Кен Фоллетт - Скандал с Модильяни. Бумажные деньги

Ознакомительный фрагмент

– Задание принято, – он делал краткие пометки в блокноте, лежавшем на письменном столе. – Это весьма великодушно с твоей стороны, Сэмми.

– Дерьмо собачье! – Ругательство из ее уст заставило Джо удивленно вскинуть брови. – Она собиралась остаться дома и работать на фабрике, чтобы прокормить семью. Между тем у нее достаточно способностей для поступления в любой университет, но только родным не выжить без ее заработка. Стыдно получать такие огромные деньги, какие платят нам с тобой, пока в мире есть люди, подобные ей. Ей-то я помогу. А кто поможет тысячам других подростков, оказавшихся в схожем положении?

– Ты не сможешь решить все мировые проблемы только на свои средства, милая, – сказал Джо с оттенком легкомыслия в голосе.

– Оставь этот снисходительный тон, черт тебя побери, – взъелась Саманта. – Я кинозвезда и должна иметь возможность рассказывать всем о подобных вещах. Мне впору забраться на крышу и орать: это несправедливо, мы живем в жестоком мире неравенства! Почему же я не могу сняться в фильме, в котором прозвучала бы такая мысль?

– По многим причинам. Для начала – такой фильм никто не станет покупать для демонстрации. От нас ждут радостных и увлекательных кинокартин. Людям необходимо хотя бы на пару часов отвлечься от проблем реальной жизни. Никто не захочет пойти смотреть ленту, рассказывающую о сложностях, с которыми сталкиваются обыкновенные работяги.

– Тогда мне, быть может, не следовало вообще становиться актрисой? Надо найти себе другое занятие.

– И кем ты можешь стать? Заделаться служащей в сфере социального обеспечения и обнаружить, что не в силах помочь каждому, поскольку их слишком много, а нужно им в конечном счете только одно – все те же деньги. Или пойди в журналистику. Там тебе быстро объяснят, как излагать мысли редактора газеты, а не свои собственные. Пиши стихи и живи в нищете. Подайся в политику, чтобы скоро начать мириться с постоянными компромиссами.

– Только потому, что все столь же циничны, как ты, в мире ничего не меняется к лучшему.

Джо положил ладони на плечи Саманты и бережно сжал.

– Сэмми – ты идеалистка. И осталась идеалисткой гораздо дольше, чем большинство из нас. За это я тебя уважаю. За это я тебя люблю.

– Ладно, брось кормить меня этим еврейским вздором из арсенала штампов шоу-бизнеса! – сказала она, но нежно улыбнулась ему. – Мы же договорились, Джо. Я еще подумаю над этим сценарием. А теперь мне пора ехать.

– Вызову тебе такси.

Это была одна из очень дорогих и просторных квартир, каких немало в Найтсбридже. Обои приглушенных оттенков с неярко выраженным узором, вышитая обивка мебели, среди которой преобладала антикварная. Открытые окна от пола почти до потолка выходили на балкон, впуская внутрь свежий ночной воздух и шум транспорта. Здесь все выглядело элегантно, но скучно.

Как и сама вечеринка. Саманта пришла только потому, что хозяйка принадлежала к числу ее старых подруг. Они порой вместе совершали походы по магазинам или приезжали друг к другу на чашку чая. Но эти краткие встречи не давали возможности до конца осознать, насколько далеко жизнь развела их с Мэри с тех времен, когда обе играли в одном репертуарном театре, подумала Саманта.

Мэри вышла замуж за бизнесмена, и большинство гостей этим вечером были именно его друзьями. Некоторые мужчины даже явились в смокингах, хотя вместо полноценного ужина предлагались только канапе. Разговоры, которые они вели, звучали на удивление банально. Небольшая группа, окружавшая Саманту, ударилась, например, в утомительно долгое обсуждение ничем не примечательных гравюр, вывешенных на стене.

Саманта улыбалась, чтобы прогнать с лица тоскующее выражение, и потягивала шампанское. Но даже вино было не слишком высокого качества. Она кивала головой, словно соглашаясь с мужчиной, который сейчас говорил. Ходячие мертвецы – вот кто они в большинстве своем. За единственным исключением. Том Коппер выделялся в этой компании, как истинный джентльмен выделялся бы в африканском оркестре, играющем на пустых металлических бочках.

Он обладал мощным телосложением и выглядел бы почти ровесником Саманты, если бы не седые пряди в темных волосах. На нем была простая пролетарская клетчатая рубашка, пара синих джинсов с кожаным ремнем. Бросалась в глаза ширина его ладоней и ступней ног.

Стоило ему заметить на себе ее взгляд, как густые усы вытянулись над верхней губой в улыбку. Он что-то пробормотал паре, с которой общался прежде, и, покинув их, направился к Саманте.

Она тоже сразу отвернулась от группы, обсуждавшей гравюры. Том склонился к ее уху и прошептал:

– Пришел спасать вас от урока изобразительного искусства в начальной школе.

– Спасибо. Как раз то, что мне было нужно. – Они оба сделали полшага, и хотя по-прежнему стояли рядом с группой, уже заметно отделились от нее.

– У меня такое ощущение, что вы здесь самая звездная гостья, – сказал Том и предложил ей длинную сигарету.

– Возможно. – Она склонилась к его зажигалке. – Тогда кто здесь вы сам?

– Символический представитель рабочего класса.

– Эта зажигалка никак не говорит о вашей принадлежности к рабочему классу.

Зажигалка удлиненной формы с монограммой действительно казалась золотой.

– Скорее похож на жуликоватого дельца, верно? – он сделал нажим на свой ярко выраженный кокни. Саманта рассмеялась, а он перешел на более аристократический акцент: – Не угодно ли еще шампанского, мэм?

Они подошли к столу, накрытому для фуршета, где он наполнил ее бокал и предложил блюдце с небольшими тарталетками, в центре каждой из которых лежала капля икры. Она отрицательно помотала головой.

– Ладно, нет так нет. – И он отправил себе в рот два кружка из теста одновременно.

– Как вы познакомились с Мэри? – не без любопытства спросила Саманта.

Он усмехнулся.

– Вас должно скорее интересовать, откуда у нее знакомые из числа таких простоватых уличных парней, как я? Дело в том, что когда-то мы вместе учились в школе театрального мастерства мадам Клэр в Ромфорде. Моя мамочка потратила много усилий, чтобы я посещал еженедельные занятия, хотя все впустую. Актера из меня никогда бы не получилось.

– Так чем же вы занимаетесь?

– Разве мы уже не говорили об этом? Я – не совсем чистый на руку делец.

– Не верю. Мне кажется, вы архитектор, юрист или что-то в этом роде.

Он достал из кармана джинсов плоскую жестянку и открыл ее, выложив на ладонь две синие таблетки.

– Тогда вы не поверите, что это наркотики, не так ли?

– Нет, не поверю.

– Пробовали «спид»[9]?

Она покачала головой.

– Только гашиш.

– В таком случае вам хватит одной пилюли, – он напористо вложил таблетку в ее руку.

Затем у нее на глазах он сам принял сразу три, запив шампанским. Она положила синюю овальной формы капсулу в рот, отпила из своего бокала и с трудом проглотила. Когда таблетка перестала ощущаться тяжестью в горле, она сказала:

– Ну, вот видите? Ничего не происходит.

– Подождите несколько минут, и сами начнете срывать с себя одежду.

Она с прищуром посмотрела на него.

– Так вот зачем вы это затеяли?

Он снова пустил в ход язык кокни:

– Не виновен, начальник! Меня и близко там не было, инспектор!

Саманта начала непроизвольно двигаться на месте, притоптывая ногой в такт неслышной музыке.

– Держу пари, вы бы милю пробежали, чтобы увидеть, как я раздеваюсь, – сказала она с громким смехом.

Том ответил понимающей улыбкой.

– Начинает действовать.

Внезапно она почувствовала невероятный прилив энергии. Глаза округлились и расширились, щеки слегка раскраснелись.

– Меня тошнит от этой поганой вечеринки, – она говорила чересчур громко.

– Хочется танцевать.

Том обнял ее за талию.

– Пойдем отсюда.

Часть вторая

Пейзаж

Микки Маус не слишком похож на настоящую мышь, но ведь люди не пишут гневные письма в редакции газет, жалуясь на длину его хвоста.

Глава первая

Поезд медленно тащился по северной Италии. Яркое солнечное сияние скрылось за тяжелым и холодным облаком, и ландшафт за окном стал туманным, ощутимо пропитанным влагой. Фабрики мелькали, чередуясь с виноградниками, пока все не слилось в сплошное размытое пятно.

В поездке радостное возбуждение Ди постепенно улетучилось. Она поняла, что ничего еще не нашла, а лишь только почуяла след. Если след не приведет к картине, то ее открытию грош цена – оно станет не более чем примечанием к одной из страниц диссертации.

С деньгами у нее уже было туговато. Майка она никогда не просила об одолжениях и даже не давала понять, что вообще нуждается в наличности. Наоборот, неизменно пыталась создать у него иллюзию, будто ее доходы выше, чем кажутся на первый взгляд. Теперь приходилось сожалеть об этом мелком лукавстве.