Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

«У твоего парня, конечно, есть деньги», — сказал таксист.

«Если бы он этого не сделал, — сказал Лэнс, — никто бы не платил мне, такому, как я, за то, чтобы я сидел здесь и смотрел».

«Думаю, нет».

«Преимущество быть обычным парнем», — сказал Лэнс.

Таксист рассмеялся: «Никому, кроме наших жён, нет дела, с кем мы трахаемся».

Лэнс откинулся на спинку сиденья и наблюдал за водителем «Мерседеса».

Он закурил сигарету и встал рядом с машиной, куря. Он явно собирался подобрать пассажира. «Если мой парень выйдет, — сказал Лэнс, — ты пойдёшь за ним?»

Таксист выдохнул сквозь зубы, словно он был бы рад услужить, но не мог. «Слушай, приятель…»

«Это будет недалеко».

«Дело не в этом, просто мы говорили о том, что нужно ждать. Ждать — это одно, понимаешь?»

«Я дал тебе две купюры за ожидание».

«Хорошо», — сказал водитель. «Две купюры. Это… ну, вы понимаете…»

Тогда они оба замолчали. Лэнса ничуть не волновало, что придётся заплатить больше, но ему нужно было выглядеть соответственно, иначе у водителя возникнут подозрения. «Мне очень нужно посмотреть, куда этот парень поедет дальше», — сказал он.

«Мы ждём», — сказал водитель, — «но преследование — это совсем другое дело. Люди ужасно злятся, если думают, что за ними следят».

«Ты будешь держаться на расстоянии, и они не заметят».

Он дышал сквозь зубы. «Совершенно другая игра», — повторил он.

«Насколько отличается?» — спросил Лэнс.

Водитель нахмурился, словно производил в уме сложный подсчёт. Он взглянул на Лэнса, пытаясь понять, на что тот согласится, а затем буквально с потолка взял свою цифру. «Три?»

«Три?» — спросил Лэнс.

«Да, ты знаешь. Далее следует...»

«Это совсем другая игра», — сказал Лэнс.

"Точно."

Лэнс минуту молчал. Шофёр снаружи стряхнул окурок и сел обратно в машину. «Давай ещё две», — сказал он.

Водитель знал, что может получить больше двух. Он получил две, просто чтобы просто сидеть. Лэнс тоже это знал, но торг был важен. Он бы его заинтриговал. «Если этот парень настолько важен, что мы торчим здесь посреди ночи, — сказал водитель, — значит, он достаточно важен, чтобы заплатить ещё три, чтобы проследить за ним».

«Я не знаю, сколько, по-твоему, у меня денег», — начал Лэнс.

«Насколько мне известно, этот парень, за которым вы следите, — серийный убийца», — сказал водитель.

«Ты думаешь, я поеду за серийным убийцей на такси?»

«Я не знаю, за кем бы вы последовали».

«Он биржевой маклер».

«Это ты так говоришь».

Лэнс пожал плечами, изображая спокойствие, пытаясь сделать вид, будто платит из своего кармана. Кто-то появился в дверях консульства, но это был не Гречко. Он вышел на крыльцо, оглядел улицу и поговорил со швейцаром.

«Кто это?» — спросил водитель.

Лэнс пожал плечами, но ему нужно было заключить сделку до того, как выйдет Гречко. «Слушай, — сказал он, — я дам тебе триста долларов, чтобы ты проследил за тем «Мерседесом», но только если ты его не потеряешь и тебя не заметят».

Водитель не был уверен. «Куда он нас повезёт?»

«Кому какое дело? Ты же не заработаешь триста долларов на проезде в это время ночи».

«Если он покинет остров...»

«Если он покинет остров, я дам тебе еще сотню».

Голос по радио пересказывал счёт хоккейных матчей, и Лэнс сказал: «Вот что я тебе скажу. Если бы «Детройт» вчера вечером победил «Рейнджерс»…»

«Детройт ни за что не победит Рейнджерс».

«Ты смотрел игру?»

"Нет."

«Я тоже», — сказал Лэнс. «Давай поспорим. Если выиграю, ты погонишься за этим «Мерседесом» за триста баксов».

«А если проиграешь?»

«Я не проиграю», — сказал Лэнс.

OceanofPDF.com

10

Яков Киров был человеком, который любил роскошь. Среди его имущества, его единственной настоящей любовью, был кабриолет Ferrari 375 America Vignale 1954 года, хотя он так и не научился водить и не собирался. У него также была картина Марка Ротко без названия размером 12 на 8 футов , которую он хранил в темном, как смоль, хранилище с климат-контролем в аэропорту округа Вестчестер. Или же кулон Tiffany & Co. с сапфиром в форме геральдической лилии весом в семнадцать карат, предположительно подаренный Генри Фордом маршалу Филиппу Петену. Он купил его у арт-дилера из Буэнос-Айреса, специализирующегося на нацистских сокровищах, и, как ни странно, флагманский магазин Tiffany на Пятой авеню отклонил его многочисленные просьбы о проверке подлинности.

Неважно. Их отказ, который он имел в письменном виде, был единственным доказательством, которое ему когда-либо было нужно для подтверждения происхождения этого документа.

В его погребе вино и коньяк поставлялись фургонами, контрабандой через контейнерный терминал порта Ньюарк, которую провозил албанский гангстер.

Его прозвали Бичакчиу Коллаборационистом . Киров никогда не спрашивал, в чём он участвовал. Ему было всё равно. В углу подвала стоял хьюмидор площадью в триста квадратных футов, заполненный кубинским табаком, подпадающим под эмбарго. Восьмидесятилетний фермер из Вуэльта-Абахо приходил раз в месяц, чтобы осмотреть листья и скрученные вручную панателы и гран-короны.

По мнению Кирова, после детства, проведенного в послевоенном Санкт-Петербурге, – времени, которое он вспоминал как бесконечную серую муку сырых доходных домов, водянистого супа и зверских издевательств, – все, чем он теперь баловал себя, было лишь самым малым, чего он заслуживал. Красные атласные туфли с золотыми кисточками на ногах, такой же халат, расшитый золотой нитью двуглавым орлом Российской Федерации, инкрустированный бриллиантами хронограф Piaget на запястье – все это было ему должно, было уплатой долга.

Его философия была философией лотофага. Каждая прихоть, каждое плотское желание, каждая телесная потребность должны были быть удовлетворены – даже пресыщены до тошноты – прежде чем возможность будет упущена и потеряна навсегда. Когда он ел, он пресыщался. Жадность была благом, жизнь коротка, а судьба жестока, так что бери, пока есть возможность. Так он и жил.

И если какие-то из его вкусов делали его слишком показным, слишком похотливым в отношении того, что предлагала жизнь, возможно, даже чуть более вычурным, чем предпочли бы ортодоксальные кремлёвские консерваторы, что ж, пусть будет так. Он был стар. Он отработал своё. Его грешки – как он любил называть бесконечный поток скандально молодых эскортов, приходивших и уходивших из его спальни – были заслуженной слабостью.

Бог знает, он за них заплатил, и не одним способом.

Они говорили, что душу человека невозможно оценить. Яков Киров знал другое. И Нью-Йорк тоже знал другое, поэтому это место так ему