Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески - Джозефина Тэй

– Во времена Эдуарда он занимал посты лорда – хранителя печати, затем – лорд-канцлера, а также ездил послом в Бретань. Так что Эдуард либо был обязан ему чем-то, либо просто благоволил к нему. А у Стиллингтона не было видимых причин интриговать против Эдуарда. Если, конечно, он был интриганом.

– Да, пожалуй, вы правы.

– В любом случае вопрос был поставлен перед парламентом, так что у нас имеется не только голословное утверждение Стиллингтона.

– Перед парламентом?!

– Именно. Все было честно и открыто. Девятого числа состоялось очень долгое заседание палаты лордов в Вестминстере. Стиллингтон представил доказательства и свидетелей, и был подготовлен доклад для парламента, который созывался двадцать пятого июня. Десятого числа Ричард обратился к городу Йорку с письмом, в котором просил прислать войска для своей охраны и поддержки.

– Ага! Наконец-то заваривается каша.

– Да. Одиннадцатого он посылает аналогичное письмо своему кузену Невиллу. Стало быть, Ричард почувствовал реальную опасность.

– И весьма серьезную. Человек, который так умело вышел победителем из неожиданного и очень неприятного положения в Нортгемптоне, не поднимал бы панику по пустякам.

– Двадцатого Ричард с небольшим отрядом направился в Тауэр – вы помните, что тогда Тауэр был королевской резиденцией, а совсем не тюрьмой?

– Да, конечно. В наши дни это слово означает тюрьму, и сегодня «отправиться в Тауэр» имеет лишь одно значение. Тауэр был королевским замком и единственной надежной крепостью; только поэтому серьезных преступников упрятывали туда. Так зачем Ричард поехал в Тауэр?

– Чтобы прервать встречу заговорщиков и арестовать лорда Гастингса, лорда Стенли и некоего Джона Мортона, епископа Илийского.

– Так и знал, что рано или поздно мы доберемся до Мортона!

– Была обнародована прокламация с деталями заговора против Ричарда, но до наших дней ни одного экземпляра не сохранилось. Был казнен лишь один из заговорщиков. Им, как ни странно, оказался старый друг Эдуарда и Ричарда, лорд Гастингс.

– Да, согласно уважаемому Мору, его спешно вывели во двор и обезглавили на первом подвернувшемся бревне.

– Как бы не так, – ухмыльнулся Кэррэдайн. – Его казнили неделей позже. Точная дата упоминается в одном из писем того времени. Более того, Ричардом двигало вовсе не чувство мести, потому что он возвратил конфискованные поместья Гастингса его вдове и восстановил его детей в наследственных правах, которые они иначе неизбежно потеряли бы.

– Да, казнь Гастингса была, видимо, неминуемой, – сказал Грант, перелистывая книгу Мора. – Даже Мор пишет: «Несомненно, лорд-протектор любил его и горевал о нем». А что случилось со Стенли и Джоном Мортоном?

– Стенли получил прощение. Что это вы застонали?

– Бедняга Ричард. Он подписал свой смертный приговор.

– Смертный приговор? При чем здесь прощение Стенли?

– Да ведь именно из-за внезапной измены Стенли, перешедшего на сторону противника, Ричард проиграл битву при Босворте.

– Надо же…

– Поразительно, ведь если бы Ричард казнил вместе со своим горячо любимым Гастингсом и Стенли, то выиграл бы битву при Босворте. Тюдоры никогда не появились бы на английском престоле и мир не знал бы легенды о горбатом монстре. Судя по поступкам Ричарда, его правление обещало стать самым справедливым, самым прогрессивным за всю эпоху. А что сделали с Мортоном?

– Ничего.

– Еще одна ошибка.

– Его отдали под надзор Бекингему. На плахе же оказались главари заговора, которых Ричард арестовал в Нортгемптоне: Риверс и компания. А Джейн Шор назначили покаяние.

– Джейн Шор? Какое отношение она имела к делу? По-моему, она была любовницей Эдуарда?

– Была. После Эдуарда она перешла, если не ошибаюсь, к Гастингсу… Нет… Сейчас посмотрю… К Дорсету… Она посредничала в заговоре между Гастингсом и его сообщниками, с одной стороны, и Вудвиллами – с другой. В одном из дошедших до нас писем Ричарда упоминается Джейн Шор.

– По какому поводу?

– Его главный судейский чиновник хотел жениться на ней; я имею в виду – когда Ричард еще был королем.

– И он дал согласие?

– Дал. Это чудесное письмо. Написано скорее в печали, чем в гневе, и все какое-то светлое.

– Боже, как бывают глупы смертные.

– Вот именно.

– Похоже, и в этом случае он не собирался мстить.

– Да. Совсем наоборот. Конечно, не мое дело обобщать и делать выводы – я всего лишь раскапываю архивы, – но я почти уверен, что главным стремлением Ричарда было раз и навсегда положить конец вражде между Йорками и Ланкастерами.

– Почему вы так решили?

– Я просматривал списки приглашенных на коронацию Ричарда. Кстати, такого стечения народа еще никогда не бывало. Трудно поверить, но присутствовали почти все. Как Ланкастеры, так и Йорки.

– Включая, возможно, даже оппортуниста Стенли?

– Возможно. Я еще не так хорошо знаком со всеми, чтобы помнить по именам.

– Видимо, вы правы в том, что Ричард и впрямь стремился прекратить грызню между Ланкастерами и Йорками. Пожалуй, его снисходительность к Стенли как раз этим и объясняется.

– Значит, Стенли поддерживал Ланкастеров?

– Нет, но он был женат на их ярой стороннице – Маргарите Бофорт. Бофорты были незаконной ветвью в ланкастерской фамилии. Но Маргариту такое положение не беспокоило. А ее сына и подавно.

– А кто был ее сын?

– Генрих Седьмой.

Кэррэдайн присвистнул, протяжно и в низком тоне.

– Вы хотите сказать, что Генрих был сыном леди Стенли?

– Уже сказал. От первого мужа, Эдмунда Тюдора.

– Да… но леди Стенли исполняла почетный долг на коронации Ричарда. Она несла шлейф королевы. Я запомнил, так как это мне показалось необычным. Нести шлейф. Мы в нашей стране не делаем такого. Это, как я понимаю, являлось честью.

– И преогромнейшей. Бедный, бедный Ричард… Оно не сработало.

– Что не сработало?

– Его великодушие. – Грант лежал и размышлял на эту тему, пока Кэррэдайн разбирал свои заметки. – Значит, парламент принял доказательства Стиллингтона?

– Больше того. Они были включены в акт, предлагавший Ричарду принять корону. Назывался он по-латыни «Титулус региус».

– Для служителя Господа Стиллингтон вел себя не очень-то достойно. Правда, он погубил бы сам себя.

– Вы слишком суровы к нему. Открывать рот раньше не было необходимости. Он не причинил никому вреда.

– А как же леди Элеонора Батлер?

– Она еще раньше умерла в монастыре. Похоронена в церкви Белых Кармелиток в Норидже, если это вас интересует. Пока Эдуард был жив, молчание Стиллингтона никому не вредило. Но когда встал вопрос о престолонаследии, он был обязан заговорить, чем бы это ни грозило ему самому.

– Да, пожалуй, вы правы. Итак, парламент объявил детей незаконнорожденными. А Ричарда короновали. В присутствии всего английского дворянства. Королева все еще была в убежище?

– Да. Но разрешила младшему сыну присоединиться к своему брату.

– Когда именно?

Кэррэдайн порылся в записях:

– Шестнадцатого июня. У меня записано: «По настоянию архиепископа Кентерберийского оба мальчика живут в Тауэре».

– Это уже после того, как их объявили незаконнорожденными?

– Да. – Кэррэдайн сложил свои листки и сунул в карман. – Вот пока и все.