Далия Трускиновская - Корзинка с бриллиантами

— Хоть вечер походить в бриликах! — трагически взывала Светка. — Когда еще доведется! Жаль, никто не видит!

Макаров смотрел на нас и смеялся. Мы действительно затеяли очень смешную возню вокруг корзинки. И тут в коридоре зазвонил телефон. Макаров насторожился. Действительно — в дверь постучали.

— Николенька, вам Ирина звонит!

— Иду, Анна Тимофеевна! — бодро отозвался Макаров и выскочил из комнаты.

— Полундра! — скомандовала Светка, — Мы с Алкой смываемся, ты остаешься. Скажешь, что мы сей секунд вернемся. Заставь его допить шампанское! И сама выпей!

— Ой, стойте, вы куда? — я вцепилась в Алку. — Вы же отсюда не выберетесь!

— Выберемся! Там простая защелка, я посмотрела, — и Алка запросто отцепилась от меня. — А ты сиди и жди Макарова!

Алке хорошо — она тренируется! На голову ниже меня, а мне, здоровенной тетке, ни разу не удалось с ней справиться… Похудею — пойду тренироваться, решено.

Но тут появился на пороге Макаров.

— Девочки, наш банкет кончается! — сказал он. — Ко мне гости едут. Так сказать, смена караула. Так что придется нам сегодня расстаться.

И он стал торопливо собирать фужеры.

Алка со Светкой растерялись. Этого предусмотреть они не могли. Оставалось сделать хорошую мину при плохой игре.

— Николай Ильич, да мы сами помоем! — первой очнулась Светка. — И порядок сейчас наведем! Алка, протри стол! Юлька, вытряхни в окно салфетку! Где здесь кухня-то?

Она страшно любит показывать, какая она хозяйственная, и поэтому всегда нами командует. А чуть что — вспоминает, что она старшая, что ей сам бог велел командовать маленькими.

— Кухня в конце коридора, — сказал Макаров, — только ничего вы там мыть не будете. Посуду моют хозяева. Вот вернусь со съемок — шампанское за мной.

— А эту бутылку мы вам оставим. Для гостей, — и тут Светка испытующе посмотрела ему в глаза.

Я, хотя и была в полном блэк-ауте, но заметила, что весь вечер между ними шла какая-то особая игра. Макаров обращался исключительно к Светке, а она пробовала командовать и им, даже не то, чтобы командовать, а ощупью определяла границы своей власти. Алка — та просто баловалась. И то, что Макаров сказал «шампанское за мной», относилось к Светке больше, чем к нам с Алкой, вместе взятым.

— Спасибо, — сказал ей Макаров. — Очень любезно с вашей стороны. В долгу не останусь.

И он вывел нас на лестницу. Дверь захлопнулась.

Мы молча смотрели друг на дружку.

— Прокол, — подвела итог Светка. — Пошли. Здесь нам больше делать нечего.

Она собрала двумя руками свою буйную гриву, всю из спиралей, обжала вокруг головы и стала некрасивая, как до химии. Потом резко подкинула волосы вверх и дала им упасть на плечи. Алка с завистью посмотрела на это облако. Она сто раз пыталась отрастить длинные волосы, и ее сто раз подбивали сделать очередную супермодную стрижку. Сейчас она вообще как новорожденный ежик.

— А интересно, — сказала Алка, — он клюнул или не клюнул? Ведь гости — это явление временное. Запомнил он, что Юлька богатая невеста, или не запомнил?

— Черт его знает… — задумчиво ответила Светка. — По-моему, прокол полный. Ведь нельзя опять все так подгадать — чтобы и корзинка с бриллиантами, и день рождения… Кто ж его дважды подряд будет отмечать?

— Юль, а ты чего молчишь? — спросила Алка. — Ты не обижайся, ладно? Кто же знал, что к нему приедут гости?

— Может, это и к лучшему, — пробормотала я с огромным облегчением.

Мы вышли на улицу. По крайней мере, одна польза от этого прокола была — я успевала домой до полуночи, и очередной скандал мог даже и вовсе не состояться.

Они посадили меня на трамвай. И только проехав две остановки, я схватилась за шею. На шее у меня висела керамическая роза.

Я выскочила из трамвая и помчалась назад. Похоже, что мы в суете оставили корзинку на подоконнике.

Не знаю, хватило бы у меня отваги опять подняться на шестой этаж и позвонить Макарову. Может, и хватило бы, но я увидела у тротуара светлую машину — похоже, «девятку». Это явно была машина генеральской дочки. Теперь, по крайней мере, я хоть знала, как ее зовут, — Ирина.

Поблизости я углядела телефон-автомат. Двушка у меня была — я набрала номер Алки. И выяснила, что у Алки корзинки нет, и что проклятая корзинка действительно осталась на подоконнике. Светка размахивала ею на фоне окна — она, видите ли, ловила бриликами лунный свет!

Выхода не было — я потащилась домой.

Надо было пораньше утром позвонить Макарову и объяснить ситуацию. Именно пораньше, а то даже неизвестно — когда и чем он отбывал на свою киносъемку.

Дома я вынула из пакета коробку с драгоценностями и простилась с ними. Пора было кончать эту игру в миллионершу. Я поняла, что настоящих миллионов мне не видать, как своих ушей, а ловушек Макарову я больше ставить не буду. Надо уметь проигрывать с достоинством.

Забрать у него эту корзинку несложно. Сделать вид, что я нашла коробку в бочке, тоже несложно. И пусть уж милиция разбирается, кто ее в эту бочку засунул!

Пока я принимала решение выйти из игры, пробило три часа ночи. Естественно, я все на свете проспала и ворвалась к себе в приемную без трех минут десять.

Первым делом я накрутила макаровский номер.

— Алло! Позовите, пожалуйста, Николая Ильича! — официальным голосом сказала я.

— Николай Ильич уже улетел. А кто его спрашивает?

— Это актерский отдел киностудии, — оглянувшись, не подслушивает ли начальство, соврала я. — Вы не в курсе, каким рейсом он улетел?

— Да, наверно, самым первым, — добродушно сообщил женский голос. — Я еще спала.

— Спасибо, извините за беспокойство.

Я положила трубку. Ситуация осложнялась. У моих ног стоял пакет, в пакете лежала коробка с драгоценностями, а сунуть ее в бочку я не могла — одной штуковины не хватало.

Я шустро печатала гарантийные письма, когда к приемную вошла Кремовская и антиподистка Вейнерт.

— Директор у себя? — спросила Кремовская. Я кивнула, продолжая печатать. Она заглянула в кабинет, но шеф трепался по телефону и помахал ей рукой — мол, погоди минуточку!

— Не хочется верить, что это Люба, — сказала Вейнерт. — Такая девчонка хорошая!

— Весь номер у них сволочной, и Любка эта — тот еще подарок из Африки! — возразила Кремовская. — Ты ее ребенка видела? Водит его в каких-то лохмотьях, прыщи какие-то у девчонки, болячки на ногах! Я-то как раз верю, что это ее работа. Она дежурила в ту ночь, подобрала ключи и похозяйничала в гримерке.

— Но она же говорит, что всю ночь была с ребенком в гостинице, — продолжала защищать Вейнерт. — Это нетрудно проверить.

— В том-то и дело, что трудно! — воскликнула Кремовская. — Никто не видел, как она уходила из цирка! А дежурная по этажу говорит, что в половине десятого напоила эту Лаську чаем, уложила, лекарство ей дала, и девчонка заснула! Тогда та ушла и больше там до утра не появлялась.

Я слушала этот странный разговор и кое-как тыкала пальцами в клавиатуру. Что-то стряслось. Спрашивать напрямую я не могла — Кремовская просто посмотрела бы на меня с недоумением и увела Вейнерт беседовать в другое место.

— И в гостиницу уже позвонить успели? — удивилась Вейнерт.

— Мы с Валерой первым делом туда поехали! — гордо сообщила Кремовская. — Когда нас позвали на конюшню, Гаврилов на нас наорал, что, мол, не имеем права, пока ничего не доказано. Потом Синицын побежал звонить в милицию, тому следователю, а мы с Валерой поехали в гостиницу. Я сама бы безумно обрадовалась, заверяю тебя, если бы в гостинице мне сказали, что Любу вечером или ночью там видели!

Тут дверь кабинета распахнулась, и шеф сделал Кремовской такой вальяжный жест — мол, входите!

— Марина Петровна! — обратилась я к Вейнерт, когда дверь захлопнулась. — Что там такое с Любаней?

— Глупость какая-то! — сердито сказала Вейнерт. — Утром к ней в шорную зашел Синицын — воровать печенье, не иначе. И увидел на полу сережку. Поднял, смотрит — золотая. Тут его как током стукнуло — побежал на манеж, а там как раз Кремовские репетируют! Он сквозь решетку им сережку тянет и спрашивает — ваша? Кремовская как заорет — моя! Ну, закрутилось… Сейчас следователь твою Любаню трясет.

— Но ведь Кремовские сами не знают, когда пропали драгоценности! — воскликнула я. — То ли в ночь на понедельник, то ли в ночь на вторник! А Любаня дежурила на вторник! А на понедельник…

— На понедельник дежурил Валера, а тому в шорную заходить незачем, у него своя каморка с топчаном, — сказала Вейнерт. — В общем, скандал. Все думали, что это в окно залезли. Оказалось — домашний вор завелся. Ничего нет хуже, чем домашний вор!

— Любаня не воровала! — решительно заявила я. — Она не могла украсть. Я точно знаю, что она ночевала в гостинице!

— Ты ее там видела? — спросила Вейнерт. — Или она тебе говорила, что ночевала?