Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Она схватила сумочку и поискала на подкладке небольшую дырочку. Найдя её, она полезла внутрь за спрятанной там ювелирной отвёрткой. Затем она подошла к полированному шкафчику из красного дерева в углу комнаты. В нём находился мини-бар – холодильник был встроен в него, так что всё выглядело роскошно и сделано из дерева – и отвёрткой она открутила четыре винта, удерживавших обшивку. Это позволило ей вытащить холодильник из шкафчика, вместе с маленькими бутылочками…

Бутылочка с грохотом и падением вывалилась из-под неё. Она потянулась за неё и нашла конверт, который положила туда накануне.

Она посмотрела на него. На лицевой стороне было напечатано её имя, имя акушера и сине-жёлтая эмблема отделения перинатологии и медицины плода Университета Джонса Хопкинса. Она собиралась положить его в сумочку…

Часы тикали, но вместо этого она открыла его и в последний раз взглянула на УЗИ. Кто знает, когда ей представится возможность увидеть его снова? Смотреть было особенно не на что – размытое чёрно-белое изображение тёмного пятна внутри более светлого. Материнский инстинкт у неё был не очень развит.

— на самом деле она все еще надеялась, что Кремль прикажет ей полностью прервать беременность, — но глядя сейчас на этот комок, она не могла не задаться вопросом, что с ним станет.

Она убеждала себя, что ей всё равно. Она была нейтральной. Беспристрастной. Плод был собственностью Гречко. Бог свидетель, это была его идея. Он даже давал ей гормональные таблетки из лаборатории в Свердловском военном городке, чтобы повысить её фертильность. Нужно быть реалисткой. Путешествуй налегке, сказала она себе.

Никому не доверять. Ничего не чувствовать. Лэнс никогда не приедет в Москву играть в « Счастливые семьи» . Он никогда не полюбит её. Более того, если она когда-нибудь снова его увидит, это будет означать, что либо он нашёл её, чтобы убить, либо ГРУ успешно вынудило его сбежать. В любом случае, он узнает, что она сделала, как она его предала, и возненавидит её за это.

Внезапно по её спине пробежал холодок, но теперь уже бесполезно сомневаться. Она заправила постель. Теперь ей придётся в ней спать.

«Я рожу ребенка не для того, чтобы ты его убил», — сказала она Гречко на второй встрече.

«Мы никогда его не убьем», — выдохнул он, как будто сама эта мысль потрясла его.

«Боже мой, Кларисса. Мы не монстры».

«Я знаю, на что способен Кремль», — сказала она с пепельным лицом и предельно серьёзным видом.

«Не будет никакого угла», — сказал он. «Ребёнок даёт нам рычаг. Это значит, что нужно обеспечить его безопасность. Обеспечить вашу безопасность».

«Я не уверен, что ты сможешь подтолкнуть такого мужчину, как Лэнс, только из-за ребенка».

«Узнаем, правда?» — сказал Гречко, и она задумалась. Они действительно не знали. Кто мог такое предсказать?

«Ты играешь с огнем», — сказала она.

«Я привык играть с огнем».

«Вы привыкли к ожогам?»

Это было последнее, что она ему сказала. На этом их встреча завершилась.

Она убрала фотографию обратно в конверт, а конверт положила в сумочку, рядом с выданной ей агентством 9-мм «Береттой». Она собиралась засунуть «Глок» Арсена за пояс юбки, в неудобное место…

Ей определённо придётся остаться в пальто, чтобы скрыть его, но в последний момент она решила вернуть его за мини-бар, где лежал конверт. Кто знает? Может быть, она вернётся. Может быть, она будет этому рада.

Она прикрепила обратно панели из красного дерева вокруг мини-бара, затем бросила остальные вещи в чемодан (он был небольшим, она взяла с собой только то, что ожидалось от поездки на выходные), и защелкнула защелки.

Вот оно, подумала она, глядя на него. Это всё, что она возьмёт с собой из одной жизни в другую. Ни один предмет из этого чемодана не был взят из-за сентиментальной ценности. Те немногие личные вещи, что у неё остались с детства – обручальное кольцо матери, их фотография вдвоём на Кони-Айленде, когда ей было восемь, фотография золотистого ретривера по кличке Люси – всё ещё лежали там, где и всегда, в запертом ящике тумбочки в её квартире в Вашингтоне. Она больше никогда их не увидит.

Это не такая уж большая жертва, сказала она себе – ей уже приходилось срываться с насиженных мест, обрывать связи, ничего нового – но что-то ныло в душе подсказывало, что на этот раз всё по-другому. На этот раз это было путешествие в один конец. Словно иммигрант из далекого прошлого, прибывший морем, она никогда не вернётся на родину. Город, где она родилась, могила матери, даже фоновый шум американской жизни – лица на монетах, синева почтового ящика, щит на межштатном дорожном знаке – всё это она больше никогда не увидит. Отныне она будет беглянкой, иностранкой, предательницей в бегах. И она будет в России, где семь месяцев в году лежит снег, а её знание языка было в лучшем случае рудиментарным. Ей нужно было быть готовой к этому – к новому имени, к новой личности, к тому, что она зайдёт в продуктовый магазин и не узнает ни одного бренда. Учитывая обстоятельства, эти опасения могли показаться незначительными, но она вдруг ощутила их с такой остротой, какой раньше не ощущала. Вот оно. Она перешла Рубикон.

Она снова посмотрела на часы. Она опоздала. Она была почти на месте. Ещё одно препятствие, и она будет дома. Гречко вызовет машину, чтобы отвезти её на какой-нибудь дальний аэродром, окружённый кукурузными полями и

Забор из колючей проволоки. По крайней мере, так она себе это представляла. Она подойдёт к самолёту ГРУ на небольшой частной взлётно-посадочной полосе, поднимется по трапу, сядет в самолёт, и – пуф! – её не будет. А Рот и Лэнс останутся чесать затылки, гадая, где они ошиблись, как они упустили самое большое предательство в своей жизни. Она представила себе это, выражение их лиц. Может быть, когда-нибудь в далёком будущем, когда она будет лежать у бассейна на черноморском курорте, потягивая шампанское и закусывая блинами с белужьей икрой, она отправит им открытку.

Она поняла, что нужно быть человеком определенного склада, чтобы совершить подобное.

Нормальные люди не предают свою страну. Они не рискуют своей жизнью. Они уж точно не беременеют по указанию иностранного правительства. Как Рот мог это пропустить? Он же не забыл. Он не оставил камня на камне, не изучил ни одной записи, не допросил ни одного свидетеля. Он рассмотрел её со всех сторон, через все призмы.