Черные крылья - Николай Иванович Леонов

все равно. Я знаю, что живу честно. Но дочку дайте вернуть, она ведь… – Валентин вдруг сбился, вместо слов у него из горла вышел какой-то надсадный хрип. – Она ведь беременна, она ждет ребенка. Хотя сама еще ребенок и так легко делает глупости. – Мужчина перешел почти на шепот. – Я ведь только сейчас понял, она боялась сказать мне правду. Василий – отец ребенка, я это окончательно осознал, когда услышал, что они вышли вместе. Я наконец понял, она просто боится и прячется. Но я не буду ругать, нет! Я все прощу, пускай будет так, пускай. Главное, чтобы моя девочка вернулась назад, ко мне. Понимаете?

Валентин смотрел безотрывно на полковника, и в его взгляде была невыносимая мука, боль:

– Я пообещаю вам все, что скажете. Только, пожалуйста, разрешите задержать этого парня. Вдруг он знает, где моя дочь.

И снова Лев не смог сказать правду Барсукову, хотя точно знал: Арман ничего не знает о Вале и сбежал он совсем по другому поводу. Но сейчас Гурову было так тяжело, невыносимо тяжело, что он ошибся, упустил свидетеля, а теперь и Барсуков вдруг снял свою маску спокойствия, и под ней оказалось совсем не то, что предполагал сыщик.

– Действуйте. – Оперу ничего не оставалось, как резко бросить свое согласие. Он отвернулся поспешно от Валентина и снова двинулся во двор. Валерия шла следом:

– Что происходит? Кто сбежал, какое отношение он имеет к смерти Терехина?

Лев Иванович раздраженно бросил девушке вместо ответа на ее вопросы:

– Я же сказал, что надо срочно организовать перехват. Сейчас дам приметы беглеца. Не время для расспросов.

Но Валерия вдруг остановилась в двух шагах у забора. Гуров примерился, протянул руки к краю, как вдруг она его остановила возмущенным окликом:

– Хватит меня использовать! Вы просто отдаете приказы и ничего не объясняете! Я ведь расследую это дело, а вы всёскрываете. Про Валентину и про Григоряна, так невозможно работать.

Лев так и застыл. Девчонка права, как и Барсуков. Кажется, он ошибся, только ошибка не в логических расчетах, а в том, что он самонадеянно посчитал себя самым умным. Что только он может расследовать смерть друга, а остальные лишь мешают ему вести следствие.

Полковник медленно развернулся к Лере:

– Извини, я объясню тебе все. Как только верну Армана назад, мы обсудим всё вместе. Кажется, я что-то упустил и сделал неправильные выводы. Расскажу все, что знаю, обещаю. Но потом.

Однако девушка не смотрела на него, она с недоумением рассматривала пятачок рядом с клумбами, которые тянулись вдоль ограды по периметру территории вокруг коттеджа. Там лежали грабли, стояла садовая тачка, нагруженная большим мусорным мешком.

– Этого не было, – Валерия сделала шаг к мешку.

Лев все-таки вскарабкался на стену, перед тем как прыгнуть вниз в пролом в зарослях, уточнил:

– Что ты имеешь в виду?

Девушка уже стояла рядом с тачкой, она покачала головой:

– Не было тачки. Ее не было. Никто не должен был здесь собирать мусор, в коттедже никто не живет.

Зубчиком граблей она чуть задела черное пластиковое плотно и потянула деревянную ручку на себя. Гуров застыл на месте будто птица, глаза его округлились от увиденного. Лера вскрикнула и выронила грабли: из прорехи мешка для мусора выскользнула длинная золотая прядь.

Они замерли каждый на своем месте – Лера у тачки, а Лев на кирпичной кладке забора. Вдруг от крыльца тяжело, с пыхтением побежал Валентин Барсуков. Оказавшись у тачки, он вцепился в черную блестящую ткань и с тихим шорохом разодрал ее в стороны. Мешок распался как оболочка яйца и обнажил свое содержимое. Внутри лежала Валя. Лицо уже было покрыто трупными пятнами, руки и шея стали синюшного оттенка, а тело застыло навсегда, руки и ноги поджаты к большому, раздувшемуся животу. Только ее золотые волосы казались живыми, они рассыпались веером по черному пластику и тихо шевелились от касаний Валентина. Барсуков как-то неуклюже двигался вокруг трупа дочери, неуверенно трогал ее то за плечи, то за руки, будто пытаясь разбудить.

Лера хрипло выдавила:

– Я вызову криминалистов. Надо зафиксировать…

А Лев Гуров вдруг развернулся к жуткой картине спиной и спрыгнул вниз. Зеленый упругий лабиринт расступился под ним и обволок тело словно каким-то одеялом. Затрещали сломанные ветки, остро запахло влажной землей, прелыми листьями. Оперу послышалось, что кто-то вскрикнул неподалеку, и он принялся продираться вперед через заросли кустов и деревьев. Конечно, головой он понимал, что так нельзя, в одиночку он не найдет сбежавшего Армана. Что он сейчас нужен там, во дворе коттеджа, где возле тачки с мертвой Валентиной Барсуковой топчется нерешительно ее отец, а молодая следователь Валерия мечется по периметру в безуспешных попытках понять, как связаны эти смерти.

Но опер не мог остановиться. Стыд за свои ошибки, что неверно подозревал Барсукова и упустил важного свидетеля, будто толкал его вперед. Ему хотелось немедленно все исправить: ответить на звонок Василия Терехина, успеть остановить Катю Калинкину, спасти Валентину Барсукову. Но уже было поздно, он не мог изменить ничего. Оставалось хотя бы пытаться догнать Армана – единственного человека, кто знал убийцу и виновника всех смертей.

Гуров старался идти тихо, никакого хруста под ногами, только глухое шуршание – он ступал на мягкую землю между корнями. Ветки молоденькой березы хлестнули его по лицу, оставили красные полосы, но он даже не моргнул, продолжая, будто охотник, двигаться вперед. За его спиной у белых стен коттеджа раздавались крики людей, вой сирен – там уже закрутилась новая спираль горя, гости метались по территории в шоке после новой смерти. А он упрямо шагал через запах густой травы и цветущих кустов. Вокруг все клубилось зеленью, природа и знать не хотела о человеческих бедах, она жила своей жизнью.

Лев прошел по приметному следу из порванных стеблей и обломанных веток, здесь бежал Арман, спасаясь от нависшей над ним тюрьмы. Заросли начали редеть, зеленая прогалина превратилась в равномерную цепочку из примятых отпечатков. Деревья вдруг разбежались в стороны и рассыпались по светлой опушке, которая по краю сливалась с длинными рядами стареньких домиков. Лесная полоса разделяла два мира – коттеджный поселок, современный и ухоженный, и старенькую дачную застройку, разномастную и обветшалую. Когда-то здесь был обычный дачный райончик, рядом с поселком горожанам от предприятий выделяли небольшие заплатки земли, и они строили самостоятельно дачные домики. У кого-то добротные, чтобы можно было приехать и зимой, а у кого-то фанерные сарайки, спасающие лишь в летнюю жару. Это пестрое городище отделяла стальная лента железной дороги от поселка Тихого, где уже теснились многоквартирные дома, тянулись хоть и щербатые, но все же