Без очереди в рай - Диана Вежина

Всё-таки я отношусь к числу людей, для которых обращение на «ты» не всегда способствует легкости общения. Вот сказанула, а? И тем не менее: «выканье» — дистантно, имя-отчество и есть просто имя-отчество. А на «ты» мне почему-то трудно сразу же выбрать обращение, удобное и мне, и собеседнику. Юрий? Юра? Юрик? капитан? просто по фамилии — Тесалов? Странно, может быть, но лично для меня переход на «ты» сродни едва ли не именованию наново; извините, впрочем, увлеклась, чтобы не признать, что заболталась. Что в имени тебе…

Итак:

— Послушай, капитан…

— А без «капитана» нам не обойтись? — перебил Тесалов.

А я о чем?

— Попробуем. — Тогда в безличной форме: — Может быть, ты всё же объяснишь, что это за дело о маньяке? С чего волна пошла? Хотя бы коротко.

— Ну, если коротко, то… — Он пожал плечами. — Говорю же — бред. Дело всё — нелепость на нелепости. Марш бравых идиотиков имени товарища Козлова.

— Иже с ним. Немного поподробнее, пожалуйста. Или как у вас — уставом не положено?

— Не покладено, дражайший доктор Кейн. Ничего, спишем на сотрудничество в интересах следствия. К тому же ты у нас невинно пострадавшая… А дело в том, что дела-то на деле никакого нет, прости за тавтологию. Есть несколько смертей, часть из них со странностями, да, но всё остальное от лукавого. Ну что, по-твоему, существует общего между умершим своей смертью стариком и двумя зарезанными бабушками в запертой квартире?

Я малость офигела:

— Откуда я… по-моему, ничего.

— И по-моему, как, впрочем, и по-всякому. Со старушками понятно: дело темное, копаем как могём. А что до старика, то когда его случайно обнаружили, он разложился весь. Никому до человека дела не было. Допускаю, что такое безразличие к ближнему есть тоже криминал, но никак не нами наказуемый. И не так уж редко, кстати говоря, такое в нашей практике случается. Или вот еще занятный эпизод…

— А сколько их всего, этих эпизодов?

— Как считать. Там, где смерть бесспорно криминальная — один: те две старухи в адресе. А там, где налицо кое-какие непонятки, было три. Теперь осталось два: один раскрыт — и представь, без нашего участия.

— Ты начал о занятном.

— А кто-то перебил… хотя о нем и речь. Знаешь, факты вещь действительно упрямая, но вертеть их можно так и сяк, пока на место встанут. Запутки возле трупа еще не означают на все сто, что смерть была насильственной. Бывают в жизни совпадения. Иное дело, иногда соблазн подстроить факты под гипотезу сильней, чем здравый смысл…

— Особенно в отсутствие последнего… Ладно, извини. И дальше что?

— Насчет смертоубийства — ничего. А занятный эпизод такой. Представь себе, жила-была старушка. Немощная бабушка была, родственники где-то далеко, ухаживать за ней, понятно, некому. А в интернат для престарелых никому не хочется. Хорошо, соседка по лестничной площадке сердобольная — за некую посильную для старушки денежку пищу ей готовила, квартиру прибирала, то да сё…

— Знакомый вариант. Сама с таким встречалась.

— Вот именно. Да, следует сказать, что старушка ей и ключи доверила — так, удобства для, на всякий случай. Та, как водится, в один прекрасный день нашла старушку мертвой, а в квартире явно кто-то пошукал. Соседка, как положено, вызвала милицию, показала, что в квартире пропало кое-что — серебро столовое, к примеру, на самом деле — мелочи, нечего там по большому счету было брать. Такая вот картинка получается.

— И что же?

— Ну, небезызвестный нам Козлов был рад грешить на серию — в хронологическом порядке это оказался третий эпизод с запутками. Но закавыка заключалась в том, что судмедэксперты злодейства не увидели. Кража, получается, была, а убийства типа как и не было. Как тебе?

— Не знаю. Так и что?

— Ничего. Просто через пару дней соседка-ключница мужа своего с повинной привела. Алкаш он у нее, кое-как электриком работает. Обещался он старухе счетчик открутить — сугубо из гуманности, естественно, чтобы Чубайс икры не переел. Договаривался он с ней накануне, на следующий день пришел с работы, малость датый был. Супруги дома нет, добавить хочется, старуха вроде денег обещала. Он пошел, к бабуле позвонил, она не открывает. Мужик решил — заснула, может быть; а выпить невтерпеж. Он разыскал ключи, зашел. А там бабулька в самом деле в коечке скучает, правда, мужичонка говорит, холодная уже.

Я покамест ничего не понимала:

— Так это он ее?

— Ни в коем случае. Экспертизой время смерти установлено, алиби на тот момент у него надежное, мы от греха проверили. К тому же будь это насильственная смерть, эксперты так или иначе бы заметили. Попросту мужик недолго думая на голубом глазу покойницу обнес. Ну, по принципу: ей, дескать, ни к чему, а вот ему не худо бы поправиться. Вот и поправлялся пару дней, а затем перед женой покаялся. Знаешь, почему-то эти сердобольные гражданочки в семье как правило законченные стервы. То ли у нее законопослушание в промежности взыграло, то ли просто муженек осточертел… или испугалась, может быть, что на нее подумают. Короче говоря, в милицию козла сдаваться погнала.

— И как?..

— Что — как? Конец главы. Теперь как суд решит: светит мужичку года три как минимум. «Повиниловка», сидельцы говорят, смягчает наказание, но продлевает срок. А дуре-бабе очень повезет, если с конфискацией приговор не вынесут.

Я припомнила недавнюю нашу пикировку:

— Бывает. Это анекдот?

Тесалов ухмыльнулся:

— Ни в коем случае, доподлинная быль, — возвратил мне реплику Тесалов. — К слову, между нами говоря, что-нибудь коснись меня, к примеру, я бы в рамках нашей правовой системы на справедливость бы рассчитывать не стал. Правосудие у нас резиновое, как презерватив.

— В смысле — растяжимое?

— В том смысле, что, прости, фуевое. Всё сгнило с головы.

— Циники вы, господа правоохренители. Сами же скулите, но как очередной министр проворуется, так всё ему условно, включая конфискацию, а как кто-нибудь попроще с голодухи колбасу с прилавка уведет, так расстрел пожизненно как минимум. Я не чересчур преувеличила?

— Так, разве что слегка. Правда, с этим не к ментам, а к законодателям. Ну и к прокурорским и судейским заодно — гниль на гнилье сидит.

— Хрен редьки… извини, но лично мне монопенисуально. Тебе перевести?

— Подтекст я уловил. Сам люблю ругнуться на латыни. Не веришь? Dura lex sed lex: закон суров, но дура он и дура, потому как дура он и есть — и притом, что характерно, полная. Как тебе?

Блеснем-ка ерундицией:

— Не дура дуру кроет. Между прочим, слово durus в латинском языке изначально означает твердый, жесткий, а твердое