов?

– У Эллы Фицджеральд тоже была не идеальная фигура.

Пожалуй, зря это сказал – Анне оптимизма это не прибавило. Вижу, что подыскивает аргументы. Наконец, кое-что нашла:

– Почему ты не хочешь роль мамаши предложить Катрин?

Тут уж я не знаю, что ответить. В самом деле – почему? Мог бы сказать, что Катрин занята на киносъёмках… Но это несерьёзно, такая «отмазка» не пройдёт, впрочем, у Катрин могут быть те же опасения, что у Анны. Предметно мы эту тему не обсуждали, однако, если женщина хочет родить ребёнка, ей незачем это скрывать. Разве что считает, что я для такого дела не гожусь.

Так мы с Анной ни о чём пока не договорились.

А на следующее утро, ещё толком не проснувшись, я вообразил, что мы находимся на одном из Соломоновых островов. Сказано – сделано, тут всё очень просто. И вот лежу на песке в «семейных» трусах, а рядом Анна в ночной сорочке, розовая такая, в кружевах. Кругом ни души, только слышно, как плещутся волны, и