По лезвию денег - Сергей Павлович Бакшеев

Ознакомительный фрагмент

тронул за плечо. Я обернулся и увидел ошарашенное лицо Олега. Он тыкал пальцем в мой монитор на мигающие красные конвертики экстренной связи:

— Серов, ты что, сообщения не читаешь? Поток жалоб завалил службу поддержки. Зависли все наши банкоматы. Все!

— Я как раз разбираюсь. — Я посмотрел на раскрытую программу и удивился. Я менял какие-то коды, что-то правил, но что именно совершенно не помнил.

— Ты прочти! Наши инкассаторы не могут собрать выручку, не срабатывают сервисные карты.

— Сервисные карты, — эхом повторил я и потянулся в ящик стола за специальной пластиковой картой, с помощью которой производят инкассацию и тестирование всех систем банкомата.

— А ну-ка дай посмотреть. — Голиков отодвинул меня от монитора, стал тыкать пальцами по клавиатуре. — Вот в чем засада. Ты перезагрузил программу, после этого начались сбои. Какие изменения ты внес?

— Я? Кажется, никакие.

Я беспомощно вертел в руках сервисную карту.

— Кажется? Да вот же, с твоего компьютера ушло обновление. Смотри!

— Не помню, — честно признался я.

— Ну, знаешь, — Олег округлил глаза и покачал головой.

На моем столе затренькал служебный телефон, по мигающему индикатору с номером «1» стало ясно, что вызывает владелец банка. На меня накатила тошнота. Я несколько часов прислушивался с собственному организму в мучительных поисках подвоха, и организм ответил на провоцирующее ожидание. Из желудка поднималась рвота, я стремглав выбежал в туалет.

Голиков проводил меня удивленным взглядом и осторожно поднял трубку.

— В чем дело, Серов? Какого хрена так долго возитесь? — сыпал ругательствами наш босс Радкевич.

— Говорит не Серов, это Голиков.

— А где твой начальник? Почему он не отвечает на мои звонки? Что у вас творится? Все банкоматы не работают.

— Борис Михайлович, сбой произошел по вине Серова.

— Это не сбой, а диверсия! Я терплю убытки, а вы ни черта не делаете.

— Моей вины нет, за свои действия готов ответить. А вот Юрий Андреевич…

— Что ты мямлишь, говори четко.

— Он перезагрузил программу управления банкоматами. После этого начались неприятности.

— Почему? Ошибка?

Голиков понял, что ему выпал шанс. Грех не воспользоваться промахом начальника, если можно занять его место. Он торопливо заговорил, понизив голос и с опаской глядя на дверь:

— Борис Михайлович, я опасаюсь за Серова. У него крыша едет. Буквально. Вчера явился бледный, с перепоя, сегодня вообще не в себе. Я его спрашиваю: какие изменения ты внес в программу, а он не помнит, реально не помнит — глаза пустые. Такое впечатление, что Серов свихнулся. Вы сами на него посмотрите. Он может такого натворить.

— Он уже натворил. Ты сможешь исправить?

— Постараюсь.

— Занимайся, подключай других сотрудников, а Серова немедленно ко мне.

Вернувшись из туалета в ужасном состоянии, я застал коллегу на своем рабочем месте. Олег, не отрываясь от монитора, коротко сообщил:

— Тебя Радкевич вызывает. Срочно.

— Я как раз собирался с ним поговорить, — промямлил я, погруженный в свои мысли.

Как только я вошел в кабинет босса, Радкевич метнул раздраженный взгляд и брезгливо поморщился при виде бледного поникшего сотрудника.

— Ты о чем думаешь, Серов?

— Я хотел попросить вас. Мне нужен кредит.

— Какой еще кредит?

— Двести тысяч евро. У меня дочь… Хотя бы сто пятьдесят.

— Что? — взвился Радкевич, поднимаясь из-за стола. — Ответь на вопрос: ты обновлял сегодня программу управления банкоматами?

— Понимаете… — Я замялся.

— А что тут понимать. Мне уже доложили, что по твоей вине я терплю убытки, а ты настолько обнаглел, что просишь у меня деньги. Это не просто наглость, это издевательство!

— Понимаете, у меня сегодня…

— Да наплевать, что у тебя! Вчера мы поговорили, ты вроде бы согласился, а сегодня занимаешься вредительством.

— Нет.

— Я этого не потерплю!

— Я попытаюсь…

Радкевич с подозрением всмотрелся в мое лицо:

— Ты что, под кайфом?

— Всего две таблетки, успокаивающих, — оправдывался я, но лучше бы этого не произносил.

— Таблетки, значит, — покачал головой банкир и рубанул воздух ладонью: — К компьютеру ты больше не подойдешь. Ты свободен. Вообще свободен. С сегодняшнего дня ты уволен, Серов.

— А как же… — Я видел перед глазами больную дочь, а Радкевич сумму в графе убытки.

— Убирайся! — рявкнул он.

Я покинул кабинет словно во сне. Неужели моя болезнь написана на моем лице. Первый день, как я узнал, и уже такой кошмар. Что же будет дальше.

На рабочем месте меня встретил притихший и вежливый Голиков.

— Слушай, старик, мне позвонили, сказали не подпускать тебя к компьютерам. Ты должен собрать личные вещи и… — взгляд Олега красноречиво переместился на дверь. — Извини, это приказ Радкевича.

И только тут ко мне пришло понимание необратимого. Меня увольняют. Никаких новых кредитов я не получу, и старые не смогу выплатить. У нас заберут новый дом, автомобиль, и это будет в рамках закона. Дочь не получит нужного лечения, жена возненавидит меня, и я стану бедным и больным.

Сотрудница службы персонала принесла какие-то бумаги, попросила расписаться.

— Мне положена компенсация, — напомнил я.

— Это не тот случай. — Женщина мягко улыбнулась и забрала подписанные документы.

— Почему не тот? В случае увольнения мне полагается…

Но вежливая дама уже покинула кабинет. Голиков заблокировал доступ ко всем компьютерам, кроме своего, и углубился в работу, словно меня здесь не было. Я почувствовал бессилие: я лишний, меня выбрасывают. И тут же во мне вскипела злость. Ах, так! Мне терять нечего, скоро я сдохну, поэтому могу делать, что захочу. Например, набить морду боссу.

Я написал на листке сумму своей зарплаты за три месяца, стремглав поднялся на этаж и ворвался в кабинет Радкевича.

— По договору мне положена трехмесячная компенсация. — Я припечатал листок к столу и подвинул к директору.

Тот ответил тихо с кривой улыбкой и нескрываемой издевкой:

— Засунь в задницу этот договор.

Я выбросил кулак вперед через стол, но Радкевич ловко загородился настольной лампой. Удар пришелся по плафону. Стекло лопнуло, поранив мне руку. Увидев капли крови на костяшках пальцев, я сник. Собственная кровь напомнила мне о неизлечимом вирусе, пожирающем меня изнутри.

— Пошел вон, урод! — крикнул банкир. — Я позабочусь, чтобы тебя ни в один банк не взяли. Считай, что получил черную метку!

Упоминание о метке меня добило. ВИЧ — это метка, которой общество клеймит изгоев.

Я попятился. На глаза попалась фотография тройки лошадей, на примере которой хозяин кабинета демонстрировал полезные для управления шоры. Я сорвал рамку, хотел шмякнуть ею об пол, но в последний момент пожалел выразительные лошадиные морды. Я так и вышел с красивым постером в руках.

В свой кабинет возвращаться не стал, сразу спустился вниз. У выхода из банка дорогу мне перегородил охранник. Он должен был убедиться, что