Антон Грановский - Лицо в темной воде

Ознакомительный фрагмент

Дина посмотрела в камеру.

– Я думаю, он сейчас лезет на стенку от ярости, – тихо проговорила она.

Алюминиевая банка с хрустом сломалась в пятерне Руслана Шуравина. Он размахнулся и с силой швырнул смятую банку в экран телевизора.

– С-сука, – процедил он сквозь плотно сжатые зубы и прищурился на экран. – Я тебе покажу «стенку».

– Жизнь с этим человеком была настоящим адом, – говорила Дина с экрана телевизора. – И я рада, что все это кончилось.

Злобный, хриплый рык, вылетевший из гортани Шуравина, прозвучал еще более зловеще из-за сгустившейся за окном тьмы.

– Ты еще узнаешь, что такое ад, малышка, – прорычал он. – Я тебе покажу настоящий ад!

Руслан Маратович выключил телевизор и снова впал в мрачную задумчивость. Сидя в кресле, он вспоминал годы, прожитые с Диной, и в его душе росли обида, злоба и гнев. Пять лет. Пять чертовых лет эта стерва издевалась над ним. Их брак был похож на войну, но на какую-то странную войну. Войну, в которой все попытки Шуравина победить и подчинить противника наталкивались на стену такого неземного равнодушия и ленивой рассеянности, что отскакивали обратно, принося боль и страдание ему самому.

Шуравин всегда ощущал, что в жене есть какой-то стержень, который ему не согнуть и не сломать, как бы он ни кричал и ни размахивал кулаками. На самом деле, Дина никогда не покорялась ему. «Да», – говорили ее губы. «Нет», – говорили ее глаза.

Иногда ему хотелось выколоть эти глаза, выдавить их пальцами, чтобы они не смотрели на него так; и чем смиренней вела себя Дина, тем больше бесился Шуравин. Он любил и ненавидел ее. И только выпивка помогала расслабиться и погасить эти внезапные вспышки ярости и гнева.

Вспомнив о выпивке, Руслан Маратович поднялся с кресла и, чертыхаясь, кряхтя и кутаясь в теплый халат, побрел к мини-бару. Выбрал бутылочку коньяка, свинтил крышку и сделал большой глоток.

Выпив второй глоток, Шуравин почувствовал, как душу его объяла звериная ярость, и понял, что взорвется, если не выпустит эту ярость наружу. Он взял со стола мобильник и набрал номер своей бизнес-помощницы.

– Слушаю вас, Руслан Маратович, – услышал он в трубке спокойный, холодноватый голос Инги Александровны.

– Ты уже слышала про интервью моей женушки? – процедил Шуравин сквозь сжатые зубы.

– Да.

– Сможешь выяснить, где она сейчас?

– Разумеется.

– Сделай это побыстрее. А я пока оденусь.

Шуравин отключил связь, швырнул телефон на стол и пошел переодеваться.

10

Дина и Иван стояли в полутемном коридоре и смотрели друг другу в глаза.

– Не знаю, правильно ли я поступаю, – тихо говорила Дина. – Наверно, я не должна была рассказывать обо всем этом в интервью. Но я ничего не могла с собой поделать.

– Ты все правильно сделала, – сказал Иван. – А насчет развода – мы уже обсуждали это тысячу раз. Нужно было только решиться. Этого ублюдка уже не исправишь. Я рад, что ты это поняла.

– Господи, неужели я и правда сделала это?

– Да. Ты это сделала.

Иван обнял ее за талию, привлек к себе. Дина подставила губы и закрыла глаза. Они стояли в полутемном коридоре и целовались. Долго, нежно, самозабвенно.

– Я сняла хороший номер в гостинице, – сообщила Дина.

– Мы можем поехать ко мне, – возразил Иван.

Дина покачала головой:

– Нет. Я хочу пожить в гостинице. Пока все не утрясется.

Иван улыбнулся:

– Хорошо. Пусть все будет так, как ты хочешь.

Обнявшись, они пошли по коридору, но успели пройти всего несколько шагов, когда хрипловатый голос грубо окликнул их:

– Эй! А ну – постойте!

Дина остановилась и оглянулась. К ним по коридору широкими шагами, набычившись, приближался Шуравин.

– Боже, – тихо прошептала Дина и прижалась к Ивану.

Он обнял ее за плечи и шепнул на ухо:

– Не бойся.

Шуравин остановился перед ними, бешено сверкая глазами. Крепкий, кряжистый, с густой щеткой седеющих волос, с угольно-черными глазами, которые сейчас казались раскаленными докрасна. Кулаки его были сжаты.

– Я требую объяснений! – прорычал Шуравин.

Иван выступил вперед.

– Послушайте… – дерзко начал он.

– Подожди, Иван. – Дина прямо посмотрела Шуравину в глаза. – Что ты хочешь знать? Спрашивай, я отвечу.

– За что? – прорычал Шуравин. – За что ты меня так?

– Ты сам знаешь, за что. Я терпела пять лет. Ты меня унижал, бил… Потом каялся и снова бил. Но оказывается, ты меня еще и обкрадывал.

Казалось, Шуравин не расслышал ее слов.

– Ты меня публично унизила! – заорал он.

Дина медленно покачала головой:

– Нет. Ты сам себя унизил. И мне тебя не жаль. Прощай!

Дина отвернулась, взяла Ивана под руку, и они двинулись дальше по коридору.

– Гадина! – хрипло выкрикнул ей вслед Шуравин.

Дина и Иван не обернулись.

– Руслан Маратович, они не стоят вашего презрения, – произнес за спиной у Шуравина спокойный, холодноватый женский голос.

Шуравин обернулся. За спиной у него стояла Инга Александровна. Высокая, стройная, в деловом костюме, с высокой прической и строго поджатыми губами. В стеклышках ее золотых очков отражался мертвящий свет люминисцентных ламп.

– Руслан Маратович, я…

– Ты можешь оставить меня в покое?! – рявкнул на нее Шуравин. – Хоть на минуту – оставь меня одного!

Вместо того чтобы стушеваться и уйти, Инга Александровна сунула руку в сумочку, висящую у нее на плече, достала блистер с таблетками, выдавила одну и протянула ее Шуравину.

– Что это? – грубо спросил тот.

– Успокоительное, – невозмутимо ответила Инга Александровна. И добавила спокойно и рассудительно: – Она не заслуживает вашей ярости. И вашего презрения.

Шуравин вдохнул воздух полной грудью, а затем шумно выдохнул. И вдруг усмехнулся:

– Ты права. Ты всегда делаешь все, как надо. Давай сюда свою таблетку.

Он взял капсулу и забросил ее в рот.

– Есть чем запить?

– Конечно. – Инга Александровна достала из сумки бутылочку с минеральной водой.

Шуравин взял бутылочку, открыл и большим глотком запил таблетку.

– Может, у тебя и бурбон найдется? Или коньяк?

– Это вы достанете и без меня, – спокойно произнесла Инга Александровна.

Шуравин сунул руки в карманы брюк и некоторое время размышлял. А потом тихо и задумчиво проговорил:

– Н-да… Видала, как они меня? Раздавили и размазали – самым тонким слоем. Что ж мне теперь делать, а?

– На любого подлеца есть управа, – сказала Инга Александровна. – И любому обидчику можно отомстить.

– Да, – согласился Шуравин, заметно успокоившись. – Пожалуй. – Он тяжело вздохнул. – Ладно, я пойду в машину. А ты тут покрутись, уладь все, что можно уладить. Ответь на вопросы, если будут задавать…

– Хорошо, Руслан Маратович.

– «Хорошо», – мрачно повторил он. И добавил с угрюмой усмешкой: – Хорошо уже не будет. Но сделай так, чтобы дерьма на мою голову лилось поменьше. Купи пару журналистов из крупных изданий, нашепчи им, что и как писать. Понадобятся деньги – звони мне.

Шуравин повернулся и, не прощаясь, зашагал прочь. Инга Александровна смотрела ему вслед. Лицо ее было спокойным, стекла очков блестели холодно и бесстрастно, а едва заметный изгиб плотно сжатых губ немного напоминал усмешку.

11

Гостиничный номер оказался не очень просторным, но вполне уютным. Свет от настольной лампы бросал на одеяло медовое полукружие, и кровать была похожа на маленький островок счастья среди моря страха и неблагополучия. Иван обнял Дину за голые плечи.

– Ты дрожишь, – сказал он. – Все еще боишься его?

– Нет, – тихо ответила она. – С тобой не боюсь.

Иван притянул ее к себе, мягко поцеловал в губы. Скользнул губами к мочке уха, потом к шее. Каждое его движение было полно необыкновенной нежности.

– Что с нами будет дальше? – спросила Дина.

– То же, что и со всеми счастливыми парами, – улыбнулся Иван. – Мы поженимся и будем жить долго и счастливо. Потом мы состаримся и умрем в один день.

Дина посмотрела на его юное лицо.

– Ты смеешься?

Иван покачал головой:

– Нет.

Дина легла щекой на его теплую грудь.

– Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Но это правда.

Красный огонек сигареты ярко вспыхнул во мраке, озарив темные губы Ивана.

– Но у меня нет денег, – грустно сказала Дина. – Все деньги, которые я заработала за эти годы, лежат на счетах Шуравина. Я нищая.

Иван затушил сигарету в пепельнице, повернулся к Дине и провел ладонью по ее волосам.

– Бедная девочка, – нежно проговорил он, – с каким идиотом тебе приходилось жить.

Руслан Шуравин, краснолицый, седоватый, угрюмый, сидел в глубоком кресле со стаканом виски в руке и смотрел на свою юную пассию Веронику. Дело происходило все в том же гостиничном номере, который Шуравин обычно снимал для любовных утех с Вероникой.

Девушка листала иллюстрированный журнал, слюнявя пальчик, как это обычно делают маленькие дети и старички. Девочка была что надо – густые светлые волосы, гладкое и свежее, как цветок, личико, полная упругая грудь, плотно обтянутая белой маечкой.