Плохая кровь - Сара Хорнсли

На этот раз рядом с ней не было брата, который придумывал истории и игры, чтобы скрыть правду. Она осталась одна, и ей ничего не оставалось, кроме как смириться с этим.

К тому моменту, когда отец отодвинул кресло и распахнул дверь гардероба, Джастину едва можно было узнать. Желание отваги не просто пришло к ней, оно заполонило ее и больше не поддавалось контролю. Она превратилась не в викинга, бьющего в барабан, а в сам барабан.

Она поднялась с пола и посмотрела на отца, который стоял и курил сигару. Он не был крупным мужчиной, но от него исходила энергия, которая придавала ему особенную значительность. Его зеленый бархатный пиджак болтался на плечах слишком свободно, а на лбу выступил пот – вероятно, от выпитого виски.

– Как ты посмел? – спросила Джастина, удивив даже саму себя. – Я твоя дочь.

В голосе ее звучала уверенность и сознание своей правоты, но внутренне ее трясло. Он сломал ее. Покинул ее. Как он мог так поступить с ней? Он ведь ее родной отец!

– Вот именно. Я не могу допустить, чтобы моя дочь распространяла ложные слухи о моем самом ценном компаньоне. Ты знаешь, чем это может обернуться для нас? Ты сегодня едва не разрушила всю нашу семью. – Он говорил тихо, бесстрастно, как будто не разбил сегодня вдребезги весь мир Джастины, и это только сильнее бесило ее.

– Это не ложные слухи.

– Все можно трактовать по-разному, Джастина; когда-нибудь ты это поймешь.

– И сексуальное домогательство, да?

Они по-прежнему стояли лицом друг к другу. Смотрели друг на друга в упор. Как в бою. Он должен был защитить ее. Почему он этого не сделал? Она хотела заставить его прозреть. Возможно, это по-прежнему оставалось всего лишь одним сплошным недоразумением.

– Он тебя поцеловал?

– Нет.

– Он заставлял тебя трогать его?

– Нет.

– Он тебя изнасиловал?

Джастина заметила, что он даже не вздрогнул, когда задал этот вопрос, и это потрясло ее до глубины души. Как бессердечно это прозвучало из уст ее собственного отца! Она знала, что он может быть жестоким, она слышала это сквозь стены, но никогда прежде эта жестокость не была направлена на нее.

– Нет.

– Ну, тогда… – Он ухмыльнулся. – Да, я бы сказал, что это можно трактовать по-разному.

Значит, это вовсе не недоразумение.

Джерард отвернулся от нее и направился к двери. Это все? Он не собирался узнать ее версию событий? Видеть, как он уходит прочь, было просто невыносимо. Неужели он снова собирается бросить ее? Почему он не стал защищать ее?

Джастина почувствовала себя маленькой. Очень маленькой. Как она могла так мало значить для собственного отца? Она не смогла удержаться от того, чтобы бросить ему вызов. По крайней мере, ссора была лучше, чем его уход. Ощущать себя отвергнутой, как будто ее боли на самом деле не существует, было намного хуже. Как будто она просто выдумала то, что произошло, и об этом даже нет смысла говорить.

Поэтому она постаралась уязвить его посильнее. Что угодно, лишь бы получить ответную реакцию. Лишь бы он не ушел.

– А как насчет того, чтобы бить жену? Это тоже можно трактовать по-разному? – Едва эти слова слетели с ее языка, она пожалела об этом.

Джерард развернулся и быстрыми шагами направился к ней. Его грудь ходила ходуном, ярость переполняла все его существо. Он больше не ухмылялся. Лишь по его глазам Джастина поняла, что зашла слишком далеко. Они сделались невероятно темными.

До нее дошло, что он не намерен останавливаться.

Не в этот раз.

Джастина осознала, что для него это уже не просто игра, о победе в которой он будет рассказывать, ухмыляясь и попыхивая сигарой. Она зашла слишком далеко. Она должна была позволить ему победить.

Словно в замедленной съемке, Джастина наблюдала за тем, как отец отводит руку назад. Он все время смотрел на нее в упор, не стесняясь того, что бьет свою дочь. Сила удара застала Джастину врасплох, хотя она видела этот удар заранее. Боль была яростной, жгучей. Щека горела. Тысячи иголок пронзили кожу.

Джастина задыхалась, ее глаза наполнились слезами. Но потом она заставила себя снова выпрямиться во весь рост и усилием воли загнала слезы обратно внутрь. В конце концов, она была Стоун, а значение этой фамилии – «камень». Но, поднимаясь на ноги и прижимая руку к щеке, она задалась вопросом: теперь, когда черта перейдена, остановится ли он когда-нибудь? Роль, которую он играл прежде, – роль отца-героя – ушла безвозвратно. Сегодня вечером он отказался от этой роли. Сможет ли он полностью вжиться в новую роль? В роль злодея, ранее скрытую за закрытыми дверями, в роль, которую он играл только для ее матери…

На мгновение они замерли, наблюдая друг за другом.

Разрыв во времени. Будет ли это молчание знаменовать собой пропасть между «до» и «после»? Оба инстинктивно понимали: что бы ни случилось сейчас, это решит все. Кто сделает первый шаг? Куда они двинутся дальше?

После секундной паузы Джерард спокойно вынул изо рта сигару, которая так и висела между его губами. Джастина поняла, что он решил стать злодеем. Что пощечина была только началом.

Она видела круглые ожоги на теле матери, в тех местах, которые легко скрыть, но от детей ничего не утаишь. Они слишком чувствительны, слишком малы, слишком наблюдательны. Взрослые забывают, каково это: быть настолько причастным окружающему миру, когда тебя ничто не отвлекает – ни работа, ни обязанности, отрывающие тебя от переживания текущего момента. Дети впитывают всё как губки. Взрослые слепы и невосприимчивы.

Ее родители считали, будто действуют умно, но Макс и Джастина играли в прятки не просто так. Они знали, когда лучше убраться подальше. Спрятаться там, где не видно и не слышно боли матери. Жестокости отца.

Нет, Джастина не позволит ему обжечь и ее.

Она выронила туфлю на шпильке, которую все еще сжимала в руке, и толкнула его. Сильно и резко. Джастина была небольшого роста, но вложила в этот толчок всю свою силу. Она не собиралась допустить, чтобы он сделал ее такой же, какой стала ее мать.

* * *

Джастина видела, как он рухнул – это случилось прямо у нее на глазах. Его голова ударилась о край ее стола и дернулась назад.

Она не знала, на что надеялась, но осознавала, что не позволит ему причинить ей боль, не сдастся без борьбы. Он свалился к ее ногам, но уже начал подниматься с пола.