Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Фоллетт Кен

– Даже не представляю, что скажу моей Мивануи[41].

Арни проследил, чтобы такси тронулось в путь, а сам пошел к себе в контору, раздумывая о судьбе горемычного приятеля. С Эваном как банкиром было покончено. Репутацию честного делового человека в Сити очень трудно заработать, но ничего не стоит потерять. Эван лишится своего доброго имени на сто процентов. С таким же успехом он мог бы у всех на глазах запустить руку в карман канцлеру казначейства. Ему могут дать более или менее приличную пенсию, но работы он уже не получит никогда.

У самого Арни дела обстояли относительно благополучно, пусть давалось ему процветание нелегко. В этом смысле его ситуация выглядела почти идеальной на фоне печальной участи Эвана. Арни зарабатывал очень прилично, но ему все же пришлось взять денег взаймы, чтобы сделать пристройку к дому и расширить гостиную. Причем с выплатой кредита недавно возникли затруднения. И он вдруг понял, что есть способ заработать на несчастье Эвана. «Конечно, настоящие и преданные друзья так не поступают», – виновато подумал он. А с другой стороны, страданиям Эвана следовало решительно положить конец, и как можно раньше.

Арни зашел в будку телефона-автомата и набрал номер.

Когда связь была установлена, он опустил в прорезь монету.

– Это «Ивнинг пост»?

– Да. С каким отделом вас соединить?

– Я хочу поговорить с редактором отдела бизнеса и финансов.

Наступила пауза. Потом раздался другой голос:

– Отдел бизнеса.

– Мервин?

– Да, я вас слушаю.

– Это Арнольд Мэтьюз.

– Привет, Арни! Как жизнь? Что новенького?

Арни набрал в легкие побольше воздуха и сказал:

– У «Ямайского хлопкового банка» возникли крупные неприятности.

Глава двадцать вторая

Дорин, жена Глухаря Уилли, как окаменелая сидела на пассажирском сиденье машины Джэко, прижимая к себе сумочку. Ее лицо покрывала мертвенная бледность, а губы скривились в странной ухмылке, выражавшей одновременно злость и страх. Это была широкая в кости женщина, высокая, с необъятными бедрами, склонная к полноте, что только усугублялось пристрастием Уилли к хрустящим чипсам. Одевалась она почти бедно, что усугублялось другим пристрастием Уилли, а именно – чрезмерным потреблением спиртного. Она смотрела прямо перед собой и с Джэко разговаривала сквозь зубы уголком рта.

– Кто же в таком случае доставил его в больницу?

– Понятия не имею, Дорин, – солгал Джэко. – Возможно, они пошли на дело, а потому не хотели давать лишней информации. Ты же сама понимаешь, верно? А мне только лишь позвонили: «Глухарь Уилли угодил в больницу. Сообщите его супружнице». Бац! И дали отбой.

Он сделал жест, показывающий, как с шумом кладут телефонную трубку.

– Врешь ты все, – без всякого выражения в голосе сказала Дорин.

Джэко примолк.

На заднем сиденье машины расположился сын Глухаря – Билли, пустыми глазами смотревший в окно. Его длинное и нескладное тело с трудом втиснулось в ограниченное пространство малолитражки. Обычно ему нравились поездки на машинах, но сегодня мама находилась в очень дурном настроении, и Билли понял: произошло что-то очень плохое. Он, конечно же, не знал, что именно: жизнь постоянно ставила его в тупик, все оказывалось слишком сложно и запутанно. Мамочка почему-то обозлилась на Джэко, но ведь Джэко был их другом. Джэко сказал, что папа лежит в больнице, но не с какой-то болезнью. Да и чем он мог заболеть? Утром, уезжая из дома, отец был совершенно здоров.

Больница оказалась большим кирпичным зданием с намеком на готику в архитектуре. Прежде здесь находилась резиденция мэра Саутуарка. Потом к главному корпусу пристроили несколько флигелей с плоскими крышами, а закатанная асфальтом стоянка для машин отняла последнее пространство у бывшей зеленой лужайки.

Джэко остановился у входа в приемное отделение срочной помощи пострадавшим. Никто не вымолвил ни слова, пока они выбирались из машины и шли к двери. По пути они миновали шофера «Скорой помощи», который курил трубку, прислонившись спиной к плакату о вреде курения, наклеенному на борт его микроавтобуса.

С жары на парковке они попали в больничную прохладу. Знакомый запах антисептика вызвал у Дорин тошнотворный приступ страха, скрутивший желудок. Вдоль стен ровными рядами стояли зеленые пластмассовые стулья, а стол дежурной расположился по центру прямо напротив входа. Дорин заметила маленького мальчика с глубоким порезом от стекла, молодого человека с рукой на импровизированной перевязи и девушку, обхватившую обеими руками голову. Где-то совсем рядом стонала женщина. Дорин начала овладевать паника.

Медсестра, уроженка Вест-Индии, сидела за столом и разговаривала по телефону. Они дождались, чтобы она закончила, и Дорин спросила:

– К вам доставили сегодня утром Уильяма Джонсона?

Дежурная даже не посмотрела на нее.

– Минуточку, – она сделала пометку в тетради перед собой, а потом бросила взгляд в сторону прибывшей «Скорой помощи» и сказала:

– Присядьте пока, пожалуйста, – потом обошла вокруг стола и мимо них прошествовала к двери.

Джэко сделал движение, словно собирался сесть, но Дорин вцепилась ему в рукав.

– Стой где стоишь! – скомандовала она. – Я, мать твою, не собираюсь торчать здесь часами. Пусть ответит мне.

Они видели, как в помещение внесли носилки. Беспомощная фигура на них была закутана в окровавленное одеяло. Дежурная сопроводила санитаров сквозь пару дверей на шарнирах.

Полная белая женщина в халате медсестры вышла из другого коридора, и Дорин сразу набросилась на нее.

– Почему я не могу узнать, здесь ли мой муж? – голос ее сорвался до визга.

Медсестра остановилась и одним взглядом оглядела всех троих.

– Я спросила у нее, но она ничего не говорит, – пожаловалась Дорин.

– Сестра, почему вы не занялись проблемой этих людей? – спросила белая женщина с начальственным видом.

– Я посчитала, что у человека, которому в автомобильной аварии оторвало две конечности, проблемы немного серьезнее, чем у них.

– Вы поступили правильно, вот только не надо изощряться в остроумии. Это лишнее, – полная женщина повернулась к Дорин: – Как зовут вашего мужа?

– Уильям Джонсон.

Сестра просмотрела книгу регистрации.

– Такой записи здесь нет. – Она сделала паузу. – Но к нам доставили неопознанного пациента. Белый мужчина, обычного телосложения, средних лет с огнестрельным ранением в голову.

– Это он, – вмешался Джэко.

– О господи! – воскликнула Дорин.

Сестра снова взялась за телефон.

– Вам лучше взглянуть на него и разобраться самой, это ли ваш муж, – она набрала на диске всего одну цифру и немного подождала.

– Доктор? Это сестра Роу из отделения срочной помощи. У меня здесь женщина, которая, возможно, приходится женой пациенту с огнестрельным ранением. Да, я так и сделаю… Мы встретимся с вами там.

Она положила трубку и поднялась.

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Дорин с трудом справлялась с чувством обреченности, пока они шли по крытому линолеумом длинному больничному коридору. Она боролась с обреченностью и страхом каждый день с тех пор, как пятнадцать лет назад выяснила, что вышла замуж за бандита. Впрочем, она и раньше о чем-то догадывалась. Но Уилли сказал, что занимается бизнесом, и Дорин не стала его ни о чем расспрашивать: в те дни, если мужчина ухаживал за тобой, а ты хотела завести с ним семью, не стоило особенно давить на потенциального жениха. Но в браке секреты долго не держатся. Однажды, когда Билли еще не вылез из пеленок, в их дверь постучали. Уилли выглянул в окно и увидел полисмена. Прежде чем открыть, он проинструктировал Дорин: «Вчера мы здесь играли в карты. Я, Скотт Харри, Том Уэбстер и старик Гордон. Мы начали в десять и продолжали до четырех утра. Понятно?» Дорин, которая полночи не спала одна в пустом доме, стараясь успокоить все время плакавшего младенца, лишь тупо кивнула. И когда полицейский начал задавать ей вопросы, она отвечала в точности, как велел Уилли. Но с тех пор тревога не покидала ее уже никогда.