Валерий Поволяев - Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

Стройку окружил милицейский кордон, следователи начали трясти рабочих, двух прорабов-молдаван, приехавших в Москву на заработки, несчастные люди, им теперь не выбраться из Белокаменной, затаскают, засудят за то, что не присмотрели за бадьей. Арестовали специалиста по технике безопасности, жалкого старичка с лиловым носом, остальных взяли на карандаш...

Единственный человек, которого милиционеры беспрепятственно выпустили из кольца, был пацаненок со школьным профилем, случайно оказавшийся на стройке.

- А ну вон отсюда, пока я твою мать не пригласил в детскую комнату! рявкнул на него майор, командовавший облавой.

Жига исчез стремительно, словно дух бестелесный, даже тень его нигде не промелькнула, а милицейские мужи продолжали изучать бадью, труп да следы, оставшиеся на лесах.

Черный похвалил Жигу - впрочем, самого Жигу он так ни разу и не видел, и видеть не собирался, - киллер должен знать только одного человека, того, который дает ему задания, в данном случае - Веревку, так что слова похвалы он передал Веревке. Добавил:

- Если дело так пойдет и дальше, то очень скоро ты, парень, пойдешь на повышение, из "шестерки" превратишься в "семерку".

- Рад стараться! - по-солдатски ответил Веревка и на следующий день передал Жиге новое задание - убрать одного продажного деятеля в милицейских погонах, "крысака", который работал и на наших, и на ваших, и на "паханов" со стороны. Короче, надоел продажный мент кое-кому хуже горькой редьки.

Узнав о новом задании, Жига поморщился:

- Убрать мента - штука сложная! - Будто у него был опыт по этой части. - Мент - это мент. Отказаться никак нельзя?

- Никак.

Жига снова поморщился.

- А если я все-таки откажусь?

- Тогда я тебе не позавидую. - Веревка произнес эти слова таким тоном, что у Жиги под мышками, как у толстой бабы, стало мокро.

- Ладно, - произнес он нехотя, передернувшись нервно лицом.

Поразмышляв немного, Веревка постарался успокоить подопечного.

- Ты это... - сказал он, - ты не дрейфь, Пенек! Понял? Менты - такие же люди, как и все остальные. Такие же мясные, костяные, с соплями и жилами, так же харкают кровью, когда их угощают свинцовым "диролом".

Жига ушел домой, не сказав Веревке ни слова, - просто развернулся и медленно, будто очень усталый, сгорбленный старичок, побрел домой, загребая носками ботинок пыль по дороге и думая о том, что завтра Нина Порфирьевна обязательно устроит какой-нибудь новый опрос насчет "кем быть?" - такое у него было предчувствие. И сдвинув в ехидной улыбке свой жабий рот, обязательно поинтересуется, кем же хочет стать в будущем её ученик Жигунов.

Прошлый раз он лихо обрезал её. От возмущения у старой квашни едва не потрескались стекла в очках... А что он ответит сейчас?

Наверное, то же самое, только оснований для такого ответа у него будет гораздо больше, чем месяц назад.

Дома он спрятал деньги. Потом, словно бы вспомнив о чем-то, снова извлек скромную долларовую пачечку, аккуратно уложенную в конверт, пересчитал купюры и вздохнул. Если бы у него сейчас спросили, для чего конкретно он копит деньги, он не ответил бы на такой вопрос. Конкретной цели у него не было.

Может, на учебу в институте, может, на автомобиль - такой же, как у Веревки, может, на отдых в Турции, может, ещё на что-нибудь. Он вновь спрятал доллары в конверт, конверт засунул в одну из книг - ни отец, ни мать тягой к чтению не отличались, так что в книгу эту они никогда не заглянут. Даже случайно.

Веревка, конечно же, прав: менты - такие же уязвимые люди, как и все остальные, у них те же кости, та же кровь, то же мясо, они так же подвержены страху... Может, они только подлее да мстительнее других, но и то бабушка надвое сказала: для одних менты бывают подлы, как немецко-фашистские оккупанты, расстрелявшие Зою Космодемьянскую в селе Петрищеве - или что они там с нею сделали? Для других - милее коммерческого банка, в котором с ума сошел управляющий, решил выдавать вместо деревянных рублей полнокровные баксы. Но от задания отказываться нельзя. Во-первых, это гонорар, а во-вторых... Жига почувствовал, как у него внутри, в низу живота, образовался холодок. Он начинал понимать, что из этого круга ему уже не выбраться. Лучше обмозговать, как потише провернуть дело.

Таких клиентов, как этот капитан, надо снимать с безопасного расстояния, с чердака какого-нибудь здания, из скорострельной винтовки с оптическим прицелом, как сняли Квантришвили, но Жига понимал, что винтовку ему никто никогда не доверит, эта штука слишком дорогая, и Жига сожалеюще вздохнул.

Значит, придется что-нибудь скумекать - так, чтобы было безопасно и без осечки. Он вновь подумал: а не отказаться ли от этого "почетного" поручения? Нет, нельзя. Веревка прав: этим он подпишет себе приговор.

Услышал, как в соседней комнате зашаркала шлепанцами мать, стукнула дверью и остановилась в проеме двери, сосредоточенно и как-то встревоженно посмотрела на сына и так же, как и он - это у них было родовое, - подергала губами:

- Не узнаю я тебя, сын!

- Я и сам себя, ма, не узнаю, - хрипловатым, совершенно взрослым голосом отозвался Жига, приподнял одно плечо - жест был и вопросительный и недоумевающий одновременно, - вздохнул слишком громко - не сумел удержаться.

Если же достать автомат, то тогда проблем вообще не будет - автомат кого угодно переорет и что угодно обгонит, даже английский "ягуар". Но если ему не дадут винтовку, то автомат не дадут тем более. Жига поскреб пальцами висок: что же делать, что делать...

Для начала надо было разведать места, где лучше подстеречь капитана, и уж потом, выбрав точку, танцевать дальше. Жига вздохнул, остановил взгляд на пустом проеме двери - мать исчезла. Жига вновь подергал губами, сглотнул слюну и пошел спать: утро вечера мудренее.

Он установил, что капитан любит ходить в одно уютное тихое кафе недалеко от "Макдоналдса", расположенного на Тверской улице, - у него там директор был приятелем, а девочка, сидевшая за кассовым аппаратом, любимой подстилкой. В этом кафе капитан бывал регулярно, выпивал две кружки светлого бочкового пива "Балтика" номер три, съедал традиционные шпикачки, поджаренные на медленном огне, запивал съеденное ещё одной кружкой пива и исчезал, прихватив с собою кассиршу.

Это было первое место, которое любил продажный капитан, вторым же любимым местом была баня. Он приезжал в бывшую олимпийскую деревню, в один из спортивных комплексов. Там для спортсменов построили первоклассные парилки с циркулирующими и прочими душами, сбивающими со всякого огрузневшего человека лишний жир, с бассейнами и специальными приспособлениями, на которых можно основательно размять косточки.

Капитан обычно снимал себе отдельный номер, как правило, старался взять номер побольше, приезжал со своей кассиршей и выходил из него, выполнив программу целиком - ровно через три часа. Создавалось впечатление, что у капитана в его ментовке не было никакой работы и время свое он посвящал лишь двум увлечениям - пиву и бане.

"Нет на этого мента Нины Порфирьевны, - Жига усмехнулся, - она бы живо обучила его тому, как подлинный властелин России должен трескать пюре из свеклы и намазывать горчицу на хлеб". Удивился тому, что в голове стали рождаться какие-то сложные фразы, да и мысли, которых раньше не было. "Чего-то там сдвинулось в извилинах, - Жига снова вздохнул, спичкой почистил ногти, - как бы котелок от напряжения не накренился..."

И все-таки где лучше взять мента в оборот - в кафешке, где он любит перемигиваться с кассиршей, или в бане, где он её раскладывает, будто цыпленка-табака на сковородке?

Домашнего адреса капитана Жиге не дали, словно бы его и не было, словно бы этот поганый мент, будто бабочка, перелетал с цветка на цветок и тем довольствовался.

Жига опять вздохнул. Что-то муторно ему было. Он никак не мог найти ответа на вопрос "где лучше"? На следующее утро он поехал в кафе, оглядел подступы к нему, потом, небрежно посвистывая, сунул руки в карманы на манер Гавроша и вошел в кафе. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять: здесь он может попасть в ловушку. Ему легко закупорят выход.

Кухонька в кафе была небольшая, она просматривалась насквозь прямо из зала, - просто крохотная кухонька, окно зарешечено, окно в подсобке также зарешечено, дверь, которая обычно из кухни выходит во двор, здесь отсутствовала.

В углу стоял музыкальный автомат, из двух круглых, подвешенных к потолку динамиков лилась тихая грустная музыка. Жига усмехнулся: ну, прямо к случаю похоронный марш!

Из кухни выдвинулся толстый человек с пухлыми влажными губами. Директор. По-нынешнему - хозяин. Вытер руки о брюки.

- Чего тебе, пацан?

Жига молча развернулся и вышел из темного, маленького, пахнущего табаком зала. Места в зале действительно было в обрез. Стены обтянуты тканью, посетители курят много, а ткань охотно вбирает в себя табачный дым. И держит его долго, цепко. Даже если кафе переместится отсюда куда-нибудь, а здесь расположится аптека, стены все равно будут пахнуть табаком и запахом марганцовки и йода пропитаются нескоро.