Корень зла среди трав - Татьяна Юрьевна Степанова

серию деяний психа-маньяка, использовавшего растение борщевик Сосновского, – отрезал полковник Гущин. – Он растет у вашего участка.

– Какой еще борщевик? Что за чушь?!

– Проведем экспертизу геля из вашего душа, – многозначительно пообещал полковник Гущин.

– Да проводите, я не понимаю, о чем речь!

– Вы все отлично понимаете, вы лицезрели труп Натальи Гулькиной – цветы борщевика на ее теле и лице, пятно, нарисованное на ее груди. Вы сами все это нам оставили, подкинули в качестве улик против другого фигуранта.

– Какого еще другого фигуранта?! – заорал Денис Астахов. – Вы читали Кафку? У нас сейчас ситуация абсурда. Словно я попал в его роман!

– Кафка меня не впечатлил, – холодно отрезал полковник Гущин.

Клавдий Мамонтов внимал их разговору… нет, перепалке. И делал вывод – допрос сразу не задался. То, что выглядело на словах логичным и ясным, на практике оказалось зыбким и неоднозначным.

– Вы забрали у Ирины Мухиной мошенническим способом три миллиона рублей, присвоили себе, и, чтобы не отдавать деньги, боясь ее заявления в полицию, вы с сестрой решили ее убить, – нарочито спокойно объявил полковник Гущин.

– Сестру не вмешивайте! Анька ни при чем! – крикнул Астахов.

– А вы, значит, при том, – отрезал Гущин.

– Да нет же, нет! Снова абсурд какой-то!

– Не абсурд – ваш тонкий расчет, Денни. – Полковник Гущин разглядывал оппонента, оценивал противника. – Чтобы отвести от себя с сестрой подозрение в убийстве вашей главной жертвы Ирины Мухиной, вы решили замаскировать ее смерть под деяние маньяка-душителя. На его роль вы выбрали сына небезызвестной вам Искры Кантемировой, за которой вы следили здесь, в Сарафанове во время ее приездов к подруге. Только не говорите мне, что и ее вы знать не знаете. Вы с ее матерью сожительствовали в течение нескольких лет, делили кров, спали в одной постели, пытались даже жениться на пожилой вдове.

Денис Астахов молчал.

– Денни, а? Прав я? В яблочко? – полковник Гущин почти дружески ему улыбнулся. – Довожу до вашего сведения: чистосердечное признание облегчает…

– Да пошли вы с вашим чистосердечным! Вы, полиция, пытаетесь повесить на нас с сестрой серьезнейшие вещи. Уголовные преступления. Убийства! – выкрикнул Астахов. – Мне не в чем признаваться. Я никого не убивал. И сестра моя Аня тоже. И мы будем отстаивать свою невиновность всеми способами! Наймем лучших адвокатов!

– Про знакомство с Искрой Кантемировой что-то я не услышал ответа, вы сразу в сторону вильнули, – осадил его полковник Гущин.

– Кантемирову я знал, не отрицаю. Увидел ее здесь, в Сарафанове, у соседки, после стольких лет… Черт ее принес. Они, оказывается, знакомы. – Астахов ударил скованными наручниками руками по коленям. – Но это все. А насчет романа с ее матерью… Мне было двадцать два года. Глупый, самонадеянный провинциальный пацан… Я искал способы устроиться, пробиться, грезил Москвой, столицей. Аня желала нормально учиться, получить образование. Я шел ради нее на все – мы с ней единственные близкие люди в целом мире и с юности помогаем друг другу. Старуха Кантемирова… Она подцепила меня, пацана, рабочего ботанического сада в Сочи. Она мне отдалась прямо у фонтана дендрария ночью… Твердила: «ты, Денни, словно юный Вертумн [6] возник передо мной». Мы сошлись с вдовой по обоюдному согласию, она забрала меня в Москву, поселила у себя. Закабалила меня. Называла светом своих очей, своей последней великой любовью перед грядущей зимой… Да, я жарко долбил старуху в койке, – Астахов покачал головой, словно вспоминая, криво, горько усмехаясь. – Потому что она сама жаждала секса – нимфоманка. Нажилась с юности со стариком-академиком, чокнутым ученым. Она мне все рассказывала. Муженек, поглощенный наукой, не часто ее в постели ублажал. А затем вообще откинул коньки, оставил ее вдовой. И она никак не могла найти себе нормального мужика. Ее убивало одиночество. Да, признаюсь, я пользовался нашей с ней связью. Я жил в Москве. Я мог оплатить съемную квартиру Ане, когда она училась в институте. Сестра меня старше, но именно я, младший, всегда заботился о ней и опекал ее. Дочка моей старушки Нины Искра… у нее, правда, другое имя – Сатаней, моя вдовушка порой ее так называла, я помню… Она меня люто вознавидела. Вбила себе в голову, что я хочу жениться на Нине и завладеть их академическим добром. Но я и планов таких не строил. Я просто жил в свое удовольствие – в Москве! Я был молод. Я наслаждался. Тусовался по клубам, играл в казино. Старуха Нина устраивала мне дикие сцены ревности – даже угрожала мне, пацану, смертью. Бывало, в кровь лицо мне разобьет, так к телкам приревнует… Представляю, какова она была в молодости. Но потом мне все надоело. Ее тухлая плоть, ее морщины, ее ненасытность, ее старость и бесстыдство, ее жажда власти надо мной… И я послал ее. Ушел к другой вдовушке, побогаче, помоложе, посговорчивее. Мы расстались с Кантемировой, и минула целая жизнь. Годы! И вдруг я увидел дочку Нины здесь, в Сарафанове. Она изменилась, разжирела, ужасно постарела. Но я ее вспомнил.

– И выбрали ее из чувства застарелой мести на роль жертвы в своей инсценировке, – подытожил полковник Гущин.

– Я никого не убивал, – отрезал Денни Астахов. – Попробуйте докажите мне тот бред, что вы несли. Я и на следствии, и в суде буду насмерть стоять. Кричать во весь голос о своей невиновности. Про три миллиона я вообще ничего не знаю. И ни с какой Мухиной я никогда лично не встречался. Спросите Аню – она вам подтвердит, расскажет о своей приятельнице то немногое, что ей известно. А соседку дачную я тоже не убивал. Я вместе с вашими соратниками, частниками, наткнулся на ее труп в нашем лесу. Вы их допросите, что они тогда забыли в Сарафанове, а? Может, это они ее зверски прикончили?! А я ни в чем не виноват! Слышите вы? Мы с Аней невиновны! Произошла чудовищная ошибка. Ваш полицейский преступный произвол!

Астахова била дрожь.

На полковника Гущина он взирал с ненавистью. Если бы не наручники и не патрульные, мог бы, наверное, и в горло вцепиться.

«Бешеный волк… – подумал Клавдий Мамонтов. – Он ко всему еще и психопат… Видно невооруженным глазом. Однако он ни в чем конкретно так и не признался… Кроме того, что в юности вел жизнь альфонса при матери Кантемировой. А нам это уже известно».

– Хорош истерить, а? – Полковник Гущин несколько сбавил тон, поняв, что прежний напор и натиск в допросе никакого результата не принес. – Найдем красный маркер у вас на даче или у тебя в кармане…

– Какой еще красный маркер?!

– Пятно на груди