Проклятие Желтого императора - Юнь Хуянь

Вчера она попросила свою однокурсницу, работающую в дирекции больницы, найти для бабушки место в палате. Та очень постаралась, и бабушку перевели из зала неотложной помощи в стационар на втором этаже больницы. Часы для посещений уже давно закончились, но родные, которые дежурили у кроватей больных, были на месте, и дядя Хуянь Юня как раз курил в коридоре. Увидев Лэй Жун, он пошел ей навстречу.

– Как бабушка? – поинтересовалась Лэй Жун.

Глаза дяди выглядели покрасневшими, невозможно было понять, из-за слез или от усталости.

– Сегодня утром обнаружили кровь в стуле, врач сказал, нужно переливание, иначе организм может не справиться. Но после переливания она с головы до пят покрылась сыпью, жутко чесалась, а врач не хотел давать противоаллергические. Так и провертелась с боку на бок весь вечер, только вот недавно уснула – в этот раз матушке очень нелегко приходится.

Лэй Жун немного постояла с растерянным видом, а потом спросила:

– А Хуянь Юнь здесь?

– Он и его мать вчера дежурили у бабушки всю ночь и сегодня большую часть дня. Боюсь, если они так продолжат, то свалятся от усталости. Я сказал им, чтобы шли домой, поспали и приходили завтра.

Лэй Жун покивала:

– Я пойду взгляну на бабушку.

Дядя показал на дверь палаты справа:

– Кровать посередине. Потише, постарайся не разбудить ее.

Лэй Жун осторожно вошла в палату. Свет уже давно погасили и внутри было темным-темно, с трудом можно было рассмотреть четыре кровати, стоящие бок о бок. В ноздри ударила причудливая смесь запахов кислого молока и перекиси водорода. Двигаясь на ощупь, она подошла к кровати бабушки и вгляделась в ее исхудавшее лицо, освещенное бледным светом луны: щеки ввалились, возможно, из-за нестерпимого зуда после переливания крови ладонь правой руки, худой, как у скелета, замерла на тыльной стороне левой, и казалось, что она продолжала почесывать ее; брови были сведены, похоже, страдания не отпускали бабушку и во сне, выдыхая, она слегка стонала, что заставляло сердце Лэй Жун разрываться от боли.

– Бабуля, Жун Жун надо уехать, ты можешь, как раньше, много лет назад, стоя в переулке, молча смотреть мне вслед?

Лэй Жун зажала рот рукой, одна за одной крупные слезы катились по щекам. Чтобы не заплакать в голос, она сдерживала рыдания, вздрагивая всем телом, как на ледяном ветру.

Неожиданно чьи-то руки легко приобняли ее за плечи.

Она обернулась и за пеленой слез, застилающей глаза, смутно различила красивое и печальное лицо Го Сяофэнь.

Две девушки еще немного побыли в палате и вышли за дверь.

В коридоре Лэй Жун вытерла слезы.

– Сяо Го, а ты как здесь оказалась?

– В последние дни случилось очень много всякого, у меня на душе было тревожно. Я позвонила Хуяню, чтобы поболтать. Узнала, что его бабушка больна и он дежурит около нее в больнице, поэтому и приехала сюда. Но кто знал, что его я не застану, а вместо этого встречу тут тебя, – с горькой улыбкой произнесла Го Сяофэнь. – А ты как, сестричка? Последние дни в газетах без конца только и печатают статьи, где на тебя нападают. Пишут, что тебя подозревают в убийстве и поэтому отстранили от работы, что ты заставила кого-то избить журналиста. Сегодня утром, когда внезапно умер генеральный директор крупной корпорации «Восхождение» Цянь Чэн, некоторые газеты упоминали, что ты тоже была на этом собрании и теперь занимаешься «охраной здоровья богачей»…

Лэй Жун не хотела обсуждать смерть Цянь Чэна.

– От Лао Ма есть новости?

Го Сяофэнь покачала головой:

– Я попросила одного друга из городского управления разузнать. Известно только, что делом Лао Ма занимается четвертый отдел. Больше ничего.

Глядя на ее печальный вид, Лэй Жун спросила:

– Сяо Го, а у тебя что случилось? Выглядишь измученной.

Го Сяофэнь белоснежными зубками прикусила край нижней губы, некоторое время помолчала, а затем произнесла:

– Мой парень приехал…

– Что? – в растерянности уставилась на нее Лэй Жун, не зная, что сказать

– Мы познакомились, когда учились в университете. Мы вместе уже много лет, последние два года я хотела выйти за него замуж, но он отнекивался, говорил, что сначала нужно создать бизнес. Сбежал в Шанхай, вместе с другими торговал на бирже, спустил все подчистую. Из-за этого мы постоянно ругались, а каждый раз, когда ссоришься с кем-то, чувств к нему становится все меньше, будто вино в кувшине разбавляют водой, и поэтому сейчас я уже не хочу выходить за него замуж. А он вдруг приехал два дня назад и сделал мне предложение. Я отказалась, мы опять разругались. Мне очень грустно, я не знаю, как быть дальше…

– Не стоит требовать от него слишком многого, – грустно улыбнулась Лэй Жун. – Похоже, он и так очень старается.

– Я ничего у него не требовала, никогда не требовала, чтобы он зарабатывал больше денег или сильно разбогател. Он сам хотел слишком многого, из-за чего пропасть между нами становилась все шире и все глубже, – с горечью в голосе проговорила Го Сяофэнь. – Мужчины всегда твердят, что все, что они делают, все, чего они добиваются, – все это только для женщин, но никто никогда не спрашивает женщин, что именно им нужно…

В коридор вышла дежурная медсестра, и Лэй Жун увлекла Го Сяофэнь из больничного отделения на большой балкон. Вглядываясь в глубокую темную ночь, вдыхая воздух, в котором по-прежнему висела пыль, обе испытывали горькие чувства, которые сложно было облечь в слова.

– Ты все еще любишь его? – тихо спросила Лэй Жун.

Го Сяофэнь, помолчав секунду, медленно произнесла:

– Если сказать, что у меня уже нет к нему никаких чувств, то это будет ложь, ведь так не бывает. А если сказать, что люблю, то понимаю – того, что было раньше, уже не вернуть. Он говорил со мной, предлагал после свадьбы уехать в его родной город. Когда я услышала это, мне стало так обидно… Неужели я совершенно напрасно вкалывала эти несколько лет? Как будто носила воду бамбуковой корзинкой. За эти годы через нашу газету прошло столько приехавших из других городов журналистов, редакторов. Они в нечеловеческих условиях брали интервью, писали статьи, засиживались допоздна, занимаясь оформлением и версткой, но так и не могли позволить себе купить машину или квартиру, их личная жизнь тоже разваливалась, и в итоге им ничего больше не оставалось, как покинуть этот город. Когда живешь один, чего больше всего боишься? Стоять здесь сейчас и видеть себя самого через десять лет: по-прежнему без стабильной работы, без собственного жилья, без каких бы