Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

class="p1">– Овощечистку! – выкрикнул Серафим. – И ножницы. Он мне их показал. Заявил: «Надо говорить правду, отвечать за свои поступки». Достал яблоко, приложил овощечистку к кожице, начал сдирать ее серпантином… Приговаривал: «Надо не лгать, отвечать за содеянное». Я пялился на зеленую кожуру… глаз не мог отвести. А он приложил овощечистку к своей руке, нажал и… кровь брызнула… Всучил мне яблоко, приказал: «Жуй!» Я послушно укусил яблоко. А он забрал ножницы, – Симура как-то по-детски, беззащитно втянул голову в плечи, – зажал лезвиями мое ухо, приговаривая: «Они острые…» Я дернулся, а он заорал вдруг: «Увезу тебя в лес! Вздерну за ноги на сосне и начну сдирать кожу лоскутами! Покончу с кожей, займусь твоим мясом! Ты мне все скажешь! Признаешься!» Я обмочился… обоссался. – Серафим умолк на мгновение. – Я написал чистосердечное признание ему под диктовку. Он меня сломал…

Катя ощутила ком в горле. Она плачет из-за убийцы?

– Он меня растоптал, – повторил Симура. – Именно этого я ему не простил. Когда мы с вами пришли к нему домой и я увидел его, сдиравшего шкурку с кролика… я вспомнил себя в его кабинете с зарешеченным окном. Считайте меня взбунтовавшимся кроликом…

– Прошлое остается прошлым, самурай, – сказал Гектор. – Нет чести убить больного и беспомощного противника. Буланов перенес инсульт. Поэтому ты столь легко справился с ним – толкнул, а когда он упал, рубанул его же собственным топором из колоды. Инвалид не в силах был дать тебе, сопляку, достойный отпор.

– Не вам, Гектор Игоревич, элитному «контрабасу»-ликвидатору, Большому Игроку, замочившему немало террористов-фанатиков за очень большие деньги, учить меня морали! И я его вовсе не толкал. А он не казался беспомощным, – огрызнулся Симура. – Мне не спалось ночью, и я отправился к нему рано утром. Подумал: вдруг мы все же через столько лет, несмотря на нашу первую неудачную встречу после разлуки, найдем общий язык. Он отнесется ко мне по-человечески… перестанет меня обвинять, обзывая Волчонком. Вы же были уверены: Буланов – самый осведомленный человек о деле моего отца… был в силу своей профессии. Если бы захотел, многое мог бы мне поведать. Я бросил мотоцикл в лесу, прошел картофельным полем, а он возвращался с тачкой, полной травы, зашел на участок. Покатил тачку к клеткам. Я перелез через забор. Он открыл сам одну из клеток и вытащил за уши белого кролика, поднес его к лицу и забормотал ему, а потом заметил меня и даже слова мне не дал сказать – покрыл матом и сам схватился за топор. Наверное, решил: я явился его прикончить. Но я в тот момент… просто желал поговорить с ним. А он кинулся на меня с топором. Швырнул кролика, тот шмыгнул к нему в ноги, и Буланов, споткнувшись, упал, топор его отлетел в сторону. Он, суча ногами, корячась на траве, выдернул из-под себя придавленного кролика, стиснул его, кролик завизжал от боли… У меня потемнело в глазах. Я тот взбунтовавшийся кролик… написавший ложную явку с повинной садисту! Я поднял топор и ударил его по спине. Я был в мотоперчатках, на рукоятке не осталось моих пальцев. Буланов умер сразу. А я начал открывать клетки.

– К размышлению тебе, самурай. Буланов поступил с тобой бесчеловечным образом не столько из врожденного садизма, а ради желания произвести впечатление собственными умом и смекалкой на любимую женщину, одержав над ней верх в споре, – молвил Гектор. Он заметно сбавил тон. – Не недооценивай полицию: она скоро завяжет с Гурмыжским и, возможно, сложит два и два. Твой приезд в Кукуев и гибель Буланова. Несмотря на отсутствие твоих отпечатков на топоре и замках клеток.

– Пусть. Только мне баба Рая сейчас дома сообщила: труп Кроликовода до сих пор в морге, – ответил Серафим. – Никто не желает его хоронить. Он не с одним мной подобное вытворял. Люди помнят. Есть и другие замордованные им, на кого он наезжал. Полиции придется проверять длинный список подозреваемых кроме меня. Ну, если вы, конечно… не наведете на мой след.

– Моя жена и я с тобой вместе плечом к плечу прошли долгий путь. И честно были на твоей стороне.

– А сейчас?

– Нет, Серафим, – вмешалась Катя. – Теперь для нас с Гектором оставаться на вашей стороне невозможно.

– Но наш договор по-прежнему в силе, – напомнил Гектор. – Моя жена в будущем напишет книгу обо всем случившемся здесь. В том числе и о тебе, Серафим.

– Да пожалуйста, сочиняйте. – Симура внезапно обессиленно, горько, обаятельно улыбнулся. – Катя, честь для меня какова, а? Целая книжища, фолиант обо мне и нашей семейке… Аддамс. Творите без купюр! Все равно – кто вам поверит? Это ж триллер… криминальное чтиво для развлечения.

– К моей матери чтоб больше на километр не смел подходить! – оборвал резко Симуру Полосатик-Блистанов.

– А уж это не тебе решать, Сеня, – обернулся к нему Серафим. – Она тебе мать, а мне – больше чем мать. Я возвращаюсь к ней. Я ей расскажу все сам. Я ей признаюсь во всем. И пусть она рассудит. Прикажет мне – я сдамся ментам. Прикажет – с моста прыгну. Но я никогда больше не опущусь до явок с повинной. С явками я завязал. А если она… Раечка меня… простит, поймет, то… Не смей вставать у нас с ней на пути! Встанешь – схлопочешь! – Симура-Серафим гордо вскинул голову. – Цыган, пока не умрет, любит бабу и песни поет! Чем горше цыгану живется, тем горячее …! – Он, без пяти минут студент университетской кафедры теории чисел, употребил нецензурную лексику, седлая мотоцикл.

Мотор его взревел. Полосатик-Блистанов бросился к своей машине, плюхнулся за руль.

– Я прямо к ней! – объявил Серафим, газуя мотоциклом. – От меня она узнает правду – обо мне, убийце, о моем несчастном отце – убийце, о моей бабке – ведьме. Обо всем! А ты, Сеня, гуляй!

– Гек, мы должны вмешаться! – воскликнула Катя.

– Нет. Мальчишки превращаются в мужчин. – Теперь Гектор удержал ее. – И совершают поступки. Ошибки. Дерутся на дуэли. Разбивают свои сердца. Мальчишки становятся взрослыми.

– «Спрячь за высоким забором девчонку! Выкраду вместе с забором!» – прокричал им всем Бродяга Кэнсин, навсегда покидая родной Кукуев ради избранницы сердца, годившейся ему в матери.

– Сеня, если припечет – мы с Катей перевяжем твои раны! – пообещал Блистанову Гектор.

– Спасибо! Дальше – я сам! – Арсений Блистанов высунулся в окно машины и тоже дал газу, устремляясь следом за мотоциклом-болидом, рвущимся к горизонту.

– Правых нет. Кругом сплошь одни виноватые, – объявила Катя, когда оба их прежних соратника скрылись из вида. – И мы с тобой, Гек, с точки зрения обывателя, сто