Фридрих Незнанский - Игра по крупному

Времени оставалось в обрез. А надо было еще выработать тактику и план действий.

—   Полагаешь, она тебя завлекает специаль­но? — спросил я.

—   Думаю, у нее те же самые мотивы, что и у Делары, — ответил он. — Их припугнули и заста­вили... Иначе на черта им нужны подобные при­ключения? Кто-то действует как опытный суте­нер. Ага, эта женщина всем нравится, значит, надо ее использовать, как орудие против влия­тельных мужчин... Тем более что она замужем и, значит, будет молчать, выполняя все, что скажет шантажист.

—   Думаешь, у нее и у Делары один хозяин?

—   Я бы этому не удивился, — ответил Витя, застегиваясь, защелкиваясь и вжикая «мол­ниями».

—   Однако не спешим ли мы с тобой, делая подобные выводы? — спросил я.

—   А куда нам спешить? — спросил он, закон­чив свой процесс облачения. — Примем к сведе­нию, и не более того. А там посмотрим.

—   Одно непонятно, — сказал я. — Почему ты представляешь для нее больший интерес, чем я?

—   Вам обидно? — спросил Витя.

—  Шуток не понимаешь. Меня вот что зани­мает. Может, ничего серьезного? Скучающая да­мочка ищет новых впечатлений? А прежние запи­сывает на видео для домашней видеотеки?

—   Может, и так, но нам надо знать что-то определенное. Какую игру ведут эти дамы с нами? Или те, кто ими прикрывается. Так что вы мне посоветуете?

—    Сидеть дома и не высовываться, — ска­зал я.

—  Это не по-джентльменски. Дама ждет. Взяла целых два часа на подготовку...

—   Вот именно — на подготовку. Только к чему?

—   Полагаете, под кроватью у нее будет пря­таться взвод спецназа?

—  Я уже сказал. — Мне надоели Витины во­просы. — Сиди дома. Пусть перезвонит, если ты ей очень нужен. Сошлемся на загруженность.

—  Видно, вы никогда не ловили на живца, — разочарованно сказал Витя.

—   Я никогда не видел, чтобы рыбак был одно­временно и живцом.

—   Попробуем представить, — сказал Витя. — Значит, я прихожу с большим букетом цветов...

—   Ты что? Чему тебя только учили? Муж в больнице, а ты — к жене с букетом. Цветок может быть один — в петлице.

—   Прокол, — согласился Витя. — Согласен, вместо букета мировая скорбь на физиономии.

—   Это у нее должна быть скорбь.

—  Ладно. Допустим, будет у нее скорбь. Но мы с ней встретимся не для того, чтобы погоре­вать о ее муже?

—    Безусловно. Здесь более сложный вариант. Полагаю, что тут замешан все тот же Кадуев, твой лучший друг. Как представитель маленького, но очень гордого народа, он должен скрипеть зуба­ми при одной мысли, что ты еще жив...

—    И что же мне приготовил этот представи­тель? — сдвинул брови Солонин.

—   Зная твою подготовку, они вполне могут пойти на древний вариант. Фирюза уложит тебя с собой в постель, а они получат тебя обессилен­ного и разнеженного.

—   Самсон и Далила... — сказал Витя. — Знае­те, с вами иногда становится не по себе. Видишь наяву, что тебя ждет. Свой «вальтер» я все-таки положу в задний карман брюк.

—    Но потом не забудь его переложить под подушку. И какие бы у вас там страсти ни кипе­ли, ты должен не забывать о нем. Но это — край­ний вариант. Есть еще чай или кофе со снотвор­ным. Думаю, что ты нужен Кадуеву живой. Он захочет вдоволь над тобой покуражиться. Уж слишком часто ты перебегал ему дорогу.

—   Как вы плохо думаете о людях, — печально произнес Витя. — Что за профессия, создатель! Идешь на свидание с очаровательной женщиной и думаешь о том, с какой стороны под подушку сунуть пистолет!

—   Не спеши, — оборвал я его стенания. — Еще не факт, что у вас там дойдет дело до подушки. И не забывай, о чем сам сказал, — насчет живца. Все-таки это она назначила тебе свида­ние, а не ты ей.

11

—   Ладно, — сказал Гоша Томилину. — Черт с тобой... Ну погорячился я. Знаешь, как ее жалко... И тебя можно понять. Состояние аффек­та — то, се... Суд бы расценил это как смягчаю­щее обстоятельство. Лет пять-шесть назначили бы, да и то условно. Вот и считай, что я дал тебе этот срок условно... Да ты что, Олежка? Ну все. Все... Это я с горя, понимаешь?

Томилин мелко дрожал, всхлипывая, пытался сдержать слезы, а когда Гоша обнял его и прижал к себе, разрыдался.

Гоша тоже всхлипнул.

—  Потеряли мы ее, Олежка! И как ты теперь будешь без нее, прямо не знаю...

—   Она для меня была все, — судорожно вы­крикнул Томилин. — Без нее жизнь немила.

—   Вот и я про то же, — успокаивал его Гоша и смотрел на окна полуподвала, куда заглядывал с улицы Артем. — Просто не знаю, что делать...

—   Они били меня, — продолжал трястись Томилин. — Они измывались надо мной!

—   Они свое получат, не беспокойся, — сказал Гоша. — Вот сволочи! Я им велел поговорить с тобой по душам, а они... Увидишь, каждый полу­чит свое. Хочешь, завтра же своими руками ты сделаешь с ними то же, что они с тобой? Хочешь, Олежка?

Томилин отрицательно замотал головой.

—   Ах ты интеллигентный мой! — чему-то об­радовался Гоша. — Сам не можешь? А я-то думал: Отелло, мавр тюменский, а ты только чу­жими руками, да?

Томилин поднял голову, недоверчиво посмот­рел на друга детства.

—   Ну что смотришь? — спросил Гоша. — Что особенного? Высшее образование не позволяет, я понимаю...

К Артему за окном кто-то подошел. О чем-то переговорили. Артем снова склонился к окну, кивком спросил: можно?

—    Ну ладно, — вздохнул Гоша. — Пора мне, Олежек. Сейчас мои ребята подбросят тебя до дому. А утром разберемся. Со всеми. А ты кре­пись. Жизнь продолжается...

Он махнул рукой и достал носовой платок, чтобы вытереть лицо.

—   Ты чего? — Томилин положил руку на плечо своего старого друга.

—  Да так... жизнь, говорю, проклятая. Все во имя целесообразности текущего момента... Веч­ные истины предаем и забываем. Ну пошли!

И, обняв за плечи, повел Томилина к двери. Там, во дворе, падал редкий пушистый снег, дул влажный ветер.

—    Потеплело, — сказал Гоша. — К весне... И жизнь, что ни говори, начнется снова.

—   Что это ты расчувствовался? — спросил Артем, стоявший возле «ауди», фырчащей мото­ром.

—   Да вот весна скоро, — сказал Гоша и хлоп­нул по плечу Томилина. — Ну что, нравится? — показал на машину. — Знаю, большой ты люби­тель этой марки. Последняя модель. Бери! Дарю!

Томилин оторопел, даже слова вымолвить не мог, глядя на подарок.

—   Мне лично «мерсы» больше по душе, — сказал Артем.

—   Много ты понимаешь, — возразил Гоша. — Тут — эстетика! Идеальная форма! Верно я гово­рю, Олежек? Ну садись... А завтра, если не забыл, жду тебя на торжественном открытии ветки ма­гистрального нефтепровода. Там все наши будут. Смотри не проспи!

Они расцеловались. Машина выехала за воро­та. Гоша и Артем смотрели ей вслед.

—   Ты связался с Ибрагимом? — спросил Гоша, когда машина отъехала достаточно далеко.

Артем посмотрел на часы.

—   Сейчас должен звонить, — сказал он.

И действительно, тут же раздался звонок.

—   Точно, а? — покачал головой Гоша. — Как в аптеке... Ибрагиша, ты?

—  Я, Гоша. Как и договорились, — ответил Кадуев. — Ну что? Узнал, кто меня пасет?

—   Да есть кое-какая информация из родной Генпрокуратуры... Ты учти, эти данные очень до­рого стоят. Словом, пасут там тебя ребятки из международной организации под эгидой ООН. Слыхал про такую? Они борются с международ­ным терроризмом. То есть против нас с тобой. Что молчишь?

—   Русские эмигранты?

—   Я так понял, что это наши с тобой соотече­ственники, — сказал Гоша.

—   Твои соотечественники, — поправил его Кадуев.

—   Только этого не надо. Мои, твои... Наши! Соотечественники и современники! Или уже от­делился от России? Не дури, милый. Где деньгу будешь зашибать, как не в этой стране дураков. Вместе будем дела крутить. Понял? А то по миру пойдешь... Ладно, что я тебя уговариваю, баба ты, что ли. Где архив?