Ребро - Влада Ольховская

с Крысиным Королем, если отбросить все детали? Означает ли это, что я ничем не отличаюсь от него и теперь уже законно принадлежу Миру Внутри?

Не веря себе до конца, а точнее, просто не желая верить, я перевел взгляд на свою правую руку. Я уже привык к ней… К хорошему быстро привыкаешь. То, что у меня снова две руки, не раз спасало мне жизнь в эти дни. Рука была моей — все обследования это доказали. И я не соглашался за нее платить, не было такого условия… Вообще никаких условий не было.

Но это, несомненно, был дар. И я, получается, его принял. Мир Внутри не ушлый торгаш, который будет приписывать дополнительные соглашения мелким шрифтом, у него все очень просто. А это значит, что он действительно уверенно предъявляет права на меня, и есть лишь один способ его остановить…

У меня не было никаких доказательств того, что я прав. Мой разум отчаянно цеплялся за этот факт и умолял меня остановиться. Что, если я ошибся? Что, если я верну дар, а ничего не изменится? Да уж проще с собой покончить!..

Но не было ни одного способа проверить это все теоретически. Только брать и делать, а больше ничего.

Не позволяя себе раздумывать и сомневаться, я бросился к ближайшей груде осколков. Меня трясло от напряжения и страха, на коже проступил холодный пот, сердце колотилось в ожидании того, что вот-вот на меня обрушится. И все же я помнил, что Рэдж сделала больше, и не собирался отступать. Если бы когда-то, до начала всей этой истории, меня спросили, могу я такое или нет, я бы даже не сомневался, что не смогу. Сил не хватит, без вариантов!

Но сегодня это был уже другой я и другой мир. Я справился.

Все так же быстро, без пауз, без лишних мыслей я достал из джинсов ремень и перетянул руку чуть ниже локтевого сгиба — там, где раньше и завершалась культя. Если я прав и все честно, он не заберет больше, чем взял. Боже, я совсем свихнулся… И все же меня не покидало чувство, что я не один сейчас со своим безумием, что рядом со мной остается кто-то незримый, наблюдает за мной, представляет вторую сторону, которую я не в состоянии понять.

Я могу и погибнуть здесь. Но это будет не такая уж большая потеря — все лучше, чем медленно загибаться в лабиринте.

— Ну, погнали, — процедил я сквозь сжатые зубы. — Хочешь? Да забирай!

Я прижал руку плотно к полу, а ногой пнул ближайшую ко мне гору осколков. Я знал, что они полетят на меня — огромные, острые, как лезвие гильотины. Не представлял я лишь то, как все это для меня закончится. Если я ошибся и призрак целого мира все-таки не вел со мной переговоры, произойти могло что угодно. Меня могло завалить, или снести мне голову, или (вот это хуже всего) могло оставить парализованным, приговорив к долгим часам умирания, даже более страшного, чем забег по тоннелям.

Долго гадать мне не пришлось: все случилось за секунду. Осколок упал только на мою руку — и ровно по линии прошлого разреза. Я оказался прав… Это никак не могло произойти естественным путем, кто-то направил осколок и защитил меня от остальных. Наша невольная сделка из прошлого была расторгнута.

Но это вовсе не означало, что мне было легко. Куда там! Боль была адской — она шла не от руки, а пылала разом во всем теле. Мне казалось, что я готов, что выдержу это… И я выдерживал как мог. Так ведь я все равно был человеком, и у моих сил был предел!

Я не знал, что делать дальше, от боли я едва соображал. Жгут почему-то помогал слабо, из меня хлестала кровь — не ручьем даже, а рекой. Я попробовал подняться, но мир перед глазами тут же поплыл, меня шатало из стороны в сторону, я не мог не то что бежать — уйти отсюда не мог! И обработать рану мне было нечем.

Значит, таков финал… Я не способен выиграть в этой игре, даже если все сделал правильно. Нельзя соблюдать правила, когда кто-то придумывает их на ходу. Тогда ладно, лучше так, чем превращаться в такую же тварь, как Арсений Батрак.

Я умру здесь, но умру свободным, и Рэдж, надеюсь, узнает, что я отдал ради нее все, что мог…

* * *

Когда я очнулся, я больше слушал, чем говорил. Врачи были уверены, что у меня шок, а то и вовсе потеря памяти. Поэтому они отнеслись к моей ситуации с пониманием и объяснений не требовали. Так я и выяснил, что произошло со мной по официальной версии.

Корабль, на котором я плыл (а я там все-таки проходил регистрацию при посадке), столкнулся с аномальным природным явлением — густым туманом, происхождение которого до сих пор оставалось неизвестным. В этом тумане корабль был пойман больше суток, а когда туман рассеялся, выяснилось, что я пропал. Поскольку дело было в открытом море и добровольно я не мог уйти при всем желании, решили, что я выпал за борт. Скорее всего, еще и пропойцей сочли, но об этом медики деликатно умолчали.

Меня объявили пропавшим без вести, но посчитали мертвым. И тем больше было всеобщее удивление, когда меня опознали в тяжело раненном мужчине, найденном на