Эллери Куин - Тайна греческого гроба. Грозящая беда

Итак, рассмотрим положение, в котором оказался Пеппер, услышав от эксперта прекрасно изложенную небылицу, пересыпанную громкими историческими ссылками и именами итальянских художников. На самом деле существовала лишь одна старая картина, написанная маслом на этот конкретный сюжет, — и эту картину написал Леонардо. Никогда не было никаких «старых записей» и «легенды». И нет копии «той же эпохи», а копия мистера Нокса — это современная мазня, выполненная в Нью-Йорке, что распознает любой человек, сведущий в искусстве. Все это было моим собственным вкладом в маленькую очаровательную контринтригу… Итак, Пеппер узнал из достойных доверия уст Джонса, что есть лишь один способ определить, какая из картин принадлежит кисти Леонардо, а какая является «копией той же эпохи». И для этого просто требуется положить две картины рядом! Пеппер должен был сказать себе то, что я хотел, чтобы он сказал: «Значит, я не могу определить, какой картиной владею — подлинником или копией. Ноксу ни в чем верить нельзя. Поэтому я должен положить обе картины рядом и сравнить — и поскорее, поскольку эта картина, вероятно, какое-то время будет храниться в архиве окружного прокурора, но надолго здесь не задержится». Он должен был себе сказать, что, если после сравнения положит в архив копию, ему ничего не будет грозить: ведь даже эксперт, по его собственному признанию, не сможет понять, что произошла замена.

Это был действительно гениальный ход, — мечтательно пробормотал Эллери, — и я могу себя с ним поздравить. Что — разве аплодисментов не будет? Естественно, если бы мы имели дело с искусствоведом, эстетом, художником, пусть даже дилетантом, я бы никогда не рискнул просить Джонса рассказать нам эту смешную историю. Но я знал, что Пеппер только юрист и у него не было причин не принять на веру всю историю целиком, тем более что все остальное не выглядело наигранным — арест и заключение в тюрьму Нокса, обнародование этих историй в газетах, уведомление, отправленное в Скотланд-Ярд. Я знал, что ни вы, Сэмпсон, ни ты, папа, не разгадаете эту небылицу, поскольку, как бы я ни уважал ваши личные способности детективов, об искусстве вы знаете так же мало, как наш Джуна. Единственно кого я имел основания опасаться, так это мисс Бретт — поэтому я в тот же день рассказал ей достаточно о своих кознях, чтобы она была готова должным образом продемонстрировать удивление и ужас при «аресте» мистера Нокса. Кстати, у меня есть повод поздравить себя еще с одной удачей — как я выступил! Ведь правда, я дьявольски здорово разыграл свою роль? — Эллери усмехнулся. — Вижу, здесь мои таланты не ценят… Во всяком случае, Пепперу было нечего терять, а приобрести он мог все, и он просто не мог не поддаться искушению на каких-то пять минут положить две картины рядом и сравнить… Именно этого я и добивался.

В то время как я обвинял мистера Нокса у него в доме, сержант Вели уже обыскивал квартиру и служебный кабинет Пеппера — очень неохотно, нужно признать, поскольку он так сильно привязан к моему отцу, что сама мысль об измене вызывает дрожь во всей его огромной персоне. Не исключено, что Пеппер спрятал картину дома или на работе, — хотя такой шанс был невелик. Разумеется, картины там не оказалось, но в этом следовало убедиться. В пятницу вечером я позаботился, чтобы Пепперу было поручено перевезти картину в ведомство окружного прокурора, где она была бы ему доступна постоянно. В тот вечер и весь вчерашний день он ничего не предпринимал. Но, как всем вам теперь хорошо известно, вчера вечером он забрал картину из официального архива и отправился к тайнику в пустом доме Нокса, где мы и застали его с обеими картинами — подлинником и копией. Поскольку мы не знали, где Пеппер прятал Леонардо, то, конечно, сержант Вели его люди, как ищейки, весь день ходили за ним по пятам, и я получал частые отчеты о его перемещениях.

Он целил мне в сердце, — Эллери осторожно потрогал свое плечо, — но, к счастью для грядущих поколений, лишь ранил меня, из чего следует, что в тот мучительный момент Пеппер понял, наконец, что я победил, сражаясь его собственным оружием.

И это, я полагаю, означает finis[41].

Все дружно завздыхали и задвигались. И, словно по заранее продуманному плану, появился Джуна с чаем. На некоторое время все позабыли о деле и просто болтали — но следует заметить, что ни мисс Джоан Бретт, ни мистер Алан Чини не участвовали в разговоре, — а затем Сэмпсон сказал:

— Я хочу прояснить один момент, Эллери. Вы чуть не сломали себе голову, анализируя события, связанные с письмами, чтобы учесть возможность появления сообщника. И это дало блестящие результаты! Но… — в испытанной манере обвинителя в суде, он торжествующе ударил указательным пальцем по воздуху, — как быть с вашим первоначальным анализом? Помните, вы называли первую характеристику автора письма — сфабриковать ложные улики против Халкиса в доме Халкиса мог только убийца?

— Да, — задумчиво прищурился Эллери.

— Но вы ничего не сказали о том, что сфабриковать эти улики мог сообщник убийцы! Как вы могли посчитать, что это убийца, и отбросить саму возможность существования сообщника?

— Не волнуйтесь так, Сэмпсон. Объяснение вообще-то очевидно. Сам Гримшоу сказал, что у него есть лишь один партнер, — верно? Опираясь на факты, мы показали, что этот самый партнер убил Гримшоу, — верно? Потом я сказал, что партнер, убив Гримшоу, имел сильнейший мотив, чтобы попытаться свалить на кого-то свое преступление, в первом случае на Халкиса, и поэтому, сказал я, убийца сфабриковал улики. Вы меня спрашиваете, почему нет ни какой логической вероятности, что ложные улики подбросил сообщник? По очень простой причине: убивая Гримшоу, убийца намеренно освобождался от сообщника. Стал бы он убивать сообщника, чтобы затем сделать разворот кругом и взять еще одного с целью подбросить ложные улики? Кроме того, со стороны интригана фабрикация улик против Халкиса была полностью произвольным действием. Иначе говоря, для выбора «приемлемого» убийцы в его распоряжении был весь мир. Вот он и выбрал самого подходящего по обстоятельствам — умершего… А освободиться от одного сообщника и взять другого — это неловкий и никуда не годный прием. Поэтому, признавая преступника человеком умным, я утверждал, что он сам сфабриковал ложные улики.

— Ладно, сдаюсь! — воскликнул Сэмпсон, вскинув руки.

— А миссис Вриленд, Эллери? — проявил любопытства инспектор. — Я-то считал, что они со Слоуном любовники. Но это не согласуется с ее свидетельством, что она видела Слоуна ночью на кладбище.

Эллери размахивал очередной сигаретой.

— Одна деталь. Судя по рассказу миссис Слоун о том, как она следила за мужем, у Слоуна с миссис Вриленд был роман. Но я думаю, что Слоун, поняв, что только через жену он может наследовать галерею Халкиса, решил бросить возлюбленную и с того момента посвятить себя завоеванию благосклонности жены. Естественно, миссис Вриленд, будучи такой, какова она есть, — и к тому же отвергнутой возлюбленной, — реагировала обычным способом и попыталась навредить Слоуну как можно сильнее.

Вдруг проснулся Алан Чини. Старательно избегая встречи взглядом с Джоан, он спросил:

— А что вы скажете о докторе Уордсе, Квин? Куда он к дьяволу подевался? Почему он скрылся? Где в этом деле его место, если оно, конечно, вообще есть?

Джоан Бретт с интересом изучала свои руки. Эллери пожал плечами:

— Наверное, мисс Бретт могла бы ответить. У меня с самого начала возникло подозрение… Я прав, мисс Бретт?

Джоан подняла голову, тоже старательно не глядя в сторону Алана, и очаровательно улыбнулась:

— Доктор Уордс — мой коллега. Правда! Он один из самых умных следователей в Скотланд-Ярде.

Надо думать, для мистера Алана Чини это была отличная новость. Он закашлялся, чтобы скрыть изумление, и принялся изучать ковер еще внимательнее.

— Понимаете, — продолжала Джоан, не переставая улыбаться, — я ничего не говорила о нем вам, мистер Квин, потому что он сам мне запретил. Его очень раздражало развитие событий, и он исчез, чтобы выслеживать Леонардо без вмешательства официальных лиц.

— Значит, именно вы добились, чтобы его приняли в доме Халкиса. Таков был ваш замысел?

— Ну да. Когда я поняла, что это дело мне по зубам, я написала о своей беспомощности в музей, а музей обратился в Скотланд-Ярд, где до тех пор ничего не знали о краже — дирекция стремилась сохранить это дело в тайне. У доктора Уордса действительно есть лицензия на медицинскую практику, и в нескольких предыдущих делах он действовал как врач.

— Он ведь приходил к Гримшоу в «Бенедикт» тем вечером? — спросил окружной прокурор.

— Конечно. В тот вечер я не могла сама следить за Гримшоу, но передала записку доктору Уордсу, и он проследил за ним, видел, как Гримшоу встретился с неопознанным мужчиной…