Отдаленные последствия - Александра Маринина

– Любопытно, – задумчиво протянул Колюбаев. – А что про Фадеева можешь рассказать?

Юрий вяло пожал плечами.

– Да что… Крупная рыба, в прошлом две судимости, но очень давно, первая вообще по малолетке. В девяностые начинал, как и все, с бандитского бизнеса, потом остепенился, заматерел, сменил малиновый пиджак на темно-серый. Богатый, умный, хитрый, в общем, ничего нового. Основные интересы, как я уже сказал, на западе области, но имеет несколько филиалов на всем протяжении от Москвы до Питера и постепенно тянется к юго-западу, недавно вот открыл филиал в Белгороде, уже начал там что-то строить. Техподдержка у него наша, ментовская, связи еще с девяностых налажены. Постоянно женился-разводился, у него с этим как-то легко, блин. Последняя жена – молоденькая моделька бордельного типа.

– Из бывших девушек облегченного поведения, что ли? – уточнил Колюбаев.

– Таких сведений нет, – признался Юрий. – Но имя… Снежана, прикинь? Они там все Кристины, Стеллы, Яны да Снежаны, псевдонимы берут позабористее, а как в паспорт глянешь – сплошные Тани и Лены.

– Так что, у жены Фадеева тоже имя не настоящее?

– Да нет, – Юрий отчего-то вздохнул, – настоящее, она Снежана по паспорту. Но ты ж пойми, Димка, меня пролетарская злость душит: внешность как у шлюхи, имя как у шлюхи, а сама не шлюха. Вот как такое может быть? Разрыв шаблона. А я этого не выношу, мне прям плохо становится. Я люблю, чтобы все было по правилам. «Если на клетке со слоном написано «буйвол», не верь глазам своим».

– Ишь как! Умно! Сам придумал?

– Поумнее меня найдутся, – пробурчал Юрий. – Это Козьма Прутков.

– Адресочками поделишься? Или нам самим пробивать?

– Поделюсь, я ж не жлоб.

– Последний вопросик, Юра, и мы от тебя отстанем: имя Матвей Очеретин нигде не всплывало по связям?

Юрий наморщил лоб.

– Очеретин… Очеретин… По Тремасову – точно не было, я его столько лет выпасаю, что уже наизусть все выучил. По Горожановой вроде тоже не мелькало…

– А по Фадееву? – с надеждой спросил Колюбаев.

– А вот по Фадееву что-то похожее было, – задумчиво проговорил Юрий. – Да, было. Имени, правда, не было, а фамилия звучала.

– В связи с чем?

– Не помню, Дим, врать не стану. Но, видимо, для моих целей что-то несущественное, иначе я бы не пропустил.

– Ладно, и на том спасибо.

Колюбаев посмотрел на часы. Зарубин велел доложить о результатах не позже семнадцати ноль-ноль. Время еще есть, можно попробовать наведаться к господину Фадееву, королю строительного дела в западной части Московской области. Очень неплохо было бы принести следователю Барибану связь Матвея Очеретина с человеком, у которого конфликт с мачехой убитого Леонида Чекчурина. А возможно, не только с мачехой, но и с отцом, ведь сказал же Юрка, что Ирина Горожанова, кинув Фадеева на приличное бабло, ссылалась на заказ от мужа. Расстроился Виталий Аркадьевич Фадеев до невозможности, заплакал да и решил нанять Матвея, чтобы поквитаться с кидалами. А что? Версия, конечно, дерьмо полное, никакой критики не выдерживает, но для продления срока задержания вполне может прокатить. Да даже и для ареста, если постараться.

Дмитрий посмотрел в бумажку с адресами, которые дал Юрий, подождал, пока навигатор выстроит маршрут, и только тут заметил, что Женя Есаков сидит рядом молчаливый и даже, кажется, надутый.

– Ты чего набычился? – дружелюбно спросил он.

– Ничего, – буркнул Есаков.

– Брось, я же вижу. Давай говори, что не так.

– А то не так, что ты меня даже не познакомил с этим своим Юрием! Я там сидел как болванчик, как мебель какая-то! Типа ты генерал, а я при тебе ординарец.

– И что? Тебе-то какая разница? Думаешь, если бы у тебя роль была со словами, Юрка нам больше информации дал бы?

– Ну… это… – Есаков неожиданно замялся. – Ты бы нас познакомил по-нормальному, посидели бы, потрындели, он бы меня запомнил.

– И дальше что?

– И я смог бы потом обращаться к нему за инфой, если надо будет.

– Ах вот ты о чем! – рассмеялся Колюбаев, сделав вид, будто до него только сейчас дошло. – И не мечтай, Женёк. В нашем деле информация – это главное оружие, самое главное, за нее все держатся как за самое дорогое и дерутся не на жизнь, а на смерть. Чтобы иметь возможность получать инфу за просто так, нужно долго и упорно трудиться, понял? Связи налаживать, с людьми дружить, одолжения им делать, услуги оказывать. На это годы уходят. И деньги уходят, и силы. А ты хочешь без всяких усилий отхватить чужой кусок. Что, привык за батиной спиной прятаться и его погонами себе карьеру делать? Если Юрка что-то и сказал, то сказал мне, лично мне, а не нам с тобой. Ты тут вообще не при делах. Мог и ничего не сказать, имеет полное право, если без официального запроса. Он информацией поделился исключительно из хорошего отношения ко мне. Но я-то над этими хорошими отношениями работал не покладая рук, поэтому сейчас имею с них какие-то дивиденды. А ты пока еще ничего никуда не вложил. Соответственно, и иметь ничего не будешь. Я доходчиво объяснил?

– Сволочь ты, – угрюмо проворчал Женя.

– Ага, давай, звони бате, жалуйся на меня. Ты ж сам небось ничего не можешь, за тебя все вопросы отец решает, даже на Петровку тебя пропихнул, дал тебе возможность помелькать перед нужными глазами, так ты и с этим не справляешься.

– Познакомил бы меня – другое дело…

Дмитрий вздохнул. Вправлять мозги этому недоумку – только силы тратить. С другой стороны, дорога до резиденции Фадеева долгая, можно и посотрясать воздух.

– Жень, вот скажи честно: я тебе велел молчать? Велел сидеть тихо и не высовываться? Нет, не велел. Тебе кто мешал задать вопрос Юрке? Любой вопрос, только умный. Тебе кто мешал что-то уточнить? Никто не мешал. Но ты сидел как воды в рот набрал. Может, ты ждал, что к тебе специально обратятся, мол, уважаемый господин Есаков, каково ваше мнение по данному вопросу?

– Не ждал я ничего…

– А поблагодарить Юрку как следует, от души, искренне тебе кто-то мешал? Тебе рот затыкали? С Зарубиным собачиться насчет Вишнякова у тебя дурости и наглости хватило, пасть так раззявил, что не заткнуть, а сейчас что? Конечно, я понимаю, нахрапом всегда проще, а быть умным и вежливым – это ж стараться надо, напрягаться. Там, где нахрапом не прокатывает, ты уже и не можешь ничего.

Есаков сердито молчал, жевал свой пирожок. Дмитрий выдержал паузу, потом